Встреча

 
       Вздохнув тормозами,  экспресс плавно останавливается напротив здания  аэропорта, увенчанного громадными буквами «Внуково», и пассажиры, прихватив ручную кладь, чинно направляются к выходу.
       Мы с Виталькой не спешим и  выходим последними.На дворе 7 ноября и то, что называется «золотой осенью».
       Несколько часов назад мы отстояли оперативный наряд на Красной площади, затем вернулись в общежитие на Хавской, там наскоро привели себя в порядок, и вся группа отправилась в  свой первый после срочной службы отпуск на Родину.
       Я, например, не был там три года, очень соскучился по близким, и  рад предстать перед ними в новом качестве.
       - Ну что, айда в зал, уточним время отлета? -    киваю  на один из стеклянных входов. 
       - Айда, - говорит Виталька, и, помахивая кожаными портфелями,  мы входим под высокие своды.
       Народу под ними не особенно много, и все гражданские.
       - Ты смотри, и никто строем не ходит! -   изрекает  армейскую мудрость Виталька, и мы смеемся.
       Найдя на электронном табло  нужные  рейсы (Виталька летит в Донецк, а я Луганск), мы неспешно дефилируем по огромному залу и проникаемся пассажирскими настроениями.
       Минут через десять, исследовав оба этажа  и  ознакомившись с порядком регистрации, мы ощущаем чувство голода и решаем перекусить.
Завтрак был в пять утра, сейчас далеко за полдень, а до отправления наших рейсов еще не скоро.
       Работающие в зале экспресс- кафе и буфет ассортиментом не радуют, но выбирать не приходится, и мы пристраиваемся к  одной из очередей.
       Внезапно  со стороны сидящих неподалеку в пластиковых креслах пассажиров доноситься женский крик, потом трель милицейского свистка, и  мимо нас, расталкивая встречных,   несется длинноволосый парень, с зажатой в руке дамской сумочкой.
       - Опа! - цапает Виталька бегуна за плечо, а я подставляю тому ногу.
       Парень  с воплем катится по бетону и врезается башкой  в  стоящую неподалеку  тележку, а спустя секунду набегает наряд милиции, и в сопровождении потерпевшей, того уводят.
       Окружающие бурно реагируют, и  проверяют свои вещи.
       Когда до желанной  стойки остается всего ничего, рядом  с нами возникает сержант, и, козырнув, предлагает, - пройдемте.   
       - А в чем, собственно дело? - переглядываемся мы с приятелем.
       - Там все объяснят, -  делает он приглашающий жест рукой. - Прошу.
       -  Не иначе тоже жулики, - шелестит в очереди, и, сопровождаемые подозрительными взглядами, мы с Виталькой, прихватив вещи,  следуем за стражем порядка.
       В  расположенной  неподалеку комнате милиции,  за столом сидит пожилой капитан и  оформляет протокол,  перед ним, на стуле, задержанный, и здесь же потерпевшая и еще один милиционер.
      - Так, присаживайтесь, - кивает нам капитан. - Спасибо за содействие, будете  у нас свидетелями.
      - Нам не положено, - улыбается Виталька и, вынув малиновое  удостоверение, демонстрирует его начальнику.
      - Понял  - пробежав его глазами, говорит тот. - У вас такое же?
      Я молча киваю и смотрю на часы.
      - Ну что же, в таком случае  не задерживаю,  счастливого полета.
      - И еще это, - включается в разговор приведший нас сержант, - в очереди в буфет стоять не надо.
Тут неподалеку приличное кафе. Семеныч, я провожу?
      - Давай, - снова наклоняется к протоколу капитан. 
       Выйдя из комнаты, мы следуем      за сержантом к центральному выходу, за ним он останавливается и тычет рукой в сторону  небольшого, расположенного метрах в ста от здания  аэропорта, сквера.
       - Вон там кафе и буфетчицу зовут Юля. Скажете что от Андрея, накормит по первому разряду.
       - Спасибо, сержант, - говорим мы, жмем ему руку и направляемся к скверу.
       В нем  золотая россыпь листьев на дорожках, кусты уведших хризантем  и  куб кафе-стекляшки под старой липой.
       - Почти оазис, - говорю я, и  мы  заходим внутрь.
       Там разноцветные блики  льющегося сквозь стены  осеннего солнца, полтора десятка пластиковых столиков, с сидящими за ними немногочисленными  посетителями и блестящая  нержавейкой барная стойка, с вертящим бобинами импортным  «Грюндигом» и батареей разнокалиберных бутылок  за ней.



Besame, besame mucho,
Como si fuera esta noche la ultima vez.
Besame, besame mucho,
Que tengo miedo tenerte, y perderte despues.

тихо льется из колонок голос Шарля Азнавура,  и вся суета прошедшего дня остается позади.
       - Здравствуйте мальчики, -  возникает у стойки  миловидная буфетчица, в накрахмаленной курточке и наколке в пышных волосах. - Что будем заказывать? 
       - Мы, Юля, от Андрея, - подмигивает ей Виталька. - А что имеете предложить?
       - От Андрея? - заинтересовано оглядывает нас  девушка и называет несколько горячих блюд. 
       Мы выбираем эскалопы,   к ним заказываем  по салату из овощей и сыр,  а заодно бутылку  «Мадеры», в честь праздника.
       - Приятного аппетита, - говорит девушка, получив деньги, и  мы усаживаемся неподалеку за столиком.
       - Ну, с Октябрьской революцией! - разливает вино  приятель, и  стаканы отзываются глухим звоном. Вино знакомо пахнет югом, мясо сочное, а салаты  свежие, и мы с удовольствием подкрепляем силы.
       Голос Азнавура навевает грусть, за прозрачными стенами тихо кружатся  листья, хорошо.
       Потом все это нарушает  звук открываемой двери, хлопок, и  мы недовольно  поворачиваем головы.
       На пороге высоченный моряк, в  лихо сдвинутой на затылок бескозырке, широких клешах  и небольшим  чемоданом в руке.
       Знакомое лицо, выпуклые глаза, широкие прямые плечи.
       - Витька! - ору я, отпихивая стул,  и делаю шаг ему навстречу
       Челюсть у вошедшего отваливается, глаза становятся еще больше, и он радостно вопит, - Валерка!
       В следующее мгновение мы сцепляемся в дружеских объятиях,   радостно хохочем и гулко тузим друг друга по спинам.
       - Во, не иначе сослуживцы, - говорит кто-то из посетителей, и это правда.
       Витька Полдушев,  старший химик-дозиметрист  с моей лодки.
       В мае  я уехал поступать в Школу, а корабль  ушел в автономку  в Северную Атлантику.
       - Это ж надо, такая встреча! -  довольно  оглядываю я приятеля. - Никак дембельнулся?
       - А то, -  солидно изрекает он. - Вот, следую на Родину, в славный город  Чебоксары.
       - Придет ноябрь, замерзнет речка и ДМБ объявит Гречко! - басит  стоящий рядом Виталька и протягивает Полдушеву лапу, - держи краба!
       - Кореш? - косится на меня Витька.
       - Ну да, - отвечаю я,  и  следует церемония  рукопожатия.
       - Здоровый, черт, - трясет после него рукой Витька.
       - Есть немного, - белозубо скалится Виталька. -  Так че, обмоем встречу?
       Спустя несколько минут столик вооружается еще двумя «Мадерами», к Витьке подвигаются новые эскалоп с салатом, и я набулькиваю  стаканы.
       - За встречу! -  следует тост, и вино приятно холодит небо.
       - Неплохой клев, - отдает Витька дань мясу, - совсем как  у нас на лодке.
       Потом мы выпиваем  за тех, кто в море, и довольно оглядываем друг друга.
       - Ну, давай, рассказывай, как сходили, и вообще, -  наваливаюсь я локтями на столик.
       -  Сходили на два месяца в район Бермудов  и обратно,-  сообщает Витька.-    После сдали лодку и в санаторий. Ну, а затем приказ, и, как говорят, гуляй Вася.
       - Как ребята?
       - Все путем. От Мурманска до Питера  ехали весело и всем набором.
       Там сошли Свеженцев,  Гордеев, Антоненко и Иконников. С остальными простился уже здесь, на Ленинградском. Такие вот дела, - вздыхает Витька.
       - Ну а ты как? Поступил в  училище?
       - Поступил. Вот, летим с Петровичем в отпуск.
       - Отпуск это хорошо, а ДМБ  лучше, - безапелляционно  изрекает Витька, и мы смеемся.
       Далее идут воспоминания о службе, мы поочередно спрашиваем «а помнишь?», и очень радуемся, что не забыли.
       И тут я замечаю, что у приятеля  матросские погоны. Без лычек и с золотыми буквами «СФ».
      -  Не понял? - тычу в них пальцем. -  Ты ж был старшина 1 статьи?
      -  Смайнали, - сокрушенно вздыхает он.  - И еще  легко отделался.
      -?!
      - Ну да, - кивает   чубатой головой Витька.  - Загодковали мы после санатория по полной. Мол, позади три года морей и «вся корма в ракушках*».
       А чтоб молодым  служба раем не казалась, стали их жучить.  Ну, кэп и устроил нам «легкий крик на лужайке». Всех разжаловал и пообещал дембельскую автономку. Потом, правда отошел и отпустил с миром. Гуляйте, мол, засранцы. Помните мою доброту.
       После этого мы с Виталькой корчимся от смеха, а Витька  невозмутимо на нас таращится.
       Затем наступает время регистрации  рейса на Чебоксары, и, поблагодарив гостеприимную Юлю, мы  выходим наружу.
       В воздухе запах осени, шелест листьев под ногами  и высокое голубое небо.
       Спустя час,  мы стоим с Виталькой у ограждения перед  взлетной полосой и смотрим на разноцветную вереницу пассажиров, следующую к одному из стоящих там самолетов.
       За нею  парусит клешами   высокая черная фигура.
       У трапа она оборачивается и  машет в нашу сторону бескозыркой.
Мы тоже машем в ответ.
       - Прощай, Витька!