(Маленькая языческая рапсодия)
Дом полыхал сразу с четырех сторон. Столетний мореный дуб постройки почти не сопротивлялся напору огня, бревна схватывались споро и весело. Высоко в осеннее небо, насколько хватало глаз, поднимались хлопья черного пепла и дым, почти без запаха, струями уходил туда, под белесый купол сентября.
Люди с ведрами и баграми беспомощно стояли поодаль, даже не рискуя подступиться к огню. Жар пожара отражался на их лицах и в глазах, и все поняли, что огонь не уступит им ни на йоту.
А потом, с треском петарды, что-то рассыпалось под железной, еще не осевшей крышей, и в воздух фейерверком выплеснулись пестрые разноцветные бумажки. В едином порыве с дымом и пеплом они тоже поначалу поднимались кверху, но потом, покачиваясь на струях теплого воздуха, начали оседать поодаль.
— Деньги, деньги! — закричали догадливые мальчишки, и люди, побросав ведра, кинулись ловить эти бумажки.
Увы! — они подбирали то, что деньгами считалось лет восемьдесят назад. Теперь орластые бумажки были просто бонами, и разочарованные зрители пожара скоро вернулись к своим ведрам. Мальчишки же собирали взлохмаченные деньги в пачки, а скоро один из них подошел ко мне:
— Что это? — спросил он, протягивая скореженную с жара, но уцелевшую бумагу. Я взял ее и попытался прочесть...
Боже, я держал в руках страницу книги, найти которую отчаялся уже давно. Я блуждал по музеям и архивам, я перебрал руками десятки тысяч томов домашних и государственных библиотек, но удача уходила прочь. И теперь — вот она — страница из языческой библии Сабон И уже вместе с пацанами я начал перебирать отторгнутое пожаром, и через полчаса у меня в руках была почти вся книга!
А надо вам сказать, что не праздности ради гонялся я за библией Сабон. Еще в румяном моем детстве бабушка, грамотейка (и колдунья, как поговаривали) рассказала мне о ней. Вроде бы в той библии написано, как можно летать по воздуху без самолета, как повстречать своих далеких предков при жизни, и многое другое чего порассказала мне бабушка. И уже тогда я занялся поисками Сабона, и чем бы ни занимался прошедшими десятилетиями, подспудно надеялся найти библию. И совсем не потому, что хотелось мне полетать, подобно птице. И в целители записываться я не хотел, и вообще игра с языческими темными силами мне претила. Единственное, ради чего нужен мне Сабон, — узнать истоки своей фамилии.
Ведь это невыносимая недосказанность в судьбе — истоки твоего рода, — должна когда-нибудь получить разрешение. А выходило так, что во всех громадных архивах и фолиантах я не натыкался на людей с моей фамилией. Но ведь ее носят уже и мои дети, а стало быть, и для них это не праздный вопрос.
И вот он — Сабон! И в тот же вечер я сел за его чтение и расшифровку. Для начала сложил по страницам. И не хватило-то всего одной (пойти завтра на пожарище, поискать). Вопреки ожиданию, Сабон читался просто и доступно. И когда спустя пару часов я сложил странички стопкой, мне было ясно, что делать дальше.
Я снял с платяного шкафа большое — метра полтора в высоту, зеркало приставил его к стене. На всякий случай четыре витых восковых свечи у меня имелись, и я зажег их перед зеркалом.
И в бледном отствете свечей увидел в зеркале странное отражение комнаты. Вроде бы моя спальня, но откуда там эта дорожка на полу. И что это за тени шевелятся в глубине отражения?
С сердечным трепетом я взял Сабон и начал читать заклинание первой страницы. И уже ноги сами подвели меня к зеркалу, и я сделал первый шаг за его грань. И..!
Ничего не произошло. Я оказался на ковровой дорожке, которая вела куда-то вглубь комнаты, к хорошо видимому свету в дверном проеме. Я шел по дорожке, а по сторонам слышался неясный шепот, ко мне подходили какие-то люди в белом, едва слышно что-то спрашивали. Я молчал, и с оторвавшимся от страха сердцем медленно шел к свету.
И пришел. Посредине громадного светлого чертога на возвышении сидел старец. Его белые волосы, стекая по таким же белым одеждам, струились вокруг возвышения. Над нашими головами не было крыши, а только небо с огромными хрустальными звездами.
Я развернул Сабон, и, заикаясь, вымолвил:
— Дедушка Ведун, расскажи мне, откуда я пришел?
И старик широким жестом провел вокруг себя. Я поднял глаза, и увидел, что по периметру чертога темнеют проемами восемь дверей. Старик так же молча указал мне на восьмую. Я прошел туда, не поднимая глаз.
И сразу же за порогом оказался в монастырской келье, темной, но сухой. Тяжелый дубовый стол с серебряным подсвечником, книги на двух досчатых полках, запах ладана. И — старик на топчане с соломенным тюфяком в углу. Ои явно доживал последние минуты. Безвольной рукой старик потянулся к столу, и я понял, что он хочет достать плошку с водой. Я метнулся, помог ему, старик отхлебнул и хрипло вымолвил:
— Здесь, в Киево-Печерской лавре, все меня знают под именем Петра Могилы. Надеюсь, что ведают обо мне и на Руси.
— Да, но я хотел бы узнать о своей фамилии...
— Не перебивай, — сурово сказал старец. — Я как раз и веду речь о твоей фамилии. Ты уже давно знал бы свою родословную, если бы покопался в метрических записях Краковской ратуши в Речи Посполитой. И там под твоей фамилией значится штяхтич Войцех, мой сын. Он принял католичество и навсегда покинул меня. Oт этого- то шляхтича и пошел твой род. А теперь ступай, силы оставляют меня.
И старик затих, а я попытался открыть дверь наружу.
Не тут-то было! В моем Сабоне не доставало именно той страницы, на которой оставались заклинания к возвращению обратно. Я ведь, поддавшись очарованию книги, так и вошел в Зазеркалье, забыв, что надо будет еще и возвращаться!
Старец Петр окончательно затих на топчане, дверь не подавалась. Что делать?! Скоро сюда придут монахи, чтобы убрать тело. Наверняка, я смогу выйти вместе с ними. И навсегда остаться в XVII меке? Ужас, как это поймут мои родные, найдя утром извлеченное из шкафа зеркало и догорающие свечи.
Еще двадцать минут я на все лады выкрикивал заклинания подряд, которые вычитывал из Сабона, но дверь упрямо не выходила из проема.
И тут меня осенило! Схватив свечу, я кинулся к полкам с книгами. Тяжелые, как кирпичи, они падали с глухим звуком на пол. Не то, не то, опять не то... Вот она — библия Сабон. В отличном переплете телячьей кожи и со всеми целехонькими страницами. Понятно, что такая книга и должна была оказаться в келье у просветителя Петра Могилы
Нараспев, речитативом, я начал выкрикивать заклинания, и дверь, не скрипнув, легонько поплыла на петлях. Я шел с этой книгой, я нес ее перед собой, как факел, а старец Ведун, ни слова не говоря, лишь лукаво пригрозил мне длинным прямым пальцем.
...И вот — та же дорожка, те же,тени, тот же полушепот, и я с облегчением выхожу в свою комнату. Но комната — вроде моя — и не совсем. Шкаф без зеркала — вот он. Но тут же какие-то сундуки. Свечи — вот они, догорают, но под потолком, в паутине, дремлет громоздкая мертвая люстра. Дьявольщина! И вообще, мне надо побыстрее избавиться от этой книги. Суну ее куда-либо под крышу от греха. Видно, неспроста старец пригрозил, я ведь библию вроде как украл.
По лестнице я поднялся на чердак и втиснул Сабон между бревном и железным листом крыши. И опустился к себе. Да, теперь это снова моя комната, но только... объятая пламенем от упавшего огарка свечи. Я выскочил на улицу.
Дом полыхал, сразу с четырех сторон.