Андрей сначала даже не узнал деда. Подвижного, жилистого человека,каким запомнился ему дед Степан - тогда язык не поворачивался назвать его стариком - безжалостная старость превратила в скелет, обтянутый желтой кожей. Лишь в глазах, цвета бледнеющего осеннего неба, светилась мудрость долгой жизни. Казалось, только они и жили в этом измученном старостью теле.
- Дрю-ю-у-ня, - ласково не сказал, а пропел-протянул дед Степан.- Приехал, наконец... Жду я тебя... Вот и дождалси...
Андрей краем глаза перехватил ставший каким-то тревожным взгляд матери, но сразу об этом забыл. В груди потеплело, сердце забилось чаще, на глаза навернулись сентиментальные слезы от давно забытого,певучего, как эхо в межозерье - "Дрю-ю-у-ня". Старик согнул в локте,лежащую поверх одеяла, желтую, с синими прожилками вен, руку для приветствия. Андрей осторожно пожал ладонь и впрямь напоминающую кость скелета, на которую натянули тонкую лайковую перчатку. Признаться,ощущения были не очень приятные, но дедовский голос - "Дрю-ю-уня" - голос далекого покойного детства - заставил Андрея нагнуться и прижаться своей щекой к колючей и холодной щеке старика.
-Семьей, значит... Хорошо... Молодец.., - говорил дед Степан тихо,медленно, но четко и ясно. - Супружница - ишь краса кака... Сынишка...
Пашка никогда не видевший таких старых людей, испугался и уткнулся Алле в ноги, обхватив их руками.
- Боитцы, - слабо и грустно улыбнулся старик. - Вот до чего дожил - дети пугаютцы... Ране-те старикам покойно уходить было... Лежит себе на
печи... дети по избе бегают... шумят, галдят... Так, бывало, старик и не заметит, как придут за ним... А тут?..Ждешь-ждешь...
- Чего ждешь-то, деда? - преувеличенно весело спросил Андрей.
- Как чего? - редкие брови старика слегка удивленно приподнялись. - Когды придут жду... Долгонько уж... Который год... Видно заплутали гдей в
межозерье... Ну да топерь ты приехал... Дождалси я... Сладитцы все топерь...
- Папа, - вмешалась в разговор Анна Степановна явно чем-то встревоженная. - Может чаю хочешь?
- Прие-ехал ты, - пристально глядя на Андрея, и не слушая дочь, уже не говорил, а устало-свистяще шептал дед Степан. - Топерь последнее дело
свое исполню и на покой вечной...
- Какое дело-то? - спросил Андрей, припоминая, что десять лет назад в Жуде, старик тоже говорил о каком-то деле.
Анна Степановна громко раскашлялась, пытаясь прервать разговор, но дед прикрыл глаза и совсем тихо прошептал:
- Опосля... С дороги покуды передохни.
Анна Степановна с нескрываемым удовлетворением вытолкала Андрея и Аллу из комнатки деда, приговаривая:
- Пойдемте на кухню, перекусить вам с дороги надо, а у меня как раз щи мясные в печи томятся. Андрюша, покажи где руки помыть.
Не забыл надеюсь?
Алла с удивлением уставилась на щербатый алюминиевый рукомойник, вспомнив, что в ее далеком детстве точно такой же висел у них в Репино на только полученной отцом даче. Тогда было весьма забавно поплескаться в нем, но сейчас... Впрочем, как теперь модно говорить, альтернативы не было.
- Мам, а Валерка-то где? - вспомнил вдруг о брате Андрей.
- Да где ж ему быть?.. В лесу бродит, - вынося в кухню на ухвате большой чугун со щами, ответила Анна Степановна. - Бродит все и бродит, а чего
бродит?.. Будто потерял чего, а теперь ищет. А чего искать, коли ничего не терял?.. Хотя... Сейчас все чего-то ищут. Летом "лунатики" припол-
зут: "Не прилетали зимой гуманоиды?".. А какие у нас гуманоиды?.. Только в Залесье один Алеха Васькин Гуманоид. А прошлое лето с "лунатиками"
еще один приперся. Этому снежного человека подавай. А и сам вылитый снежный человек: морда красная, борода, как у спившегося попика, на те-
мечке плешь, а вокруг ее волосюшки нечесаные в разные стороны, глазищи огромные, что сковородки. Короче, сам себя ищет.
- А здесь снежный человек есть? - округлила глаза Алла и посмотрела на Андрея.
- Здесь живет йетти?! - закричал Пашка. - Вау-у-у!.. Папа! Ты видел йетти?!
- Ой, да будет вам! - отмахнулась Анна Степановна, разливая щи потарелкам. - Йетти какой-то... Кушайте давайте. Аллочка, ты, наверное, щей-то с
русской печки никогда не едала?
От щей исходил тако-ой за-апах... Людоедка Эллочка Щукина сказала бы: "Хо-хо!", Зойка Быстрова: "Убийственно!". Алла не могла подобрать никакого эпитета, но поняла: то что подают в ресторане и называют "русской кухней" не имеет даже близко ничего общего с тем, что достала из печи Анна Степа-
новна. А она, наблюдая, как все наворачивают ложками, приговаривала:
- В городе такого не покушаете... Только русская печь такое приготовить может.
Даже Пашка - большой привереда в еде - ел с таким аппетитом и удовольствием, что Анна Степановна прослезилась, а потом всплеснула руками:
- Ой, да что ж я?!... А по стопочке-то?!...С приездом... Надо-надо.
Анна Степановна была любительница по поводу и без хлопнуть рюмочку-другую коньячку и всегда имела запас спиртного: водку для гостей и хозяйствен-
ных нужд и пару бутылок коньяка для себя любимой.
В это время в сенях громко затопали ногами и в избу вошел Валерка, принеся с собой свежесть мороза и запах леса.
- О-о! - закричал он, увидев на столе бутылки. - Во время я!
Андрей поднялся к нему навстречу. Братья обнялись и долго хлопали друг друга по спинам. Пашке Валерка подал руку, как взрослому, а глядя на Аллу, глаза его замаслились, и в них запрыгали озорные чертики. Смотреть так на жену брата, конечно же, не полагалось, поэтому Валерка, даже разговаривая с Аллой, старался смотреть на свесившего с печки голову кота Яшку.
Валерка и Андрей не виделись очень давно. После школы Андрей поступил в институт, а Валерка ушел служить на Северный флот, где и остался на сверхсрочную, со временем получив звание мичмана атомного подводного флота. Быстро и неожиданно рухнула Великая Держава, и Валерка, всего себя отдававший флоту, оказался не у дел. Хорошо в свое время подсуетился - успел купить в Городе квартиру и гараж. Жениться,правда, так и не женился. Была у него зазноба в Гремихе, да отбил лейтенант - морской пограничник. Что тут сделаешь?!.. Дай им, Господи, счастья в жизни...
Тихо наползла долгая зимняя ночь, укутала Заозерье черной мглой,подсветив блесками звезд и желтой долькой месяца. После затянувшегося обеда, убрав со стола, уселись рассматривать семейный фотоальбом.Андрею на месте не сиделось, он бесцельно бродил по избе, заглядывал в каждый уголок, словно потерял чего. "Чего искать, если ничего не терял?" - вспомнились слова матери. Маялась душа: то скручивалась в жгут, то сжималась в комок, и комок этот подступал к самому горлу,душил и зубной болью вонзался в сердце. "Потерял...потерял", - стучало в висках. Что потерял?.. Годы потерял, которые не был в этомкраю. Все в жизни сложилось удачно - семья, хорошая работа, достаток - они и затмили дорогие сердцу места. Андрей заскрипел зубами и прошел в зимовку, пристройку к избе, где Анна Степановна отвела им с Аллой место.
- Печка быстро истопится, - сказала она. - Печка хорошая. Ее Миша-печник ложил.
Андрей немного помнил Мишу-печника - бобыля, одноногого фронтовика, всегда испачканного глиной и побелкой, с неизменной "козьей ножкой" во рту. Жил он в Жидихе, но был не заозерский, пришлый.А откуда никто не знал. В Заозерье появился после войны.Такую, видно, в его сердце рану оставила, что не смог жить в родных местах. Ходил по деревням, ложил новые печи, ремонтировал старые,вкладывая в работу все оставшееся добро своей иссеченной бедой души.Умер он неожиданно. Говорили осколок зашевелился, пополз по телу старого солдата. Андрею запомнилось, как сказала бабушка:
- От... Через сколь годов война проклята мужика достала!
Лет сорок,как нет Миши-печника, и могилку на жидихинском кладбище никто не помнит, а печи-то стоят... Обогревают холодными зимами... Готовят пищу...
Андрей потрогал шершавый бок печки. И впрямь: дров сожгла чуть,а уж теплая. Он прошелся по зимовке и присел на стул возле книжной этажерки. На ней до сих пор стояли книжки - верные друзья ушедшего детства: "Наследник из Калькутты", "Карлсон", "Русские народные сказки", еще какие-то, давно позабытые и давно не издаваемые. Андрей прислушался в звенящую тишину, нарушаемую лишь чуть слышным гудением трансформаторной будки на околице, и вдруг, словно провалившись во времени, услышал, как тяжело вздыхает на дворе корова - комолая коричневая Зорька - похрюкивает поросенок, а на насесте бестолково возятся куры. Потом поползли запахи: свежескошенной травы,цветущей черемухи, еще чего-то и самый сильный - свежевыпеченного хлеба. А еще он увидел... Это было какое-то наваждение... Он, маленький Дрюнька, намазывал на кусок хлеба сметану. Хлеб был горячий, а сметана густая, как сливочное масло. Она таяла на хлебе и тяжелыми желтоватыми каплями падала на пол, а кот Яшка слизывал ее.
Дед Степан, заряжавший за столом патроны, смеялся:
- Дрюнька!.. Ты кус-те выше держи, и сметану ротом, ротом лови!
Дрюнька следовал совету деда, но не все капли попадали в рот.Большая часть их капала на лоб и щеки, обжигая кожу, как искорки костра. Скрипнула дверь, послышались шаги, звонко брякнула дужка пустого ведра... Кто это?... Бабушка?!... Андрей вскочил на ноги,пытаясь унять бешенно застучавшее сердце...
- Дрюнь... Что с тобой? - в зимовку просунулся Валерка. - У тебя столбняк?... Пошли фотки смотреть.
Андрей встряхнулся и удивленно посмотрел на брата.
- Да что с тобой?! - встревожился тот, увидев его какой-то чужой и отсутствующий взгляд. - Давай пошли в избу!
В избе весело рассматривали старые фотографии. Анна Степановна комментировала:
- Во!.. Две ревы-коровы - Андрюша и Валерик. Это они в огород к Лепешиным забрались за морковкой. Им кто-то сказал, мол, у Лепешиных морковка
сахарная. Ну дядя Архип покойный и словил их на месте преступления, а Семен - отец Валеркин - в это время их сфоткал... Это мама с папой...
Это брат мой... А это я...Это вот... папа Андрюшин... Последнее фото... Мы с ним однофамильцы. После свадьбы мне даже паспорт менять не
пришлось.
Анна Степановна замолчала, поглаживая карточку рукой. Отец Андрея - офицер пограничник - погиб в конце шестидесятых в какой-то нелепой перестрелке во время советско-китайского инцидента.
- Жилья у нас своего не было, - начала вспоминать Анна Степановна. - Он на границе, я тогда в ленинградском Шапито работала, вот Андрюшу и пришлось привезти в Заозерье... Потом я в Москву уехала, в цирк на Цветном, потом снова в Ленинград вернулась, квартиру мне на Зины Портновой дали, а Андрей так и не поехал в город, здесь школу заканчивал.
В конце альбома пошли старинные, еще дореволюционные фото. Алла подивилась каким надо обладать мастерством, что бы на том оборудовании сделать фотографии сохранившие четкость даже через почти сто лет. С черно-белых фото, от времени слегка пожелтевших, смотрели на нее крестьяне и крестьянки, солдаты первой мировой и красноармейцы гражданской, по одному, по двое и группами. Их лица были просты и спокойны. Их сердца не очерствели в жестоких передрягах минувшего века,их души не обуглил пожар военных годин. Они смотрели в наш мир из своего далекого далека, и Алле показалось, что они все видят и не все одобряют. А вот, и он, дед Степан, молоденький солдатик Землянского полка, на фоне еще не разрушенной крепости Осовец, стоит браво подбоченясь, под хмурым небом первой Мировой войны. Дальше дед Степан возле тачанки, повзрослевший, возмужавший. Солдатская папаха лихо заломлена на ухо, но в глазах уже нет молодого задора, в глазах усталость и печаль. На фотографии с оторванным краем колонна солдат:бредет куда-то, месит грязь фронтовой дороги. Ах, эти старые фото,выхватившие краткие миги из долгой и не простой жизни человека, что сейчас такой слабый и беспомощный лежал в соседней комнатке.Пашка заклевал носиком, и Анна Степановна повела его спать:
- Пойдем, пойдем спатеньки... Во-от, раньше па-апа здесь спал,а теперь Па-аша баиньки будет.
Следом на печку полез Валерка, сбросив оттуда кота Яшку. Яшка обиженно мявкнул, почесался и убрался подпол. Андрей перед сном заглянул к Пашке и откровенно позавидовал сыну: к ногам идет тепло от печки, тело утонуло в матрасике, набитом свежим сеном. Когда в избе погаснет свет, можно раздвинуть занавесочки на окне, через окованное морозом оконное стекло, посмотреть на точечки звезд, похожих на светящихся рыбок, плавающих в темном озере неба и заснуть, мечтая поскорей вырасти, полететь к этим звездам, совершить множество подвигов, вернуться назад в Заозерье. Боже мой! Как же здорово было жить с этой наивной и прекрасной мечтой!
4 глава
http://www.proza.ru/2012/04/01/1735