ИДАЛИЯ, ИДИЛЛИЯ, БОГИНЯ. ГИБЕЛЬ ПОЭТА
Идалия — один из эпитетов Афродиты
Мы любим слушать иногда страстей чужих язык мятежный...
«Евгений Онегин» II, XVIII
«Я влюблен, как безумный... имени ее тебе не называю, потому что письмо может не дойти, но припомни самое очаровательное создание в Петербурге, и ты сразу поймешь, кто это. А всего ужаснее в моем положении, что она тоже меня любит, видеться же нам до сих пор невозможно, ибо ее муж безобразно ревнив...»
( Письмо Ж.Дантеса)
Идалия, как дивная Италия,
Когда в твой мир врывается любовь,
Он пламенем горит, тебе не жаль его?
Но страсть весною будоражит кровь.
Жена она какого-то полковника,
Бесхитростна казалась и легка,
Но высший свет ее другой запомнит,
Как будет месть изыскано сладка.
Идалия, не правда ли – идиллия.
Она готова свету отомстить,
За невниманье, сплетни и бессилие,
Когда влюблен Дантес, то как ей быть?
О, этот ужас – тайное свидание,
Руки коснутся, издали взглянуть.
Здесь подойдет и бедная Наталия.
И Катерина – только б улизнуть…
Везде успеть, бледнея в напряжении,
Мазурку с ним еще потанцевать,
И стать опять для сплетников мишению.
И бабочкой счастливою порхать.
Пусть свечи полыхают в час ненастия,
Лишь не было б пожара, милый мой,
Опасной связи вечное несчастие,
А к ужину успеть еще домой.
Следит императрица так внимательно,
И шутит Пушкин –вечный Донжуан.
Идалия отметит обязательно,
Что истина, а что сплошной обман.
Открыта и доверчива Наталия,
Глупышка, только в мужа влюблена,
Вот и прекрасно – спасена Идалия,
С Дантесом нынче так она нежна.
Что побледнеет яростная Катенька,
И сотворит такое, боже мой,
И бедный Пушкин слишком поздно схватится,
Не разберет, кто свой, а кто чужой.
Дантес влюблен, он никуда не денется,
Да и она не сможет отпустить.
Все пустяки, он не на ком не женится,
Коль Афродиту смог он полюбить.
- Ревнивый муж – мое изобретение,
Он слишком проницателен, мой друг,
Он сам познал чудесные мгновения,
Его жена беременная вдруг…
И только там безоблачна идиллия,
О, этой страсти яростный костер.
Екатерина стонет от бессилия,
Императрица не вступает в спор.
Еще могла вступиться, но тревожится,
Так пусть все в пропасть, в пустоту летят,
Дантес в ее объятьях, и не может он
Жить без нее. Чего ж они хотят?
Ночь с Пушкиным, в порыве оправдания
Чего не сделать, только будет день,
Идалия к Дантесу на свидание
Скользит во тьме, как призрачная тень.
-О, как она всегда очаровательна,-
Шипит Екатерина, и молчит
Наталья так покорна и внимательна-
И всех спасет, себя не защитит.
А свет в пылу уже достанет Пушкина,
Не выдержит он яростных интриг.
Спасти жену. И сплетня в свете пущена.
И этот мир разделит на двоих.
Дуэль у Черной речки. К этой пропасти
Его бросает заговор сестер.
И вот тогда определить попробуйте
В кого во тьме стреляет он в упор.
И падает, интригою замученный,
И не пройдя проклятый лабиринт,
Он видит сон – с Идалией разлученный,
Дантес куда-то в пустоту летит.
И обручен навек с Екатериною.
Как счастлива с ним старшая сестра.
Беда ж идет за самою невинною.
- Наташенька, прости. Но мне пора.
Императрица на балу растеряна,
- Как мог так поступить, как он жесток.
А гений и злодейство? Не уверена.
Екатерины бледное лицо
Сквозь эти грезы снова прорывается,
Ей не общаться больше с Натали.
И лишь во тьме победно улыбается.
Идалия, о, пленница любви.
Дантес и Пушкин, три прекрасных женщины,
И каждая по-своему права.
А маскарад, трагедией увенчанный,
Их разбросает. Скорбная вдова
Еще понять пытается отчаянно,
Что это было, почему она
Обречена, раздавлена нечаянно,
В кого теперь сестрица влюблена.
И где-то там, в пространстве грез, в безбрежности,
Дантес и Пушкин продолжают спор,
О родинках Идалии, о нежности,
Дуэль, и снова выстрелы в упор.
А генерал Ланской в ее объятиях,
Еще не знает прелесть Натали,
Вот три сестры – восторги и проклятия,
И высший свет безмолвен до поры.
Когда гусар строчит стихотворение;
«Погиб поэт» и плачет о былом,
Идалия – чудесное мгновение,
В Дантесе растворяется своем.
И что теперь? Париж ей и Италия
Все лучшие, чем бездушная Москва,
Летит от сплетен и от грез Идалия,
Туда, во тьму, плутовка так мила.
Ей все простят, невинным не прощается,
Она же очарует этот мир,
Когда опять к Дантесу возвращается:
- Твой муж, Екатерина, очень мил.
Скажи ему, а впрочем, все безделица,
Не говори, он прошлым увлечен,
Идалия – идиллия, не верится.
- Я больше не жалею ни о чем…
Холодный ветер – бесы разгулялися,
Все замело, Михайловское спит,
И у огня в Париже долго мается
Седой старик в мечтаниях своих.
Преданья старины, и страсти прежние
Доносит к нам стогласная молва,
Веселая, прекрасная и нежная,
Идалия беспечная жива…
Дантес и Пушкин – маскарад, страдания,
Кто будет с нею, кто уйдет во тьму.
Браслет бросает в пустоту Идалия,
Лишь пленники любви ее поймут…
«Вы клеветали на Натали, кокетничали с Дантесом и сыграли по отношению к ней дурную роль!»
«Я ни о чем, ни о чем не жалею…» — признается она в письме к Екатерине
Императрица. Кто убил Пушкина? Мифы 19 века
ИМПЕРАТРИЦА ЕЛИЗАВЕТА
Что движет солнце и светила?
Огонь любви
Данте
Императрица звезд и света,
во всем виновна и невинна,
Она звалась Елизавета –
Таинственна, как Магдалина.
В ней Царскосельская стихия
Прекрасней солнечного утра,
Она пришла сюда, в Россию.
Случайно и легко как будто.
Но как же трудно жить под гнетом
Сомнений и иной стихии.
Война, печали и заботы
Пришлись на годы золотые.
И юный Пушкин на закате
Боготворил ее внезапно,
Но знала, больше сил не хватит
Подняться, и молчит, и завтра
За императором в пустыню
Лесов она уйдет спокойно.
И проклинаема другими,
Осталась дивной и достойной.
За ней уже пошлют карету,
Но что-то по пути случится,
И там, на стыке тьмы и света,
Умрет вдали императрица.
И век, другой по всем приметам,
Легко забудет Магдалину,
Но помнит Он Елизавету,
Мечту, полет страстей невинных.
И слабой тенью обернется
Во мгле красавица другая.
Покажется, что та вернется,
О дикой страсти вспоминая.
Он к ней спешит по коридору,
Он ждет ее во тьме и верит,
Что не пройдет она с укором,
А там лишь разгулялся ветер.
И платья шелест: - Лизавета,
Ты снова в этот мир вернулась.
Молчит красавица, к рассвету
Растаяла, не оглянулась.
А он в экстазе и сомненьях
( На том ли свете или этом),
Живет в плену стихотворенья,
И обнимает призрак ветер.
Но нынче видно сын родится,
Наталья так молчит устало.
И пусть придет императрица,
- Елизавета? – Александра!!!
Он выдохнул. По всем приметам
Все нынче снова повторится.
Зовет в бреду Елизавету
И на дуэль, забывшись, мчится.
А говорят, что император
О нем спросил и ждет ответа.
- Убийца. Дождь устало капал,
Он отомстит за Лизавету.
И вот тогда, все спутав карты,
К Дантесу он шагает смело.
И только черный ворон каркал:
- Останься, нам какое дело
До тех интриг и тех сомнений,
Ведь не дожить тебе до света.
И пусть тоска, печаль, забвенье,
Тот свет, но там Елизавета.
В конце заснеженной аллеи
Стоит, и к ним протянет руки.
Нет, ни о чем не пожалеет,
Но обречет семью на муки.
На Черной речке злой и белый,
Он императора помянет.
И выстрелит, убив все беды,
А призрак дорогой отпрянет,
Забрав великого поэта
Туда, в пустыню грез внезапных,
Молчит во тьме Елизавета.
Он счастлив с нею будет завтра.
Едва ли призовут к ответу,
Молчат устало и уныло.
А он встречал Елизавету
На свете том, и что там было?
Юны, порывисты, прекрасны,
На небесах не разлучить их.
И мы пытаемся напрасно
Гадать и верить, что случилось?
Случилась страсть, и дотянуться
На этом свете не придется.
Идет за ней, не оглянулся,
Нет, он уже не оглянется…
Пускай Аид молчит и злится,
Навеки вместе и воспеты,
Он к Беатриче устремился,
Любя всегда Елизавету….
Что движет солнце и светила?
Герои затерялись где-то,
Любви невиданная сила,
Его спасла Елизавета,
И там, средь звезд, они мелькают
Счастливые еще до света.
Пусть нам дорогу освещают
Поэт, луна, Елизавета…
Там века золотого прелесть,
Там ужас золотого века,
Что остается? Боль и трепет.
Поэт, Судьба, Елизавета….
Смывается кровью бесчестье. Палач или жертва?
(ХРОНИКИ 19 ВЕКА)
Замер перед бурей высший свет Петербурга. Больше не радовали многих шумные балы, праздники, маскарады. Мнимое спокойствие должно было быть нарушено не нынче, так завтра, и виной всему был первый поэт. Говорили о нем постоянно. И прежде не было никакого покоя, а теперь и вовсе все пребывали в раздумьях и тревогах, особенно те, кто пытались защитить его от неразумных поступков, бесконечных скандалов, в которых он все время оказывался.
Красавец-француз, заброшенный в Петербург по воле рока, был для него, словно красная тряпка для быка. Ничего не хотел он видеть и слышать. Тот, кто всю жизнь потешался над обманутыми мужьями и составлял свой донжуанский список побед над первыми красавицами, почувствовал себя (это только его фантазии) в роли того самого обманутого мужа, и не хочет ничего видеть и слышать. О чем еще он думает, что так раздражает его, неведомо было даже близким людям. И оставалось только следить, слушать, останавливать оскорбленного не раз француза, носившего офицерский мундир, и не собиравшегося терпеть выпады и явные оскорбления, и доказывать ему, если хватит красноречия, что перед ним поэт, способный все видеть в ином свете, и нельзя к нему подходить с общими мерками. Он вроде бы и понимает, и соглашается, только, как знать, в какой момент разорвется этот снаряд, который летит в непонятном направлении, но кто может быть уверен, что он не попадет в цель.
- Он славный, - говорила одна из старых его знакомых княгиня Вера Федоровна Вяземская, мужу своему, - только страшно озлоблен на весь мир, откуда в душе гения может быть столько ярости?
- Он спрашивал у нас, совместимы ли гений и злодейство в своей маленькой трагедии, - отвечал ее умный и проницательный муж, который уж и не знал, может ли он считать себя другом поэта, или это только громкие слова.
- Мне казалось тогда, что вопрос риторический, но нет, все так и есть, и в запале он натворит беды.
- Но можно же что-то сделать?- не сдавалась она.
- Видимо можно, только я не знаю что, - развел он руками, и было видно, что он устал, и готов, как многие, махнуть рукой и отойти в сторону.
- Ему было предсказано когда-то, что он будет убит высоким белокурым мужчиной. Дантес просто подошел под это описание, он всегда был фаталистом, вот он и схватился за него. Боюсь, что смерть уже дохнула на него, и ему просто хочется умереть. Но он даже не представляет себе, скольким людям причинит боль и страдания.
- Мужчины всегда были эгоистичны.
Она взглянула на мужа своего, и хотела сказать, что замечание ее его вовсе не касается, но он жестом показал ей, что понимает все без слов. Они слишком хорошо знали друг друга и давно стали единым целым.
И все-таки, говоря о том, что может произойти, они не думали, не могли поверить, что такова будет развязка. И оглядывались на Государя императора, который ничего не хотел слышать и знать о поэте. И его можно было понять, все так напряженно и запутанно. И он считает его личным своим врагом, хотя тот и пытался не раз проявить участие, но как можно угадать и понять, что хорошо, а что дурно для поэта.
№№№№№
Сталкиваясь с Натальей Николаевной, все они жалели ее, видя, что при ее доброте и понимании (ему повезло в этом), она так проста и бесхитростна, что никогда не поймет того, что творится в свете. Ее так просто обмануть любому из тех, кого он успел обидеть, и спокойно, цинично использовать в своих целях.
А он только ярится, и не может ничего понять, и понимать не хочет.
И было понятно многим, из тех, кто долго и упорно думал о нем, что не должен Донжуан жениться, он не создан для этого, и не стоит даже пытаться. И чем больше недавно он убеждал их в том, что женат и счастлив, тем меньше в это верилось, теперь уже и не убеждает.
А тут как назло появились слухи об особенном внимании к жене поэта самого императора - вздор полный. И надо же такое придумать, но придумали, а что хотел он получить, изливая свой яд и разбрасывая свои стишки, в которых каждый из вельмож в таком виде показан, что невольно за пистолет схватится, но они решили с ним, бьющим без промаха пулю в пулю, разделаться по-другому. И подставят, не моргнув глазом того самого Дантеса, который половины слов не понимает, а то, что ясно ему, не так истолковано, совсем не понято. Вот и потом, когда случится беда - разберись, кто был прав, а кто виноват. Истинные же виновники навсегда в тени останутся, потому что они знают, в чем их обвинят, как проклинать станут потомки, такая слава им не нужна, для этого как раз француз и сгодится.
Но это враги, которых у поэта с самого начала было великое множество, а что же те, другие, его близкие и друзья?
Они были хорошими и добрыми людьми, но к тому времени, к середине января 1837 года, они просто очень устали, и хотели решать и свои проблемы, а не только его. И все в мире было как-то странно напряжено, и трудно было кого-то из них в чем-то упрекнуть в те метельные дни, когда затерявшемуся в степи поэту мерещились бесы, сходившиеся и расходившиеся за его спиной
Бесы вьются, бесы скачут…
И это был вовсе не тот забавный черт, который ходил на свидание к Солохе, оказался вместе с другими возлюбленными вздорной бабы в мешке, а потом возил на себе кузнеца Вакулу к императрице в Петербург. Это были те чудовищные древние создания, которые умы и сердца наши мутят с невероятной силой, нет, и не может быть от них никакого покоя и спасения. Он знал это точно, и те, кто были близки к нему, тоже знали.
Но то, что было точно известно поэту из первых уст,- в этого несносного красавца без памяти влюблена его свояченица - Екатерина. И это странно его задело.
Проходя мимо комнаты ее, он слышал, как она рыдала, и говорила сестре своей Александрине, что не может жить без него, что просто бросится в пруд, и лучше быть русалкой безгласной и мертвой, чем девицей, знающей, что он никогда тебе не достанется.
Он послушал, что ответит ей та, другая.
- Не отчаивайся так, надежда всегда остается, только побереги Александра, он же слышать о нем не может и не хочет.
- А о ком хочет, да есть ли кто-то, к кому он благосклонен, ну кроме тебя, конечно, - услышал он обидные слова.
- Не говорил глупостей, и не кричи так, нас может Наталья услышать, а она такого не заслуживает.
Екатерина хотела сказать еще что-то, но промолчала. Пусть это останется так.
Поэт бесшумно отошел от двери. Он понимал, как скверно подслушивать, но в последнее время он часто совершал поступки, за которые потом становилось стыдно.
Она влюблена в Дантеса, она жить без него не может, этого только не хватало.
Но он слишком хорошо знал, что такое любовь, а еще лучше, что такое страсть, увлекающая в бездну, и он понимал, что она не справится, и по большому счету она ни в чем не виновата. Странно было бы, если она не была в него влюблена.
Почему-то вспомнилась Одесса и всемогущественный генерал - губернатор граф Воронцов. На этот раз его обошли в звании - и это единственное радостное известие для поэта, месть всегда приятна. Но он не хотел думать о тех временах, ему казалось, что теперь тут в Петербурге снова все повторяется, а ведь казалось, что женитьба все изменит раз и навсегда, но становилось только хуже.
Чужестранец получит все в этой несчастной России, потому что он смог обольстить императрицу, и его принимают во дворце. С ними всегда так, до чего любят императоры наши творить самые несправедливые дела свои. У них всегда есть пустые и никчемные любимцы, а человеку умному и талантливому нет места.
Он знал, что императрица его не терпит, и никогда не простит ему влюбленности в свою предшественницу, стихов, к ней обращенных и того мифа, который творил он с самого детства своего.
Но и об этом тоже не стоило думать. Все, о чем бы не размышлял в те минуты поэт казалось странно пустым и запретным, словно со всех сторон его окружили те самые бесы, которых видел он в заснеженной степи и не вырваться из замкнутого круга, и не прорваться к своим. Да и где они, свои, князь, в благосклонности которого он никогда не сомневался, просто развернулся и ушел, о чем-то поспешно говоря, но ведь ясно видно, что он просто не хочет общаться, и это после стольких лет добрых близких отношений. Его милой жены, все знавшей, все понимавшей, он не отыскал вообще. И хотя не склонен был думать, что княгиня от него прячется, это только совпадение, хотя и довольно странное.
Вероятно, он насалил слишком многим, его больше не слышат и не слушают, стихи ничего, кроме неприятностей не приносят.
И поневоле остается задуматься о неизбежном.
На свете счастья нет, а есть покой и воля, -
ведь написал же он такое, и сейчас не откажется от этих строк ни за что на свете, а покой и воля могут быть дарованы усталой душе не на этом, а только на том свете, на острове Буяне, куда отправил он своего князя Гвидона.
Но и эти крамольные мысли гнал от себя поэт, такими горькими и страшными они казались.
Тоска и одиночество, это все, что ему еще остается в этом мире. И если бы все время на каждом его шагу не возникал Дантес, не напоминал о своих успехах во всем, не смущал их девиц и жен, он бы к тому как-то еще относился, но он все время был у него на пути.
№№№№№
А тот самый блестящий офицер, о котором столько говорили и думали в столице, он принял с восторгом русскую столицу в первые дни, и никак не мог поверить в том, что все тут будет у него так легко и просто. Императорский дворец, красавицы, балы. Он слышал и прежде, что они говорят на французском лучше, чем сами французы, что культура их та же самая, и Наполеон, наверное, потому и проиграл когда-то, что все у него перепуталось, и не мог он отличить своих от чужих.
Но он не Наполеон, ему хотелось только служить, веселиться и не задумываться о сложных вещах.
Восторг быстро растаял, как только он столкнулся с этим маленьким и странным их поэтом, роль которого в этом мире никак не мог определить, хотя по большому счету не было ему до него никакого дела, если бы он сам все время не задирался, не говорил гадости и не бросал ему вызов. Но он возникал, как черт из табакерки и бросался на него в отчаянии и ярости, и некуда от него деться. Ему хотелось только одного- стреляться.
Впрочем, тут же появлялись его защитники - князья и вельможи. Они уговаривали и настаивали, чтобы он отказался от дуэли. И напрасно он объяснял им, что нет ему дела до чудака этого, озлобленного на весь мир, пусть они с ним и разговаривают.
Но то ли они слов не понимали, то ли было еще что-то ему неведомое, только все тут повторялось с неизменным постоянством. И он понимал, что жизнь его в Петербурге не будет такой уж безоблачной, какой она казалась в первые дни.
Да и девам их не хватало шарма и легкости, они как-то все больно серьезно воспринимали, стоило только потанцевать с кем-то и уже вроде и жениться должен. Но не может же он жениться на всех сразу. И только императрица так хороша, печальная, она все понимает, и он обращается к ней, когда попадает в затруднительное положение.
Он убедился в том, что мира этого, как ни старается узнать и понять не может, и потому невольно тревожится, хотя как весело и беззаботно можно было бы жить такому светскому повесе, каким он себя всегда считал.
№№№№№
Поэт оставался дома, и, не отходя от окна, смотрел на вьюгу, бушевавшую на улице. В такую погоду добрый хозяин и собаку не выпустит, и он вдруг решил, что гори все оно синим пламенем, но никуда он не пойдет. От этих мыслей стало немного легче. У императора был очередной прием, а он подумал о том, что без него там будет им всем легче и спокойнее. Они не станут оглядываться и отходить в сторону, не желая быть участниками скандала, который он всегда готов был затеять, но что ему оставалось делать еще в этом странно переменившемся мире.
Екатерина влюблена в Дантеса, она бросает грязные намеки Александрине - его ангелу хранителю. А жена, да что жена, ей так нравится бывать в императорском дворце, куда ему нет хода, но она не видит и не слышит ничего, когда получает приглашения, да и сам император все время настаивает на ее присутствии, и снова показалось ему, что бумерангом возвращаются его добрые чувства к покойной императрице.
Все было бы совсем по-другому, останься она жива, никакого 14 декабря бы не было, сколько близких людей не оставались бы за чертой, на Кавказе, в далекой Сибири, и мир был совсем иным. Но кому-то хотелось, чтобы все взбунтовалось и перевернулось. И он мог назвать этих людей по именам.
Она снилась ему, в каком-то захолустном городе, в каком-то доме, совсем одна, и все время в снах его туда врываются среди ночи люди в черных плащах.
Он никогда не мог досмотреть этого сна до конца. Но она словно пыталась рассказать ему, что с нею случилось в ту роковую ночь, когда все они узнали, что она покинула этот мир.
Он понимал собственное бессилие, но знал, что должен за нее отомстить. Императора не вызовешь на дуэль, это настоящее безумие, и за меньшие проступки близких его людей объявляли сумасшедшими, но хоть что-то сделать он все-таки для нее еще может, уж коли суждено в пустоте оставаться, то стоит ли хвататься за ту убогую и жалкую жизнь, которая у него еще оставалась.
И тогда он и вызывал на дуэль этого вздорного француза в очередной раз и заботился о том, чтобы об этом никто не узнал, чтобы он не смог уклониться от дуэли. С этим надо покончить раз и навсегда. Он будет либо убит (и это справедливо), либо уберется в свой Париж и не будет волочиться и морочить голову их девушкам и женам.
И тогда произошло еще что-то. Дантес появился у Екатерины, он объявил поспешно об их помолвке. Наверное, этого не мог ожидать никто из знавших их. Никак не понимали они, зачем она ему была нужна.
Но дуэль снова отменили, и даже добрейший Жуковский говорил с ним резко и нетерпимо. Это показалось поэту предательством. Но сама мысль, что им придется стать родственниками, она могла свести с ума.
Они не общались, хотя жене его было трудно оставаться между сестрой и мужем, но она что-то бесхитростно предпринимала, исчезала из дома, а потом молча смотрела на него, готовая оправдываться на каждом шагу. Он объявил о том, что не может запретить этой свадьбы, но бывать они там не будут. Такого родственника он не признает и знать не желает.
Она смотрела на него задумчиво, и очень старалась понять, что движет на этот раз его яростью. Ведь если поймешь, то можно и оправдать, но она не понимала, как ни старалась, и даже говорить об этом и спрашивать не хотела, ведь он обрушится на нее, и тогда страстей его не унять, а она и без того давно потеряла покой.
№№№№№
Тоска и отчаяние Екатерины сменились странной, неестественной радостью. Она благодарила весь мир и даже несносного поэта за то, что он толкнул Дантеса к ней в объятия, она и мечтать о том не могла, но он был с ней, и они скоро поженятся.
И только когда до нее дошли слухи о дуэли, стирая слезы, она взмолилась:
- Оставь его, дорогой, я не могу потерять тебя сейчас, когда наше счастье так близко.
- Он становится несносен. И если бы не вы все, я бы давно ответил на его вызов.
- Ты не знаешь, как он стреляет, в такие минуты, сам дьявол вселяется в его мятежную душу, на лице ее появился настоящий ужас.
- Хоть десять дьяволов, он распространяет гадости, я не заслужил этого и ничего дурного ему не сделал.
-Он странный и непредсказуемый тип, я не знаю, как моя сестра его терпит, но мы не будем с ним особенно часто видеться, это я тебе обещаю.
- Я надеюсь на это, - усмехнулся он, - страшно быть без вины виноватым.
№№№№
И была свадьба, которая привела в замешательство многих девиц, надеявшихся, что они сами будут с ним. Да что там девиц, императрица не скрывала своего недовольства. Почему он должен был жениться на этой Гончаровой, бедняжка, ладно, если бы та, которая стала женой окаянного поэта. Но эта, она такая невзрачная, бедная, и что же будет с карьерой ее любимца, если она ровным счетом ничего не сможет ему дать, конечно, он останется вольной птицей. Но еще неизвестно, какие истерики она станет ему закатывать. Не может же он и на самом деле оставаться ей верным.
Им пришлось на какое - то время забыть о поэте, и не видеть у себя обольстительного француза, смешно сказать, они стали ближайшими родственниками - бывает же такое.
И еще больше удивило всех известие о дуэли на Черной речке. Теперь, когда все успокоились, ничто не предвещало беды, было никому не понятно, как они там оказались, почему она все-таки состоялась.
Говорили о том, что он смертельно ранен. А Дантес? Что будет теперь с ним? Она бросилась к императору, решив, что это все глупые сплетни ее старых фрейлин, которые ничего не знают, все путают, и придумывают самые невероятные сказки.
Она взглянула на императора. Он понимал, что ее взволновало и привело сюда.
- Он добился своего, я не хочу сейчас об этом говорить, дорогая, твоему любимцу придется покинуть страну, дуэли запрещены.
- Но он ни в чем не виноват, милый мой.
- Я знаю, если бы он был виноват, я бы по-другому все это сделал, но я не могу допустить повторения 14 декабря.
Странная тень набежала на его лицо, она вздрогнула и пожалела о том, что невольно напомнила ему о той трагедии, которая случилась с ним в первый день его восшествия на престол.
- Его тихо похоронят, Дантес уедет, и никто ни в чем не посмеет меня упрекнуть.
№№№№№
В доме посланника поспешно собирали вещи, он все еще не верил в то, что карьера его так быстро здесь завершилась, и все из-за случайности и нелепости. О, как он не любил всю свою долгую жизнь поэтов, и был уверен в том, что ничего, кроме беды они не принесут. И вот накаркал. Он ни в чем не мог упрекнуть своего воспитанника, и все-таки было больно и обидно до слез. Он ни в чем не виноват, но он никогда не смоет этого пятна с души своей и станет новым Геростратом.
- Я не убивал его, - говорил между тем Дантес, - я был на этой чертовой дуэли, но я не мог убить его. Я не знаю, что там произошло, кто кроме меня стрелял, врагов у него была чертова дюжина, они меня подставили, но это была не моя пуля. Мне меньше всех хотелось его убить, ты веришь мне.
- Я верю тебе, мальчик мой, только для нас это ничего не меняет.
Екатерина рыдала, она чувствовала себя во всем виноватой, она проклинала поэта, из-за которого случилась эта жуткая беда, и она боялась потерять своего горячо любимого мужа.
А потом, она вдруг успокоилась, и стала благодарить бога за то, что он уберег ее Жоржа, на нем нет ни одной царапины, и это значило, что он и на самом деле ни в чем не виноват.
Она чувствовала, что предает сестру свою, и так будет всегда, между ними будет стоять убитый поэт, и она знает, и знала всегда, как Наталья его любила, но у нее остается муж, она готова была быть с ним, где угодно. Она будет спокойна и счастлива, как только пройдет немного времени, и они забудут о нем.
Жизнь продолжается, он сам решил свою судьбу, видит бог, она умоляла Жоржа не идти туда, но он не говорил ей о том, какие оскорбления пережил из-за него, и она не могла его в чем-то винить, не могла и не хотела.
Перед объездом они встретились с Александриной. Добрейшая сестра ее сама на несколько минут заехала к ним, и сказала только, что сердце разрывается, когда смотришь на Натали.
- Если бы ты знала, как мучительно, как долго он умирал, и все время говорил, что она ни в чем не виновата.
- Мне жаль, но я ничего не хочу знать о нем, - резко произнесла она, это ты у нас ангел небесный, а я просто женщина, которая любит своего мужа, и нам придется бежать, как преступникам, из-за того, что он никак и нигде не смог найти себе места.
- Не будь жестокой, он мертв.
- Не могу сказать, что очень о том сожалею.
Разговор так и не получился, сестра поспешно уехала, она не могла и не хотела видеть того, кто расправился с Александром, она боялась, что вцепится в него и потеряет контроль над собой. Не раз она представляла себе эту безобразную картину, и надеялась на то, что возможно так, хоть чуть- чуть убавится боли, которая не проходила и не давала ей ни минуты покоя.
- Смывается кровью бесчестье, - повторял вернувшийся Жорж странную строчку, которую незнамо где услышал. Вот тебе и Россия, сколько возможностей, сколько всего было обещано и как пошло и глупо все закончилось. Недаром вспоминал он Наполеона, вероятно, тот испытывал что-то похожее, когда еще веришь в то, что ты победитель, и мир тебе подчинился, а на самом деле это глупый обман, все совсем не так - горько и отвратительно, и самое страшное, что с этим ничего уже не поделать.
№№№№№
Всем жандармам и представителям власти были даны строжайшие инструкции, как и в тот день 14 декабря. Император сам следил за тем, что происходило там, на Мойке, но похоже не о чем было волноваться, его тихо увезут в родовое имение и все уляжется. А если кто-то посмеет возмутиться, он будет беспощаден. Он все еще видел лицо тогда казненного Павла Пестеля, и после этого уже ничего не было страшно.
Кто-то особенно старательный молча положил на стол его стихи без подписи. Он краем глаза взглянул на этот белый лист:
Погиб поэт, невольник чести,
Пал, оклеветанный молвой.
Император не стал читать дальше
Он просто понял, что ничего не кончилось, все только начинается. Стихи написаны талантливо, кто бы ни был этот тип (скорее всего он из молодых), и остается надеяться только на то, что он один, за его спиной никто не стоит.
Императрица успела уже прочитать строки, обращенные к Дантесу:
Смеясь, он гордо презирал,
Земли чужой язык и нравы,
Не мог понять он нашей славы,
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал.
30 января 1837 года метель усилилась. Те, кому пришлось везти тело поэта в имение, в той самой степи видели, как
«Бесы вьются, бесы скачут»
И оглядываясь на ящик, в котором было замуровано его тело, они поспешно крестились, и хотели только одного, поскорее добраться до места, похоронить его, и вернуться назад, или хотя бы погреться в теплой избе. В такую погоду добрый хозяин не выпустит на улицу свою собаку, но у них было особенное предписание, и они не смогли бы ослушаться, если бы даже захотели.
Никто не виноват в том, что произошло, просто с его умом и его талантами, его угораздило родиться в России.
В дождливый вечер, в замке, словно в склепе,
Печальный старец говорил с богами.
А за окном шумел, ярился ветер,
И он внимал унылой этой драме,
Разыгранной когда-то на закате,
Когда он был красив, удачлив, юн.
И жил в России, словно в древней сказке,
Едва тревожа первозданность струн,
Там гусляры ему о князе пели,
Императрица так мила была,
Его душой лишь страсти овладели,
Когда она невинная, пришла.
Но муж ее ревнивый - Демон ада,
Кидался снова, требовал дуэль.
Императрице этого и надо,
И все твердил о грезах снов Мишель.
Что делать? Эта странная Россия
Щедра и так жестока в грозный час,
Он просто франт, не гений, не мессия,
Запутался, остался среди нас.
А тот другой не отступал зловеще,
И вот уже обласканный француз
Стал дьяволом для всех любимых женщин,
И заключил в отчаянье союз
С ее сестрой, да, та его любила,
Но даже это душу не спасло,
Там Черной речки яростная сила -
И свет смотрел то с жалостью, то зло.
А Демон умирал, и жаждал мщенья,
Как будто он уже не отомщен,
Что помнится? Прекрасные мгновенья,
И о России снежный этот сон.
А император смотрит виновато,
Хотя не ясно, в чем его вина.
Да, их кареты увезут куда-то,
Назад, в Париж, несчастная страна.
Вся жизнь –упрек, кому, за что не ясно.
- Нам Пушкина Россия не простит.
Старик пытался объяснить напрасно,
Что все не так. Махнул рукой, молчит.
Что жизнь его, когда поэт убитый
Стал непорочен в скорбный этот час.
У них в чести лишь мертвые пииты,
О, как от гнева их сердца стучат…
Жизнь – только сон, тяжелый и ненастный,
Врывался ветер и метался взгляд,
Старик шептал: -Конечно, все напрасно,
Они его теперь нам не простят.
А в старом замке все кружились тени,
И слышались то смех, то голоса,
Он не общался с этими и теми,
Смотрел в огонь то час, то полчаса.
А там мелькнет опять императрица,
И Черной речки белая тоска,
И с этой болью вечной не ужиться,
Теперь Россия страшно далека,
И все-таки в унылый час заката
Старик пытался мрак тот одолеть,
И все спешил, и все летел куда-то,
И наконец пришла с усмешкой Смерть.
- Тебе пора, - она ему сказала, -
Пошли туда, где будешь вечно юн,
Императрица ждать тебя устала.
И тронула небрежно трепет струн.
А в музыке мажор с минором слиты,
И той «Баллады» вечные черты,
Забыты все, но лишь мечты разбиты,
И снова у последней высоты
Он видит, как заснежена Россия,
У Черной речки белый снег и кровь.
Все скомкано, его слова простые
Заглушат вопли, и вернется вновь
Тот странный мир, обласкан он сначала,
А после проклят и забыт навек,
И лишь ворона яростно кричала,
Металось пламя, только свет померк.
А за окном шумел, ярился ветер,
И он внимал унылой этой драме.
В дождливый вечер, в замке, словно в склепе,
Печальный старец говорил с богами.