Ценный добытчик Игорёк

Людмила Танкова
    Как-то затеялось Александре Бурениной побелку устроить. Долго отговаривал от этого Игорёк жену. Говорил, что и не вовремя, и недосуг заниматься ерундой. Но бесполезно.
    На помощь дочери прибежала «вторая» мать, в простонародье - тёща. По всему краю славилась она умением убеждать с помощью лужёной глотки. Мало кто из местных мог коренастую, осадистую Гутю Лузгинкину переговорить, переубедить. Павел, её муж, и сам не пытался и другим советовал беречь барабанные перепонки.
    Короче, Шура с матерью быстро убедили Игорька в том, что от побелки открутиться не удастся. «Вторая» мать так яростно наступала и так пронзительно кричала, а Шурка таким монументом стояла в дверях... что ничего не оставалось, как тряхнуть головой в знак согласия и послушно лечь спать пораньше.
    - Такие две горы наступали, - оправдывал своё согласие мужичок, - мне бы росту поболе, неизвестно кто победил бы.
    Рано утром, ещё петухи не кричали, явилась тёщенька, притащив с собой мелко матерящегося мужа. И закрутилась карусель...
    В небольшой избе оказалось столько хлама, столько барахла: тряпки, банки, посуда, куклы...
    - Ну, Шурка, - кричал разъяренный Игорёк, - получишь ты у меня теперь деньги, я тебе только на хлеб выдавать буду...
    - Ага, спрашивала бы я тебя, лоботряса, что купить, - спокойно возражала крупнофигуристая Александра, вручая мужу очередную порцию детских вещей, - сам можешь хоть с голым задом бегать по деревне.
    - А ему всё равно в чём сидеть на пруду-то, - вставилась тёща, - правильно, Шура, не бери ему ничего, пусть пощеголяет дырками.
    - Это наше дело, мама, - отрезала вдруг дочь, - он как никак добытчик, не то что папаша. И на ферме Игорька уважают, и премии дают, да и Вы, мама, за рыбкой-то в магазин не бегаете.
    - Правильно, Александра, мы, поди, сами себе хозяева, - от гордости и перенапряжения с Игорька пот катил градом.
    Паша молча ворочал мебель. Он точно знал: попадись этим бабам на язык - смелют. Одна мука останется, да и ту по ветру развеют.
    Так прошло утро: работники вынесли в сени шкафы, свалили туда белье, посуду, игрушки.  Вместе со столом переместили диковинку – ком-пью-тер. Тьфу ты и не выговоришь. Дорогая штуковина, а главное не понятная. Олька, старшая дочь, чего-то в ней мерекает, пишет чего-то. Хотя, как на ней писать? Сидит, стучит по клавишам, будто на гармошке играет.
    Н-да, отвлеклись. Итак, диковинку Олька прикрыла куском полиэтилена. Говорит, что прибор очень боится воды и пыли. Да, хлипковатое создание, но умное. Рядом с представителем новой жизни поставили кресла от мягкой мебели, которую вместо зарплаты выдал фермер Игорьку как передовику производства за посевную. На кресла настелили матрацы, перины, подушки. Гора постели воздвиглась почти до самого потолка.
    Наконец всё было готово и побельщики сели передохнуть.
    Паша, молча, смолил папиросу, растягивая удовольствие. Бабы обсуждали новую женитьбу деда Николая, ребятишки возились во дворе с собакой. Минут через пять проблема деда Николая была решена, и тёща поднялась со скамейки.
    - Ладно, мужики, берите стол, пошли в работу... Александра, а добытчик-то где?
    Хватились Игорька, кинулись во двор, обыскали огород - нет нигде хозяина, как в воду канул. Тут уж Шура-то душу отвела. Вся деревня слышала, что Игорёк опять свою жену обвёл вокруг пальца.
    - Кровопийца, - кричит бабенка, - вот уж я тебя угощу. Ну, попадись ты мне на глаза.
    - Так его, так, — поддакивает мать сбоку, - ишь прохвост опять удрал.
    Паша за углом новую папиросу раскуривает и посмеивается:
    - Молодец мужик, опять вас умыл. Ну, молодец? Я так не могу.
    - Ах, ты сочувствующий, - накинулись на Пашу жена и дочь, - а ну бери стол и неси его один, раз тебе проделки зятя нравятся. Навязались на нашу шею... Надо вас отдать Зенке на воспитание, вот уж она вас бы обломала...
    Заступник, недослушав речи до конца, схватил стол и бросился в дом.
    - Бездельник, - вопила оскорбленная Александра в сторону пруда, - я тебя когда-нибудь утоплю, будешь плавать, вместе с твоими рыбами. А сегодня лучше домой не приходи, так и живи на пруду.
    - Мам, а ты сходи за ним на пруд, я туда дорожку знаю...
    Это старшая дочь Шуры Олька вывернулась откуда-то из-за сарая.
    - И то правда, схожу-ка, да отобью ему охотку сбегать от дел.
    Поправив платок, она пошлепала босыми ногами, в сторону пруда. Олька ловко прыгала по сваленным деревьям, обходила завалы, подныривала под заросли ивняка, иногда оглядываясь на мать.
    А бабонька уже жалела, что пошла сюда. Чертыхаясь, и ойкая, продиралась она сквозь переплетённые ветки растений. Платок, сдернутый веткой с головы, остался где-то позади. Горели ободранные руки. Поэтому когда впереди показалась водная поверхность маленького озерка, женщина была похожа, на разъяренную тигрицу.
    - Ну, паразит, обижайся теперь на себя....
    Александра выбралась на бережок, хищно выглядывая мужа. У края воды, на сваленном дереве сидел белоголовый соседский пацанёнок, с любопытством разглядывавший невесть откуда взявшуюся тётку.
    - Олег, а дядя Игорь-то где? - Шура говорила ласково медовым голосом, сдерживая в груди бурю гнева.
     «Мне бы только до тебя добраться, - думала она про себя, - на всю жизнь отобью охотку сюда бегать».
    - Так, где же он? А то к нему с работы пришли, - увещевала Шурка, поглаживая ободранные руки и оглядываясь вокруг, - он, что ушёл уже?
    - Да нет, тетя Шура, его ещё не было сегодня, обещал червей принести, а сам не пришел.
    Олег обиженно засопел носом и, подёргав удочкой, спросил сочувственно:
    - Опять удрал?
    Шура растерянно развела руками:
    - Ага… Да куда ж, он поганец делся-то?
    - А может, его правда на работу вызвали? - Олег смотрел на расстроенную соседку, - я слышал, как машина проходила.
    - Наверно вызвали... - бормотала Шура, перелезая через большое бревно. Наколов сучком ногу и подобрав на обратном пути платок, бабёнка наконец вылезла из непроходимых дебрей, которые окружали пруд.
    - Ну, как развеяла ему кудри? - выскочила из ворот мать.
    - И за что вы мама, так не любите Игорька? - накинулась на мать Александра. - И всё он вам плохой...
    Дальше посыпались обвинения в адрес всей деревни: - никто мужа не ценит, только ругают, даже в воскресенье и то не дают мужику отдохнуть.
    Гутя обалдело моргала глазами:
    - Говори, толком, не нашла что-ли Игорька?
    - А чего его искать, если за ним с фермы приезжали. Сбиваете вы меня с толку. Давно бы уж зал выбелили.
    И бабы, переругиваясь, пошли в избу. По дороге Шурка, отвесила подзатыльник Ольке: даром, что большая, а всё равно, не смей больше шпионить за отцом; шуганула задиру петуха, чтобы не путался под ногами и, удовлетворенно вздохнув, принялась за побелку.
    Уже ближе к вечеру, когда мать с дочерью, домывая пол в коридоре, обсуждали особую ценность Игорька, в проеме дверей возникла долговязая-фигура Паши.
    - Ну что, бабы, давай вносить барахло, да заканчиватъ работу. Я для вас уже баньку истопил.
    Паша заискивающе улыбнулся:
    - Может я в магазин сбегаю?
    - А в магазин-то зачем? Хлеб есть.
    - Вы же устали, и после баньки расслабиться не помешает...
    - Вот я тебе расслаблюсь сейчас, - помахала Гутя тряпкой перед носом у мужа, - давай мебель вноси.
    Паша огорченно вздохнул и пошел вносить вещи.
    Коробки, ящики, узлы - какая пропасть всякой всячины прячется по углам и закоулкам избы. В обычные дни всё это не мешает течению жизни. Однако в дни переездов и побелок обнаруживается множество сломанных, устаревших и, на первый взгляд, совершенно лишних вещей. Интереснее всего то, что при попытке выбросить рухлядь, выясняется её жизненная необходимость.
    - Шур, да выбрось ты этот утюг, - говорит Паша, разглядывая раскуроченный прибор, - сколько лет с места на место перекладываешь.
    - У себя дома, папаша, хоть телевизор выбросите, - отбирает дочь утюг, - а здесь не командуйте.
    - Зачем он тебе? - удивляется отец.
    - Места не пролежит, а там, глядишь, Игорёк его сделает.
    Шурка заботливо протирает утюг и подает его Ольке.
    - Поставь за гардероб подальше... - наказывает она дочери.
    Наконец мелочь внесена, растолкана по полкам, коробкам. С особыми предосторожностями и под усиленным контролем Ольки вносится самое дорогое, что есть в семье – компьютер.
    - Деда, порожек, - кричит Олька, путаясь под ногами, - ты пониже держи стол, а ты бабуля - повыше, а то уроните компьютер.
    - Повыше, пониже, - беззлобно ворчит Паша, - ты сама возьми и понеси. Узнаешь, какой он легкий. Одних проводов - пуд немереный.
    - Тебе что трудно пригнуться, - говорит Гутя, - девка зря не скажет, она же отличница.
    Голос женщины прерывается от перенапряжения, с лица сыплют горошины пота. Она идёт на цыпочках и с усердием поднимает стол повыше.
    - Лучшая на олимпиадах всяких, - гордо замечает мать Ольки, - умная в отца. Вырастет, Ольгой Игоревной звать будут.
    Паша не спорит. Он пригибается, насколько это возможно. Его спина похожа на крюк.
    С внучкой у них особые отношения. Ему нравятся её рассказы о диковинных странах, о необыкновенных явлениях. НЛО – это их тайное хобби. Получив пенсию, дед Павел берёт Ольку с собой, и они едут в город. Там идут в книжный магазин и ищут книжки про инопланетян. Потом долгими зимними вечерами они сидят в зале и рассуждают: есть ли во Вселенной другие цивилизации.
    Конечно, рассуждала внучка, а дед только слушал, вздыхал да смотрел картинки в книгах. В такие моменты он сильно жалел, что в их деревне учили только до четвёртого класса, а десятилетка была в районе. Жалел, что, как последний оболтус, пропадал на машинном дворе, катался на тракторе, гонял с пацанами сусликов по полям, и не учил уроков. Жалел, что бросил школу, как только окончил семь классов. Хотелось самому зарабатывать деньги, и не зависеть от родителей.
    - Э-хе-хе, - качает головой Паша и от таких мыслей сгибается ещё сильней, так что стол бороздит ножками по порогу, - ты только учись, внученька.
    - А чего же ей не учиться-то, - встревает в его мысли жена, - если ты на неё всю пенсию грохаешь. Вон какую канитель купил. Теперь и таскай.
    - И не на пенсию мы с Олькой купили прибор, – оправдывается мужик, - мы с ней всё лето у фермера вкалывали на сенокосе. Честно заработали.
    Дед подмигивает внучке, и оба довольные улыбаются. Компьютер наконец-то установлен в красном углу в зале. Олька быстро плюхается на табуретку у стола и протягивает руку к кнопке.
    - Успеешь, - подоспела мать, - иди-ка помогай, дедова любимица.
    Дошла очередь до постели, сваленной на креслах и стульях в просторных сенях. Хозяйка приподнялась на носки, потянула верхний матрац. Матрац ни с места, будто его придавили чем-то тяжелым. Тогда женщина с силой дернула за угол полосатое лежбище. Гора постели стала крениться и, наконец, завалилась. С самой её макушки на Шуру слетело что-то тяжёлое, лохматое.
    Это было так неожиданно, что женщина не удержалась на ногах и тоже стала падать. От испуга она закрыла глаза. Падая, успела вцепиться, как ей показалось, в шерсть или ещё что-то лохматое. Она испугалась и завопила дурным голосом. При этом разжать руки не смогла, а потому трепала и трепала это что-то.
    Шурка открыла один глаз. В сумерках сенок, заваленных домашним скарбом ей пригрезился человекоподобный облик, со всклоченными волосами и с хвостом... Женский визг вторично прорезал вечернюю тишину.
    - Шур, ты что это? - Вдруг заговорило существо с хвостом, Игорьковым голосом.
    Бабёнка обрыла оба глаза. Перед ней на полу сидел Игорёк в старой шубейке подпоясанной веревкой. Он тщетно пытался освободиться из цепких пальчиков жены.
    В сени заглянули тесть, с тещей.
    - Ну, зять ты и даешь, - с восторгом начал Паша.
    - Гляди-ка, Игорёк, – удивлённо проговорила Гутя.
    От понимания сути и причины ситуации, глаза у неё сузились до размера бойниц в башнях Кремля при Иване Грозном.
    - Ты что ж, шельмец, весь день так и провалялся в сенях? Мы, значит, надрывайся, а он в это время дрыхнет…
    Тёща захлебывалась от негодования. Она стала наступать на зятя.
    Чувствуя приближение расплаты, Игорёк молча отступал к кладовке. Когда до спасительной двери оставалось несколько шагов, Игорькова спина наткнулась на объёмный торс жены. Бабы наступали с двух сторон... Мужик покорно опустил голову и стал ждать выволочки. Тесть, видя столь крутой оборот дела, шмыгнул обратно в комнату...
    Наступил момент развязки: Шура, подбоченясь теснила мужа к небольшому окну, тёща наступала с другого края. Игорёк, наблюдая приближение девятого вала, растерянно пятился, слегка защищаясь согнутыми руками. Помощи ждать было неоткуда…
    - Здорово, бабоньки, - вдруг послышался голос из-за спины, - что это вы делаете?
    - Иван Матвеич, заходите, заходите…- запела сладким голосом Гутя, - мы тут побелкой занимаемся.
    Шура вздрогнула, машинально вытерла руки передником и пошла навстречу неожиданному гостю.
    - Да уж закончили почти, дядя Ваня, заходи в избу.
    Игорек приободрился, скинул с себя шубейку, продвинулся к выходу.
    - Заходи, дядя Ваня, сейчас Шурочка сгоношит чего-нибудь горяченького, - говорил Игорек, медленно двигаясь к спасению.
    - Спасибо, да некогда, - развел руками Иван Матвеевич.
    Все замерли. Игорек оказавшись снова между женой и тёщей почувствовал холодок на спине. У Александры сжались кулаки, а тёща вонзила в зятя такой взгляд, что высунувшийся было из избы, Павел поспешно юркнул обратно.
    - Я собственно к тебе, Игорь Андреевич пришел. Выручай. Сашка Махорка опять на работу не вышел. Пьёт второй день. Так ты уж отработай за него сегодня в ночь.
    От радости Игорек, даже подпрыгнул на месте:
    - Отработаю, а, чего же не отработать, вот и хорошо, что Махорка пьёт. Сейчас и пойдём вместе.
    Игорёк суетливо бегал по сеням, собирая рабочую одежду. Иван Матвеевич удивленно наблюдал за ним.
    - Куда ты спешишь? Ещё целый час до смены, пообедай и приходи.
    - Ну, зачем ждать, сейчас и пойдём.
    - Ну, смотри сам, - пожал плечами Иван Матвеевич.
    Тут вздыбилась Шура:
    - Это как так? Голодный мужик целую смену пахать будет? Ну, Иван Матвеич, придумал. А ещё новая формация – фермер. Олька, готовь-ка отцу с собой. Да молочка холодного из погреба достань, А вы, мама, на стол быстренько собирайте. Дядя Ваня тоже c Игорем пообедает.
    Шурка командовала, как настоящий полководец, и старый механик, а новый фермер не посмел отказаться от обеда или уже ужина.
    Отправив мужа на работу. Шура принялась за прерванное дело, отец с матерью ей молча помогали.
    И вот уже всё расставлено, разложено по местам. Бабы вышли на крыльцо, присели на ступеньки и снова заговорили про женитьбу деда Николая. У Паши душа рвалась на части: если сейчас не сбегать в магазин, закроет его эта волхитка Зенка, и останется Паша без заветной бутылочки к ужину.
    - Гуть, - робко вставил Паша, - а может я всё-таки схожу в магазин?
    - Не заработал, - отрезала Гутя.
    - Это я то не заработал, - возмутился Паша, - целый день ворочаю с вами и не заработал? А ваш тунеядец Игорёк значит заработал?
    Паша понял, что сделал не тот акцент. Бабы словно с цепи сорвались, припомнили ему прегрешения и промашки столетней давности. Короче выплеснули на мужика всю усталость. В довершение, всего Гутя, отбирала у него приготовленную сотенку и с горестью изрекла.
    - За тобой-то, небось, не придут, звать на работу. Никому ты не нужон.
    - Дед тоже всем нужен, - вставилась в разговор Олька, - только он уже старенький.
    - На этом старом ещё пахать можно, - проворчала Гутя.
    Потом подумала, махнула рукой и, протянув деньги мужу, сказала:
    - Ладно уж, беги скорей, а то эта волхитка закроет магазин. Да и мы с устатку выпьем по стопочке.
    Уговаривать Пашу не пришлось.