После смерти Сталина наступившая «оттепель» особенно согрела «кадровый» уголовно-преступный элемент. Вышли на свободу отпетые уголовники. Более того. Партия решила, что с преступностью покончено. В сельской местности повсеместно кардинально сократили штат участковых уполномоченных. Борьба с уголовной преступностью перекладывалась на «общественность» - народные дружины, партийные, комсомольские организации, товарищеские суды.
Уголовников, в том числе, рецидивистов, совершивших после освобождения по «бериевской» амнистии из мест заключения серьёзные преступления - кражи, разбойные нападения и т.п., направляли на воспитание этой «общественности» для взятия на поруки. На милицию при этом возлагалась обязанность трудоустройства уголовников, чтобы было же кому брать их на поруки и заниматься воспитанием. Что в итоге из этой затеи получилось
- отдельная, грустная, скорее, трагикомическая тема.
В разгар этого активного, массового воспитательного процесса в газете «Правда» была опубликована душещипательная доверительная беседа Н.С. Хрущёва, который в то время пребывал на отдыхе в Сочи, с серийным убийцей. Очень трогательный, душевный, на равных разговор двух хорошо понимающих друг друга людей.
Характерно, что матёрый уголовник никакого пиетета к главе государства в этой беседе не проявлял. Результатом этих откровений было, конечно же, досрочное освобождение преступника от наказания.
Такая вот благостная, показательная картина в назидание правоохранительным органам, сигнал им: преступников (даже таких!) нужно не карать, а воспитывать!
При этом надо ещё иметь в виду, что недавно прошедший ХХ съезд партии, громогласно осудил репрессии и злодеяния самого Сталина, его ближайших соратников, отдельных, особо виноватых работников органов НКВД, МГБ и, в первую очередь, разумеется, Берию. И всё! На этом была поставлена точка. Никаких дальнейших разборок, разоблачений конкретных виновников не было. ГУЛАГа в его широком масштабе и смысле, как бы и не существовало. Конкретные виновники, осуществлявшие массовый террор - чекисты в то время как бы исчезли, растворились. Многие из них тогда были сокращены, а остальные, что называется, «не высовывались», «не дышали», где-то пересиживали на рядовых постах, тихонечко дожидаясь решения своих судеб. В итоге, дождались, почти для всех всё завершилось благополучно…
В те годы (как, впрочем, и всегда) обычные люди, сталкиваясь в повседневной жизни со всякими «негораздами» - нарушениями, конфликтами, преступлениями - с кем имели дело? Конечно же, с милицией - основным, самым доступным для граждан правоохранительным органом. И именно на неё, как правило, было обращёно недовольство и весь праведный гнев истерзанного репрессиями народа.
Между тем, милиция с её нищенской зарплатой и повседневной уголовной текучкой к массовым репрессиям имела весьма отдалённое отношение. А у людей именно с нею зачастую ассоциировались представления о репрессиях. Поэтому в народе работников милиции часто называли «бериевцами» и при всяком удобном случае отвязывались на них, выражая все свои обиды, возмущения, гнев. Нередко и праведный…
Эти общие, кому-то известные, а кому то и нет, или за давностью лет забытые, факты приведены здесь для объяснения ниже описываемых событий.
С чего обычно начинаются все неприятности для работника милиции?
Правильный ответ: со звонка в дежурную комнату. Именно с него в тот день всё и началось. По телефону кто-то сообщил о массовых беспорядках на Центральном рынке города Тамбова.
Рынки (базары) тогда не подразделялись на продовольственные и вещевые. Они были в основном продовольственными. Но в ту пору – тотального дефицита всего, и вещей, и многих продуктов (на полках магазинов выбор и того и другого был очень скудный) - на рынках втихаря, из-под полы продавалось многое, чего нельзя было купить в открытую - и одежда, и обувь, и всякая домашняя утварь, и хорошие продукты. Промышляла этим дефицитом – скупала, продавала, перепродавала – целая армия спекулянтов. Обычная картина: в магазинах пусто, а на рынке всё, что душе угодно. И всегда там колышущаяся, огромная масса людей. Поэтому слух о каких-то беспорядках на Центральном рынке, в центре города – это опасно!
Для борьбы с такими беспорядками сил у милиции было мало, вернее, их попросту не было, если сравнивать с тем, что сейчас задействуется при подобных обстоятельствах. Подключался оперативный состав, дежурные наряды, конвойный взвод – те, кто был на месте, под руками. Остальные заняты конкретными делами. Да и у этих привлеченных, кроме табельного оружия (пистолетов, за каждый выстрел из которых требовалось строго отчитаться!) и… кулаков, ничего не было. Никаких средств (типа дубинок, щитов для собственной защиты, водомётов, слезоточивых газов и тому подобного, широко применяемого сегодня) для разгона толпы не было и в помине.
Итак, по поступившему к дежурному по управлению телефонному сигналу мы, несколько работников уголовного розыска, прискакали первыми. Возле маленького здания, типа будки – помещения, именовавшегося базарной комендатурой, колыхалась громадная, в несколько сот человек, разъяренная толпа. На небольшом крылечке со ступеньками, ведущими в эту комендатуру, стояли в полной растерянности, вкрай перепуганные два милиционера. Участковый уполномоченный, обслуживающий эту территорию – рынок – закрылся внутри комендатуры.
Помещение этого учреждения – одна комнатушка, 14 – 16 метров, из которой дверь открывалась наружу на это самое крылечко с 3 -4-мя ступеньками. Внутри – два канцелярских стола и несколько стульев. Вот и вся контора.
Я сразу вошел в комендатуру и - к участковому: рассказывай, что произошло?
Вот краткое изложение сбивчивого рассказа этого несчастного участкового:
"Часов в 12 дня сюда вбежал очень взволнованный мелкий барыга ( спекулянт, т.е.) – обычно он информировал меня по ситуации на рынке, короче, «стучал». Он заика, а тут ещё волнуется, и я не мог сразу врубиться, что он бормочет. Кое-как успокоил его. Говорит: «На рынке антисоветчина. Какой-то странный мужик, одетый в черную, драную рясу с длинными лохматыми космами, с патлатой, в комьях бородой, ходит между рядами торговцев и громоподобно голосит, что скоро наступит конец света. И всё это – из-за грехов советской власти. Нужно, мол, сопротивляться ей, только так и спасёшься. В общем, несёт эту и ещё какую-то другую ерунду. А народ, рты раззявя, слушает вражескую пропаганду. Вот я и забежал вам доложить».
- Ну, я ж понимаю – продолжает участковый - это непорядок, да ещё с душком. Сразу выскочил из комендатуры и увидел его. Да его сразу видать было – громадный такой, орёт, руками размахивает. Слова у него какие-то непонятные, поповские, да и говорит как-то – не разберёшь этих слов. А вокруг него уже толпа приличная. Народ слушает с интересом, зеваки всё время подходят. Я подошел к нему, вежливо так его, падлу, попросил пройти со мной. Он и не сопротивлялся, пошел. Но перед этим, обращаясь к стоящим вокруг людям, как возопит: « Вот, братия, и за мной пришли антихристы!»
Ну, думаю, чокнутый какой-то, но за антихристом, за мной, то есть, покорно и молча пошел в комендатуру. Документов у него – я проверил – никаких не было, на мои вопросы нёс какую-то околесицу. В общем, шизик. Я ему пригрозил, что посажу в кутузку, если не прекратит болтовню и не покинет рынок. Он извинился, сказал, что сейчас же уйдёт , так как ему далеко ехать куда-то надо.
И ушел, паразит. А минут через 10 забегает мой милиционер, что возле комендатуры дежурит, и говорит, что вокруг собирается толпа и требует прекратить пытать божьего человека и отпустить его!
Я вышел на крыльцо и объяснил собравшимся вокруг комендатуры , что никто этого человека тут не пытал, его отпустили с миром. Но куда там! «Отдай его, и всё!». Я понял, что дело пахнет керосином и позвонил в Управление. И вы вот, слава богу, быстро приехали.
Выслушав этот рассказ участкового, я вместе со своими ребятами вышел на крылечко комендатуры. Перед нами предстаёт такая картина: толпа ещё увеличилась и стала более агрессивной. Видимо, считают: «Раз начальство приехало, значит, испугались». Народ почувствовал свою значимость – можно постебаться!... Толпа уже ревёт, орёт:
- Палачи, бериевцы, перестаньте пытать, издеваться над божьим человеком!
Ор, свист. В первых рядах особенно стараются несколько женщин в черных одеждах, истерически визжат, рвут на себе одежду, волосы, катаются по земле. Кликуши, психопатки, но заводят всех, особенно женщин. Да и мужики, видя это женское беснование, звереют.
Как ни странно, поначалу мне удалось перекричать толпу. Помогли занятия вокалом в свободное от службы время: оперши дыхание на диафрагму и направив звук в резонатор, своим, поставленным ещё и от природы голосом, я попросил у уважаемой публики тишины, то есть, заткнуться на минуту.
Видимо не только голос, но и разгоряченное, бешеное выражение моего лица произвело впечатление, подействовало.
На какой-то момент народ притих. Я попросил выделить несколько делегатов, чтобы зашли в комендатуру – убедиться, что божьего человека там нет и потому бить и пытать его никто, никак не может. Причем, попросил пройти самых активных горлохватов, которые уже взяли власть над толпой – это сразу было заметно. Однако, никто из этих «активистов» идти в комендатуру не хотел.
Но тут уж я взъярился на них, и деваться им было некуда. Подошли несколько человек и вместе с моими сотрудниками – операми вошли в комендатуру.
Я остался на крыльце и в наступившей паузе (толпа гудит, но немного притихла) стал выискивать взглядом знакомых в надежде: может, кто поддержит.
Ага! Увидел базарных барыг. Приходилось общаться с ними. Они мне кое-какую информацию (в основном по сбыту краденого) сливали, и я им скидочку–облегчение давал в их «творческой» деятельности. Как водится: вы нам – мы вам, к взаимному удовлетворению. Сотрудничество неофициальное, иногда, накоротке, на ходу…
Даю им знак, кричу, чтобы подошли. В общем-то, нормальные ведь люди, в другой раз обязательно послушались бы, подошли, но сейчас, заодно со всеми, орут, что вся милиция - бериевцы и нужно их казнить за человека, которого они только что убили. Что нет его уже в живых. Глядя на меня, подзывающего их к себе, стоят на месте, но замолкают.
А-а-а! Вот и главный подстрекатель – орёт, аж жилы на тонкой шее чуть не лопнут. К нему особенно прислушиваются рядом стоящие. Это – Орликов, старик - зеркальщик. Отсидел 25 лет от звонка до звонка. Бандит, состоял в настоящей банде, душегуб, при грабежах убивал людей. Я лично читал его уголовное дело от корки до корки. Кровавый дед. Сейчас скупает серебро, в том числе и краденое, для своего подпольного бизнеса (это слово: бизнес - уже из современного лексикона, тогда в ходу его не было).
Вижу в толпе ещё знакомые лица, скорее всего, случайно оказавшиеся здесь. Талантливые ребята: центрфорвард Тамбовского «Торпедо» Ботиков и вратарь этой же команды по кличке Моряк. У них главный соперник – наше милицейское «Динамо». Прекрасно знаем друг друга. Встретились взглядом. Понял: рассчитывать на помощь не приходится: и у них, видать, тоже накипело на «бериевцев» по спортивной линии…
Ещё выхватываю взглядом из толпы двоих: воры – карманники по кличкам Баранчик и Бурат. Оба злорадно ухмыляются, мол, попался Гугель со своими мусорами. А сами при этом, пользуясь случаем, внаглую, не опасаясь меня, «проверяют» карманы и сумки сильно увлёкшихся борцов «за права человека и свободу совести», как сейчас бы сказали.
-Ах, гад, Баранчик - думаю.
Недавно я взял его с поличным в автобусе. Он был «выпимши» и потерял бдительность – залез в карман к мужику, меня не заметил. А я его руку прихватил прямо в кармане (приём такой: двумя пальцами фиксируешь кисть карманника и верхнюю часть кармана – и никуда он уже не денется).
Моментально обращаю внимание пассажиров автобуса – свидетелей. Вытаскиваю его руку из кармана. И тут обнаруживается, что в кармане жертвы оказались только … два презерватива! Выходит, вор - карманник Баранчик на них и покушался.
В автобусе хохот. Но Баранчик прекрасно понимает, что 6 лет ему всё равно сидеть. Потому как по закону умысел у карманника всегда неопределённый. Запуская руку в карман или сумку своей жертвы, он же не знает, что там лежит, и срок получит одинаковый, хоть за носовой платок, а хоть за деньги, независимо от суммы, или за любые другие ценности.
А тут такой позор – презервативы! Спросят в тюрьме или в колонии: «За что сидишь?» Придётся отвечать: «за гандоны». Вот смеяться-то блатные будут!
Короче, взмолился он у меня. Выдал ценную, в тот момент, информацию, и я его простил – никому не сообщил о таком позоре.
А сейчас он, мерзавец, надеется, что теперь уж нам тут достанется – толпа накалена!
Все эти персонажи и то, что я знал о них, промелькнуло перед глазами и в голове мгновенно. Все – вражины. Понял: поддержки в толпе получить не от кого.
На какой-то момент мелькнула мысль: переключить внимание людей на щипачей – карманников, ведь любит народ гуртом «бить вора».
Да не успел - из комендатуры вышла «проверочная комиссия» представителей звереющей общественности и сообщила ей, что святого странника в казематах комендатуры (на курьих ножках!) они не нашли, но это ничего не значит. Может, там подвалы есть энкавэдэшные, и его там пытают!
Снова заорали кликуши, народ по-прежнему подозревает нас. Обстановка опять накаляется.
Особенно желают расправиться с участковым, который задержал божьего человека.
Оставляю я ребят на крыльце, забегаю в комендатуру, звоню в управление своему шефу, полковнику Морозову Степану Васильевичу. Докладываю обстановку. Он говорит, что руководству УМВД уже доложено. «Собираем конвойный взвод» (тот, что развозит к следователям и в суды арестантов). «Тяни, Володя, время».
Я ещё раз прошу людей из толпы проверить помещение. Уже другую группу собираю, более спокойную. Убеждаю не торопиться, тщательно проверить. Снова конечно же ничего не обнаружили. Вышли, сообщили об этом. А тут бабы – кликуши:
- Да чего на них смотреть, убили они святого, изверги, и спрятали где-то!
И толпа, как огромный зверь, раскрывший паршивую, вонючую пасть, разом гаркнула: «Бей их»!
С искаженными яростью лицами, поднятыми руками, сжатыми в кулаки, двинула на нас. Смяла двух милиционеров, стоявших у края ступенек.
Что делать?! О применении оружия – пистолетов, которые у нас были, не могло быть и речи.
Во-первых, меня,недавнего выпускника Харьковского юридического института, никогда этому не обучали. А, во-вторых, как это? Стрелять в толпу, убивать людей…
Мы что-то продолжали кричать, увещевать, просили успокоиться, обещали вместе во всём разобраться.
Но куда там! Толпа напирала, руки «передовиков» уже тянулись к нам…
И вдруг …тишина. Толпа замерла! Все смотрят мимо нас на дверь комендатуры. Я медленно повернул голову назад, стараясь при этом не упускать из поля зрения толпу, и… остолбенел!
На последней, верхней ступеньке крыльца, перед открытой дверью комендатуры стоит «божий» человек – «мученик». Всё выглядит так, будто он только что вырвался из этого помещения и появился перед людьми, которые вынудили «бериевцев» освободить его.
Можно было сойти с ума. Мы прекрасно понимали, что он, гад, под шум и гам и взаимную зацикленность друг на друге – нас и толпы – выбрал пиковый момент и вскочил на крыльцо за спины «бериевцев». Стоит во весь свой огромный рост, широко раскинув руки, патлы на ветру развеваются, рукава одежды разорваны, грудь голая. И неистово вопит:
-Братия, пытали тут меня палачи, издевались, как могли, но я всё выдержал, устоял, веры нашей не предал!
И бросился с крыльца в толпу, которая с радостными воплями подхватила его. И… исчез! Растворился. Вот он был, и… нет его. Фата Моргана!
Ничего не понимая, мы смотрим друг на друга, как идиоты. Уже никому мы не нужны. Но ни радости, ни облегчения, что всё закончилось, что спаслись, по меньшей мере, от избиения, а может, и от чего-то посерьёзнее!
Никто этого мужика не стал преследовать, да и не видно его было нигде. А вместе с ним исчезла и толпа…
Зато появился конвойный взвод!
Я позвонил Степану Васильевичу. Доложил. Высказал категорическое мнение, что попа - антисоветчика нужно обязательно найти и взять. Молодой был и жутко идейный, да и за себя, за пережитый страх и унижение хотелось отомстить! Наконец, хотелось понять, как этот проходимец устроил всю эту мистификацию, надул нас и стольких людей. Но полковник Морозов охладил меня:
- Испарился он, и черт с ним! Найдёт свою гадкую судьбу без нас. Береги здоровье и нервы – тебе ещё 20 лет до пенсии. Да и начальству этот хипеш не нужен. Нехватает нам ещё массовых народных волнений. Особенно, обкому партии
Вот и всё. Признаюсь, никогда не думал писать об этом случае – воспоминание не из приятных. Но вот нынешние события… Что ни день, отовсюду идут потоки информации о массовых выступлениях, о власти толпы, о её беспределе. Конечно же, по своим масштабам и последствиям теперешние события несопоставимы с тем, о чём рассказано здесь. И всё же, всё же… У каждого явления есть своё начало и свой конец. Что день грядущий нам готовит?... Есть о чём поразмыслить…