… Зима уходила. Это можно было понять по многим показателям: температура все время повышалась, время от времени шел дождь, да под ногами образовывались огромные лужи с пока еще ледяным дном. Таял снег, покрываясь тонкой, хрустящей ледяной коркой; и из под него появлялись следы прогуливающихся здесь ранее любимых домашних питомцев.
Подсыхал асфальт, все чаще можно было уловить струящийся по воздуху запах набухшей коры, услышать едва слышимый треск лопающихся почек, да трескотня дворовых воробьев, хлопанье крыльев голубей и карканье ворон напоминало о том, что хоть и мерзко на улице, но жизнь продолжается.
Выбирая менее скользкие места на тротуарах, я шел по жизни, иногда выходя на проезжую часть. Не боясь бешеных автомобилей, несущихся мимо, я продолжал идти туда, куда меня вело сердце, да шептала душа, тыча в алый, замутненный буднями, закат.
Люди морщились, зажимали носы, или отворачивались от наследия зимы в сугробах. А мне было, если честно, на это глубоко наплевать, потому, как мысли были далеки от места времени, где я находился. Точка пространства, словно свободный меридиан, плавала, пересекая мыслимые и немыслимые события, обходя жертвы, на которые я шел, и стирала из памяти пятна пролитых старых чернил.
Я отталкивался от грязных бамперов и багажников, опирался о грустные взгляды прохожих, спины мокрых дворняг, снующих под ногами целыми стаями, отходил от порочных взглядов продавщиц, их плевков мне под ноги, вызывающего смеха и матерщины. Хотелось забраться, пусть на самый край огненного заката, но лишь бы быть подальше от тех, кто только замутняет сознание, да медленно, но тотально убивает равнодушием.
Зима уходила, причиняя мучительную боль. С одной стороны она успела всем надоесть и опостылеть, с другой – обнажая нервы и душу. Пусть люди видят лишь наследие старых сугробов да лед под ногами. Они ждут, когда все растает, когда можно будет выбираться на свои любимые дачные участки и расслабляться среди зелени и родных. А мне хотелось, чтобы кто-нибудь окликнул меня, остановил добрым взглядом, обнял и попросил остаться. Но молчало общество, думая лишь о себе, упорно не желая думать о ком-то еще. Это и было истинное наследие зимы…