Волны лизнули пыльные сапоги Черемного, стоявшего неподвижно и смотревшего в морскую даль. Серое от пыли и усталости лицо, кровяные пятна на одежде. Рука сжимала рукоять шашки, висевшей у пояса. Стреноженный конь стоял, понурив голову поодаль, устав от страшной дневной гонки. Черемной отстегнул пояс с шашкой и бросил на землю. Легкий ветерок шевелил и, словно балуясь, теребил чуб с проседью на голове казака.
- Ну, вот он. Край земли русской - сказал казак и сел на землю.
Черемной достал кисет и, скрутив цигарку, закурил.
На гладкой поверхности моря мерцали, удаляясь, огоньки судов бежавших от берега.
- Вот и все - сказал вслух казак – Кончилась земля русская.
На востоке мерцало вдали зарево пожаров - горела станица. Казак вздохнул и достал обрез, сделанный еще отцом из трехлинейки.
- Патронов тьма - Черемной грустно рассмеялся - Целых три.
Проверив обрез и положив рядом с собой шашку наголо, он улегся спать...
.
Что-то мягкое и теплое ткнулось в щеку. Черемной открыл глаза. Конь, нетерпеливо перебирая копытами, тянул к лицу хозяина губы.
- Балуй еще у меня - притворно-зло сказал казак и легко встал на ноги - Что делать-то будем? А?
Конь покивал крупной головой.
- Киваешь? Ну-ну - Черемной достал из седельной сумы фляжку с водой, сделал несколько глотков. Остатки воды осторожно лил в ладонь и поил коня. Коню мало конечно, но все лучше, чем ничего.
- А пропади оно все! - в сердцах он махнул рукой - Поехали!
Дробно стуча копытами, конь влетел в обгоревшую станицу. И пронесясь по улицам, стремглав бросился к дому старосты. Добротная хата, отстроенная всем миром, лишилась былой красоты в один день. Злой рукой со стен сорваны образа, российский флаг и знамя казачьего полка были сожжены перед крыльцом. На коньке крыши победно развевался кусок кумача. Цвета крови старосты, что погиб за вольность казачью на крыльце дома своего.
У крыльца старостиного дома толпились красноармейцы, дымили табаком. У их ног, приткнувшись спиной к крыльцу, сидела старуха-казачка, мать старосты.
Глаза старого казака налились кровью. Страшно засвистав и загикав, размахивая шашкой, он врезался в толпу красноармейцев. Крутя коня на месте, наносил страшные удары. Правый рукав рубахи отяжелел от крови. Конь, чуя ярость седока, зло грыз удила и бил копытом. Шашка, словно луч, сверкала на солнце. Спустя пять минут, тяжело дыша Черемной, остановился. На земле лежали порубленные им красноармейцы. Старуха, округлив от страха глаза, смотрела на Черемного.
- Здрава будь, мать - поприветствовал он ее
Старуха отмахнулась от него и, закутавшись в лохмотья, отвернулась.
- С ума сошла она, Черемной - пояснил хриплый басок за спиною
Черемной повернулся. Пред ним стоял затянутый в кожанную тужурку комиссар, за его спиной ощетинившись штыками, с мрачной готовностью десяток бойцов.
- Ну, здравствуй, что ли? - комиссар улыбнулся
- Негоже казаку здоровкаться с убийцей - ответил Черемной и, обтерев шашку о рукав левой руки, занял боевую позицию - Давай вали хошь по одному, хошь всем гуртом!
Хрипло зарычав, бойцы двинулись в сторону казака, но комиссар их остановил:
- Живым брать!
***
Утром следующего дня, на казнь казака-бунтаря съехалось все красное начальство. На площадь уездного городка жителей выгоняли силой. Бойцы толкали в спину казачек и малышей, приговаривая:
- Давай иди. Посмотришь, как вашего плетьми бить будут.
Черемной стоял привязанный к столбу-опоре виселицы, поспешно возведенной за ночь.
- За преступление против крестьянско-рабочей власти....- начал читать приговор один из бойцов, но Черемной его прервал:
- Казак ни крестьянином, ни рабочим быть не может!
- Цыть! - прикрикнул на него солдат
- За убийство бойцов Красной Армии...
- Бойцы - Черемной растянул в улыбке разбитые губы - Старух да молодух воевать эт оне бойцы.... - удар под дых заставил его замолчать
- Я жеж сказал "цыть" - пояснил ударивший солдат
- Черемной Михайло Андреич приговаривается к смертной казни через повешение!
Толпа ахнула в один голос. Раздались рыдания женщин, из толпы понеслись крики "Изверги!"
- Кончайте его быстрей, а то бабье нам сделает революцию - вполголоса приказал Гонарович, командир гарнизона
Солдат повернулся к казаку, грустно вздохнул:
- Звиняй дядько - и начал готовить петлю
- Сынку - хриплым шепотом позвал Черемной солдатика - Ты наш ведь, казак. Развяжи руки и дай шашку. Не позволь помереть как собаке.
- Не могу - солдатик сосредоточенно пытался свить петлю
- Сынку, они у меня всю семью вырезали... станицу спалили - жарко зашептал казак - Мне сынок терять неча, мне лишь бы не в петле сдохнуть. Будь ласка, дай шашку.
Веревка в руках солдатика опять словно ожила и, извиваясь, упала к ногам.
- Та будь она неладна! - солдат плюнув, вытащил из ножен шашку, разрубил веревку, державшую руки казака и, перехватив за клинок, кинул старику.
Опять засверкал-засвистел клинок в умелых руках. В три огромных прыжка Черемной добрался до стола с судьями….
***
Рохлин сидел за столом и принимал просителей.
Просителей было много, старые деды и бабки, просившие за взрослых своих детей, арестованных комиссаром. Молодые парни, почти юнцы, просившиеся в армию. Жалобщики, которым хотелось вернуть конфискованное имущество.
Попутно решались им бытовые нужды его отряда. Фураж, боеприпасы, ссоры и драки, которые часто вспыхивали между бойцами и населением.
Тот день запомнился Рохлину навсегда.
В кабинет, пригнув голову с огромным, черным клобуком, вошел грузный поп. Повернувшись к углу. Где на месте содранных икон красовалась паутина, истово трижды перекрестился.
Рохлин сурово нахмурился и грубо спросил:
- Чего ищешь отец?
- Правды – спокойно, басом ответил священник и опустился на стул
- Правда у каждого своя – сказал Рохлин и усмехнулся
- Двух истин не бывает – возразил поп – И правда одна.
- Ладно – отмахнулся Рохлин – Чего просишь?
- Справедливости – поп погладил свою бороду – Я с матушкой своей садил-ростил-ухаживал за картошкой. А твои пришли все отобрали подчистую.
Рохлин подумал и ответил.
- Так то продразверстка, отец, что поделать-то
- Так хошь бы мешочек оставили – поп махнул рукой – Все выгребли нехристи проклятые!
- Ну, ты мне тут. Того! Прекращай! – Рохлин строго погрозил пальцем
Священник внимательно всмотрелся в лицо Рохлина.
- И давно ты по «ихнему» говорить учишься?
Рохлин растерянно заморгал. Поп усмехнулся.
- Учился?
- Да – Рохлину вдруг стало стыдно, перед пожилым священником
- Отец твой где?
- Умер три года назад. С того времени и бедую.
- Понятно – протянул священник – Приходи ко мне вечером, после службы, мы с матушкой любим, когда гости нас посещают.
- Зачем – глухо спросил Рохлин
- Поговорим
- О чем? – Рохлин не на шутку был рассержен – О картошке твоей?! Или о войне?! О Боге?!
- О жизни – спокойно сказал священник и встал – Буду ждать.
Вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Брехали собаки, пели сверчки. Теплый ветер ласково гладил разгоряченное лицо Рохлина, стоявшего у ограды поповского дома и не решавшегося переступить за калитку.
Старый пес, что охранял двор священника, подошел к забору и взглянул в глаза Рохлину.
От этого взгляда старого пса, словно понявшего, что творится у него в душе, Рохлину захотелось разрыдаться.
Он сел на землю у забора и сказал:
- Не могу. Понимаешь? – Рохлин спросил собаку
Пес сел и наклонил голову вбок, словно лучше слышать.
- Стыдно – Рохлин шмыгнул носом – Страшно стыдно. Перед людьми стыдно.
Собака легла, положив большую голову на передние лапы, и горестно, по-человечески, вздохнула.
- Словно оккупанты по родной земле идем. Народ свой гнобим. А для чего? Ты, может, знаешь? Хотя вряд ли – Рохлин опустил голову и задумался
- Правильно мыслишь – тихо пробасил голос из темноты – Страшно жить на Руси святой стало.
Рохлин вскинул голову и увидел священника, сидевшего на корточках и гладившего пса.
- В писании сказано: «И бысть мор на людях». Сказано это про чуму, а здесь все гораздо хуже – священник поднялся – Брат на брата идет смертным боем, отец на сына. Я стар, мне уже боятся нечего, а вот ты молод, задумайся, к чему мы идем? Чего хотим?
- Равенства – Рохлин поднялся тоже и отряхнул брюки
- Человек слаб плотью своей и равенства плоть не допустит. Сильные духом это затеяли, но не учли слабости чужой.
Рохлин достал папиросу и закурил, молча, слушая своего собеседника.
- Каждый постремится поиметь сверх того, что ему отпущено. Не важно, гвоздь то ржавый или кусок материи сгнившей. Стяжательство всегда было и будет. Русичи всегда отмечены Богом были силой, стойкостью и добротой. Но нынче, озлобленные стали.
- Хватит, отец, не рви мне душу – сказал Рохлин, втаптывая папиросу в дорожную пыль.
- А она у тебя есть, душа-то?
- Есть – убежденно ответил Рохлин и, не попрощавшись, потопал прочь
Старый священник покачал головой и вернулся в дом.
***
- Алле! Алле! Барышня! Дайте штаб. Срочно! – комиссар прижимал к голове кусок окровавленной ткани – Мишаев! Это Рохлин. Мишаев доложи дежурному, Черемной Гонаровича зарубил и сбежал опять! – он перевел дыхание и уже более спокойно добавил – С ним еще пятеро бойцов ушли. Да, были наши, стали ихние.
Старик-истопник сидел у печи, курил в кулак цигарку и слушал комиссара.
Скинув кожан на стул, комиссар сел на диван, все еще прижимая к голове пропитавшуюся кровью тряпку:
- Что вылупился? – прикрикнул он на истопника – Вон как меня шашкой рубанул ваш Черемной.
- Не рубанул, а погладил – старик усмехнулся в усы – Память тебе оставил, что б ты его не забывал. Вроде как обещание вернуться.
- Ах ты, сука! – комиссар вскочил на ноги и рванул из кобуры наган.
- Стреляй, чего уж там – старик безразлично махнул на наган рукой – Все равно казакам жизни теперь нет.
- Зато потом как жить-то будем, старик! – комиссар сунул наган в кобуру – Красота, а не жизнь настанет!
Старик покачал головой.
- Что толку? Люди здесь и сейчас жить хотят, а не потом.
- Мы помаемся, но наши потомки… - начал было заученную фразу комиссар, но старик его прервал:
- Озлобляете людей. Детей сиротами оставляете, да при этом светлое будущее пророчите? – старик рассмеялся – Не смеши людей, командир.
- Ты, Пантелеич, антиреволюционные речи прекрати вести! – Рохлин погрозил старику кулаком и, встав, показательно схватился за кобуру с наганом
- А шо? Я не прав? – истопник хитро прищурился и усмехнулся в седые усы – Вона, избу-то у Пелагеи, бойцы твои разорили и сожгли. А почему? – спросил он и тут же сам ответил – А потому, что Пелагея вдовица, но блюдёт себя, а твои кобели хотели дамской ласки. Не бойцы, а шайка какая-то!
- Ах ты, контра! – комиссар опять вскочил и начал расстегивать кобуру
Старик-казак залился от смеха.
- Что ты с наганом как дурень с торбой писаной носишься? – внезапно он оборвал смех и строго приказал – Сядь!
Комиссар от неожиданности послушно сел на диван.
- Послушай, что я тебе скажу. Я уже стар. Я воевал уже тогда, когда твой отец еще голоштанным бегал. Так вот. Не мне конечно жизни тебя учить, но все же. Оглянись и присмотрись к тем, кто тебя к бою призывает, а потом посмотри, с кем ты воюешь. Враг не перед тобой, а над тобой и сзади тебя. Задумайся, почему из троих, что за столом сидели двое в собственной юшке захлебнулись, а тебе вскользь клинком по черепу. Думаешь, уменья у Черемного не хватило? Или подфартило тебе? Предупредил Черемной тебя.
Коммисар посмотрел на казака угрюмо.
- Я отклонится успел…
- Отклониться успел – передразнил его дед – Черемной, что б ты знал, на амператорском смотре, шашку золотую из рук князя получил. Тьфу – дед плюнул и добавил - Отклонился он.
- Ты мне дед тут контру не разводи! – оправившись от смущения, грозно сказал комиссар – А то – он потряс пальцем – Быстро к стенке и в расход!
- Тю – дед усмехнулся – Молоко с губ оботри, прежде чем меня смертью пужать.
Рохлин мрачно посмотрел на старого казака.
- Ишь, буркалы выкатил – дед, кряхтя, поднялся – Давай уже мириться, комиссар, а то не ровен час или ты внуков моих без деда оставишь или я твоему роду конец положу.
- Пошел ты – Рохлин сел на диван и достал кисет с махоркой
Курили молча и долго. Исподлобья наблюдая друг за другом.
- Скажи вот, Пантелеич, ты на русско-турецкой был? – решил прервать молчание Рохлин
- Бысь – дед заплевал цигарку и бросил ее в печь – А тебе с кем воевать привелось?
- Ну – смущенно закашлялся Рохлин – С этими…как их – он потупил глаза и залился краской
- Ни с кем, окромя своих? – дед встал и прошелся по кабинету, заложив руки за спину
Рохлин украдкой посмотрел на сильные пальцы, обвитые узлами вен и, с уважением, подумал «Здоров, видать еще, черт старый»
Истопник подошел к окну и с интересом посмотрел на улицу. Извозчики носились как угорелые, перевозя всех желающих к докам, которые были еще заняты белыми. Уехать к докам можно было, имея или царские золотые червонцы или что-то съестное. Вещи и драгоценности извозчики к плате не принимали, потому, как их сразу изымали большевики.
В городе шестые сутки подряд была паника и всеобщая истерия. Город, словно тифозный больной, толком не спал, не ел, редко истерически смеялся и заражал каждого, кто пересекал городскую черту.
- Рохлин, а как зовуть-то? – нарушил молчание Пантелеич
- Илларион – тихо ответил комиссар
- А по батюшке?
- Валентинович
- Илларион Валентинович – смакуя, нараспев, произнес Пантелеич – Из барчуков видно будешь.
- Из них – кивнул головой Рохлин
- А какого черта лысого, ты с этими спутался? А? – старик резко повернулся к Рохлину
- Я за равенство – опять тихо пояснил Рохлин
- За чьё равенство? Крестьян и барьёв? Да ты в своем ли уме парень? – старик повернулся опять к окну.
- Что ты мне душу-то рвешь, старый? – Рохлин вытащил из под ремня исподнюю рубаху и оторвал от нее лоскут – Сначала, все правильно говорили, а потом, все завертелось-закрутилось.
Он приложил к голове новый лоскут, а пропитанный кровью бросил к двери.
- Я ведь в гимназии учился и в университете – Рохлин, вдруг резко вскинул голову и подозрительно посмотрел в спину истопника – А ты, старик, что это интересуешься, а?
- Так ты сам баешь – дед повернулся и спокойно посмотрел в глаза комиссару – Одно тебе могу сказать, если большевики возьмут верх, свистопляска эта не скоро кончится!
Рохлин посмотрел на истопника:
- А ты прав, старик – он поднялся и достал наган из кобуры – Прав.
- Расстреливать будешь? – спокойно поинтересовался истопник
- Нет – Рохлин проверил патроны и сунул наган обратно в кобуру
Лихорадочно он начал открывать один за другим ящики стола, доставал бумаги. Часть, после беглого осмотра кидал на пол, а другую часть торопливо рассовывал по карманам.
Пантелеевич с интересом наблюдал за ним.
- Куды собрался? – спросил старик
- К белым! – решительно и твердо ответил Рохлин
- За каким бисом?
- Россию спасать надо!
***
Пластая шашкой, воздух перед собой, свистя и гикая, Черемной разогнал красноармейцев, стоящих у стола с судьями. Рубанув сплеча по голове командира гарнизона, Черемной, чуть присев, отвалил шашкой от головы Трехова, второго судьи от народа, добрую половину. Повернулся, тяжело дыша к Рохлину, сидевшему достаточно спокойно.
- Боишься? – Черемной усмехнулся
- Нет – ответил Рохлин
- Молодец – похвалил Черемной и концом клинка разрезал кожу на виске Рохлина
– Это что бы – начал он, но вблизи послышались выстрелы и крики
Черемной махнул свободной рукой и спрыгнул со стола.
Женщины и старики расступились, давая «коридор» спасения Черемному.
- Спасибо, люди добрые – поклонился в пояс Черемной толпе
- Тикаем, дядько! – молодой солдатик, отдавший свою шашку Черемному, тронул его за плечо – Тикаем!
Черемной побежал за солдатиком.
На краю площади стояли брички и обозы извозчиков, сидевших безучастно в тени деревьев и жевавших хлеб.
- Быстро! – закричал солдатик – На причалы!
- Чем расплачиваться будешь? – лениво спросил один из извозчиков – Висельника везти страшно. Красные потом затаскают, а то и в расход пустят.
- Вот моя плата – Черемной вытянул вперед руку с окровавленной шашкой
- Тю – присвистнул извозчик – Тады поехали.
Лошадь, почуяв, свежую кровь, захрапела, недовольно грызя удила.
- Ну – извозчик вытянул вожжами кобылу вдоль хребта – Тяни, сивая!
Толпа, молча наблюдавшая, вдруг бросилась врассыпную.
Четверо красноармейцев, бежали наперерез бричке.
- Стой! – закричал один – Стой! Михайло Андреич!
Черемной тронул за плечо извозчика – Погодь.
Лошадь, повинуясь вожжам, натянутым привычной рукой, встала.
Красноармейцы, тяжело дыша, подбежали к телеге.
- Михайло Андреич – розовощекий курносый парень скинул фуражку – Это я, Митька Суслин с другами.
- Митрий – Черемной улыбнулся, стянул пропитанную кровью рубаху – Залазь!
Пристань кипела. Крики негодования и отчаяния, отборная ругань и мольбы.
Кого-то солдаты тащили к краю пирса и расстреливали. Люди кидались в воду и пытались плыть за отходившим судном. Многие стрелялись от безысходности или, ошалев от пьянства, хотя пьянство начиналось от безысходности. Пронзительно кричали женщины, потерявшие лоск и утонченность благородных салонов. Расторопные евреи, сновали между пытавшимися уехать людьми, скупая вещи за бесценок, порой меняя просто на еду. Черемной оглядел весь причал и вздохнул.
- Уехать надежды нет – он посмотрел на парней
- Ничего дядя Михайло – солдатик тоже вздохнул – Все равно обратно пути нет.
- Пароходов осталось всего два. Один в Стамбул, второй в Варну – быстро сказал, возникший ниоткуда еврей – Могу устроить все в лучшем виде.
- Сколько? – спросил Черемной
- Всего сотня червонцев – еврей улыбнулся. Обнажив гнилые зубы – Золотых, разумеется.
- Идет – выдохнул Черемной
Еврей потер руки.
- Половину сейчас. Половину на палубе «Княгини Марии».
- Больно ты востер – Черемной усмехнулся – На палубе все отдам!
«Княгиня Мария» мягко ткнулась бортом в причал и застыла, притянутая канатами.
- Трап! – потребовала многоголосая толпа на разные лады
Моряки не торопились подавать трап.
Первые смельчаки, цепляясь за канаты, полезли на судно. С борта защелкали револьверы офицеров.
- Назад! – прокричал в рупор капитан – Назад, иначе мы будем стрелять!
Смельчаки продолжали лезть, не обращая внимание на предупреждение капитана.
- Огонь! – отдал короткий приказ капитан
Смельчаки, сбитые меткими пулями, тяжело упали в воду.
Толпа отхлынула назад от судна. Черемной пробрался вслед за евреем, поближе к судну.
- Парень – Черемной тронул еврея за плечо – Не могу.
- Что? – еврей повернулся к Черемному лицом
- У меня нет червонцев – Черемному стало стыдно
- Я знаю – еврей улыбнулся – Знаю, но Вы мне симпатичны. Моя мама завсегда говорила, Йося, если можешь спасти человека – спаси, и Бог не отвернется от тебя.
- Спасибо, Иосиф – ответил Черемной
- Пока не за что – еврей грустно улыбнулся
Толкаясь, отпихивая руками других. Матерясь и угрожая, Черемной и его спутники поднялись на борт «Княгини Марии».
Чадя черным вонючим дымом, пароход отвалил от причальной стенки и направился в море.
- Прощай – со слезами на глазах сказал Черемной, смотря на полоску удаляющегося берега – Прощай.
Париж. 1930 год.
- Мсье Даульё, Вас к телефону – секретарша заглянула в кабинет шефа криминальной полиции
Грузный, рано облысевший Луи Даульё, страдавший астмой, кряхтя, поднялся из кресла и прошел в приемную.
- Капитан Даульё у аппарата – рявкнул он в трубку
- Мсье Даульё, это Жак Сирко – говоривший был очень взволнован – Эти русские опять ограбили ювелирный магазин!
- Адрес – потребовал шеф
- Сто семнадцать Риволи – выпалил Жак
- Совсем обнаглели – Даульё покачал головой – Днем, почти в центре. Ужас!
На месте преступления, под ногами хрустело стекло битых витрин. Испуганные девушки-продавщицы жались в углу друг к другу. Магазин являл собой жалкое зрелище, пробитые пулями витрины, плавающее в собственной крови тело охранника, полное отсутствие драгоценных металлов на столах.
Даульё брезгливо осмотрел помещение, стоя в дверях.
- Жак, Вы допросили мадмуазель продавщиц?
- Да, патрон – Жак пошарил в кармане плаща и выудил на свет блокнот – Продавщицы показали, что около полудня в магазин зашел еврей и с сильным славянским акцентом попросил показать самое дорогое колье. Осмотрев колье, вышел вон. А спустя несколько минут в магазин ворвались трое мужчин и открыли пальбу. Охранник попытался их остановить, но был убит наповал. Они сгребли все с витрин, очистили сейф и удалились.
- Странно – Даульё в задумчивости почесал нос – Очень странно.
- Что странного, шеф? – Жак повернулся к Даульё лицом
- При чем здесь еврей?
- Он, наверное, вызнавал обстановку, шеф – Жак усмехнулся
- Ты не понял, Жак – Даульё скривился – Евреи не грабят с пистолетом в руках, не наводят воров, они делают деньги легально. Что и смущает.
- Уже пятый магазин! – Даульё был в бешенстве – Пятый!
Он потряс кулаком перед лицами подчиненных.
- Куда смотрите? Вместо розыска ухлестываете за молоденькими козочками?
- Нет, шеф – ответил за всех Жак
- А ты вообще молчи, умник! – Даульё ослабил галстук и сел в кресло, отдуваясь и фырча, словно старый пес – Идите и работайте. Меньше чем через сутки эта банда русских должна быть здесь! В кандалах!
Иосиф, одетый словно игрушка, в сверкающих штиблетах зашел в салон мадам Ларокруа.
- Доброе утро, мадмуазель – он приподнял шляпу, перед миловидной продавщицей
- Доброе утро, мсье – девушка улыбнулась – Вы что-то хотели бы приобрести?
- Да – Иосиф снял и небрежно кинул дорогую шляпу на прилавок
Снял и бросил перчатки в шляпу, хитро улыбнулся и сказал:
- Я женюсь!
- Поздравляю, мсье – девушка улыбнулась еще шире, клиент явно был богат
Иосиф достал из внутреннего кармана плаща увесистое портмоне и пересчитал деньги.
- И я богат – он улыбнулся – Так что покажите мне самое дорогое колье и кольца.
Через минуту перед Иосифом на прилавке оказались, действительно, дорогие вещицы.
Иосиф улыбался, шутил и спорил с продавщицами.
- Все – он поднял вверх руки – Все. Я совсем запутался. Наверное, будет лучше, если я попрошу выбрать свадебный подарок свою сестру.
Видя, как напряглись продавщицы, Иосиф принял решение.
- Но вот эту красоту – он взял маленькое колечко с бриллиантом – Куплю независимо ни от чего. Оно понравилось мне!
Оплатив немалый счет, Иосиф вышел из салона и сел в поджидавший его автомобиль. Машина сорвалась с места и остановилась только через несколько минут, в паре кварталов от магазина.
- Ну? – повернулся к Иосифу Черемной – Что там, Йося?
- Все плохо, Андреич – Иосиф достал папиросу из дорого подсигара – Четверо бугаев с наганами. Двоих еще заметил на втором этаже
- Ты так и остался базарным воришкой, Йося – Черемной покачал головой
- Прекрати, Андреич! Если б не я, тебя уже давным-давно красные на первом же суку вздернули! – Выпалил Иосиф
- Уж лучше бы повесили – неожиданно тихо и задумчиво сказал Черемной – Чем здесь на чужбине воровским промыслом жить.
Они помолчали, думая каждый о своем, молчание нарушил Черемной:
- Так – протянул он – Что думаешь?
- Думаю, хватит уже нам денег, Михайло Андреич, для вояжа в Америку – Иосиф закурил
- Ишь, ты – усмехнулся Черемной – Когда я тебя из тюрьмы в Болгарии вытаскивал, знаешь, сколько мы ограбили магазинов?
- Кто старое помянет, Михайло Андреич – Иосиф выбросил папиросу – С такими деньгами, в Америке мы будем королями.
- Мы будем бедняками, Йося – Черемной подумал и добавил – В этот раз, ты идешь вместе с нами.
Черемной отвернулся и завел мотор.
- Добрый день, мадмуазель – Иосиф зашел в салон и вновь приподнял шляпу
- Добрый вечер – мило улыбаясь, поправила его продавец
- Верно – Иосиф кивнул – Я хотел бы все же, повторно посмотреть все колье. Моя сестра сказала, что подарок я обязан выбрать сам – он пожал плечами – Вроде как ритуал такой.
- Простите, мсье – мадмуазель улыбнулась – Но, боюсь, что сегодня уже невозможно. Приходите завтра.
Иосиф сильно чихнул.
- Простите – он достал платок из кармана – Аллергия.
Он опять чихнул.
- Мадмуазель, Бога ради, принесите стакан воды – попросил Иосиф и снова чихнул, отвернувшись от прилавка.
Через улицу, к магазину, спокойным шагом приближались трое мужчин, в темных плащах и надвинутых на глаза шляпах.
Иосиф протянул руки к охранникам, стоящим по обе стороны дверей.
- Господа – прохрипел Иосиф и упал навзничь
Охранники что-то крича, начали хлопотать, над лежащим без чувств Иосифом, салон наполнился криками и суетой. В попытках привести в чувство Иосифа, охрана проморгала появление непрошенных гостей.
- Это ограбление – низким, не предвещающим ни чего хорошего, голосом сказал старший – Открываем сейфы! И без геройства. Я стреляю быстро и метко.
Молодые продавщицы, дрожа от страха, сгребали золото в сумки грабителей. Охрана безмолвствовала, стоя вдоль стен.
- Все готово! Уходим! – скомандовал Черемной
И тут сверху грохнул выстрел и Иосиф, только что вставший на ноги, повалился вниз лицом, не издав ни звука.
Охрана, стоящая вдоль стен, словно ждала сигнала, резко развернулась и кинулась на грабителей.
Завязалась драка. Сквозь крики и звуки ударов, то и дело звучали выстрелы.
Черемной схватил субтильного охранника за горло рукой и ударил ему по голове рукоятью нагана. Парень обмяк, потеряв сознание.
- Уходим! – вторично закричал Черемной, заслышав звуки полицейских сирен
Он наклонился над Иосифом, пуля вошла в висок.
Черемной поднялся и пошел к выходу.
Что-то сильно ударило его в голову сзади.
Теряя сознание, Черемной услышал выстрел.
- Я сделал все что мог – произнес голос с сильным еврейским акцентом – Теперь уже остается только ждать.
- Так он выживет? – спросил другой голос
- Не буду врать, мне это не известно.
Черемной так и не смог открыть глаза, что бы взглянуть на говоривших и впал опять в забытие.
- Мсье Даульё, он тут! – молодой звонкий голос оповестил шефа полиции о Черемном.
Даульё зашел в светлую комнату, заменявшую Черемному больничную палату, и сел в кресло.
Черемной с трудом повернул голову и посмотрел на Даульё.
- Вы говорите по-французски? – миролюбиво спросил Дуальё
- Да – голос Черемного так же был спокоен
- Отлично, мсье Серемной – Даульё достал потсигар и закурил
- Вы исказили мою фамилию – спокойно сказал Черемной
Даульё внимательно посмотрел на лежащего, на кровати Черемного и ответил:
- В благородном французском языке отсутствует буква «Ч»
Черемной хмыкнул:
- Тем не менее, нам, русским варварам, эта буква не мешала бить вас, французов, и в хвост и гриву
Даульё усмехнулся.
- А Вы смелый человек, Мишель
- А чего мне бояться? – Черемной дотронулся до повязки пальцами – Если только, головных болей, что не дают мне спать.
- Во Франции, друг мой, за убийство, оттягащенное грабежом, полагается виселица
- Опять виселица – пробормотал Черемной
- Опять? – Даульё встал и подошел к Черемному – Опять?
Тот усмехнулся:
- Большевики хотели меня повесить.
- Послушайте, Серемной – Даульё наклонился к Черемному – Помогите мне и я помогу Вам.
- Пока я болен и лежу тут разговор этот бессмысленен – отрезал Черемной – Кстати, что коновал говорит о моем глазе?
- Глаза у Вас больше нет – Даульё сел в кресло – Врач сказал, что на ноги Вы подниметесь через неделю. Поговорим через пять дней!
Черемной сидел на скамейке в парке, греясь на солнышке. Вокруг него ворковали, десятка два голубей, пожиравшие с жадностью крошки, которые он кидал им. Поодаль ходил жандарм, не спуская глаз с Черемного.
Сопя и отдуваясь, рядом, на скамейку, сел Даульё.
- Добрый день, Мишель – поздоровался он с Черемным
- Что б тебе провалиться – по-русски отозвался Черемной
- Простите? – Даульё взглянул на Черемного с удивлением
- Я сказал, что рад встрече – не моргнув глазом, соврал Черемной, он отвернулся и начал крошить булку голубям – Кстати, о какой помощи Вы просили меня?
- Ирландцы – Даульё закурил
- Интересный народ – закивал головой Черемной
- Их! Надо! Поймать! – взорвался Даульё
- Я не ловец человеков – зло бросил Черемной – И, в конце концов, я всегда отвечал за свои поступки! Собрался вешать? Вешай! Твою мать!
Даульё удивленно посмотрел на Черемного.
- Мишель, я говорил Вам, что Вы отважный человек? Если нет, то повторюсь. И Вы мне симпатичны!
Черемной безучастно продолжал крошить булку.
- Макрайан, самый опасный преступник Франции – начал рассказ Даулье – Он не признает ни кого, ни народ, ни власть! Он грабит все подряд, исключение составляют мелкие лавчонки – Даульё запнулся – Похоже, что у него есть хобби, строить из себя Робин Гуда.
- Плевать – Черемной бросил остатки булки и отряхнул руки от крошек – Я не буду Вам помогать.
Он встал и, заложив руки за спину, направился к зданию больницы.
- Учтите, Мишель – закричал Даульё в спину, удалявшемуся Черемному – Теперь я не смогу Вам ни чем помочь!
- Пошел ты – тихо, по-русски ответил, не оборачиваясь Черемной.
_ Эй, парень – высокий, плотного телосложения мужчина окликнул жандарма, охранявшего палату Черемного – А, правда. Что здесь держат убийцу?
- Да – подтвердил жандарм
- А можно на него взглянуть? – спрашивающий был похож на фермера из пригорода.
Старая потертая кепи покрывала большую лобастую голову мужчины, из-под козырька кепи на жандарма насмешливо-задорно смотрели два блестящих глаза.
- Нельзя – отрезал жандарм, ему не понравился взгляд фермера, полный морального и физического превосходства и силы
- Брось, парень – фермер похлопал жандарма по плечу
- Что это Вы себе позволяете? – Возмущенно сказал жандарм, скидывая со своего плеча тяжелую, сильную руку
- Ох – сдавлено выдохнул фермер, и его левая рука повисла плетью
- Что случилось? – молоденький жандарм не на шутку испугался
В следующее мгновенье правый кулак фермера опустился на голову жандарма. Клацнули зубы. Жандарм покачнулся, но устоял. Левый кулак нападавшего врезался, снизу вверх, в челюсть жандарма. Окончательно дезориентированный, жандарм попятился, хватая руками воздух и пытаясь поймать равновесие. Фермер сделал большой шаг вперед и ударил жандарма в ухо.
Не издав звука, жандарм осел на пол и затих.
- Револьвер – тихо сказал «фермер» и достал из кобуры жандарма «Парабеллум»
Жандарм застонал и пошевелился. Фермер дважды ударил его в лицо кулаком.
- Спи, парень – он выпрямился, опуская в карман своей кожаной куртки револьвер
Тихо скрипнув, приоткрылась дверь в палату. Задремавший после обеда Черемной, быстро проснулся и открыл глаза. На пороге стоял «фермер».
- Здравствуй – фермер закрыл дверь и прошел к кровати – Я Билл Макрайан из Ольстера. Ты можешь не представляться – он захохотал, обнажив крупные белые зубы – Я тебя знаю.
- Чего ты хочешь? – Черемной сел на своей кровати
- Хочу работать с тобой – Макрайан снял с головы кепи и вытянул ноги, обутые в ботинки из желтой кожи
- Я не хочу ни с кем работать – Черемной покосился на ботинки ирландца
- Хочешь такие же? – Билл достал из кармана сигарету – Или покурить? Или, может быть, доставить тебе сюда девочку из кабаре? Все что хочешь, Майкл! Только работай со мной.
Черемной смотрел на улыбающегося Билла тяжелым взглядом.
- Скажи, чего ты хочешь – Билл достал спички и прикурил сигарету – Или тебе нравится болтаться с петлей на шее? Кстати, Майкл, сегодня сенат на полном серьезе обсуждал гильотину. Как тебе? Если они укоротят тебя на голову, то Америки тебе не видать, как собственных ушей!
Он опять расхохотался.
- Чего ты молчишь, Майкл?
- Как мы выйдем отсюда? – Хрипло спросил Черемной
- Майкл, ты не представляешь, как меня здесь любят – Макрайн легко поднялся на ноги
Париж 1943 год
- Послушай, Билли, пока есть возможность надо валить – Осалливан встал из-за стола и прошелся по комнате – Этот парень, Жак, готов нас доставить из Ле Содди до берега Британии, на своем баркасе. А там не так далеко до Лид-он-Си.
- Остынь, Ирвин – Черемной потянулся до хруста в костях – Ламанш под немцами.
- Плевать – возразил Ирвин Осалливан - Жак знает свое ремесло, все пройдет так как надо
- У вас на все один ответ – плевать. А что хорошего вышло из этого? – Черемной раздраженно плюнул на земляной пол
- Майкл, не кипятись, дружище – Билл усмехнулся
- Не кипятиться? Да ты за кого меня принимаешь щенок? – Черемной навис над сидящим на стуле Биллом.
Билл зло посмотрел в глаза Черемному:
- Майкл, я найду решение, не сомневайся. В конце концов, у немцев можно и самолет угнать.
- Я предлагаю новое дело для нас
Черемной, остыв, уселся на стул.
- Выкладывай Майкл, клянусь честью, но если это будет ограбление – я ухожу.
- Нет, Билл, ограбление уже не интересно – Черемной достал папиросы и закурил – Подполье.
- Хм – Билл усмехнулся – Интересно.
- Мы будем уничтожать немцев – Черемной усмехнулся – Опыта нелегальной работы у нас достаточно. Во-вторых, я имею опыт общения с этим сбродом. Что скажешь?
- Вы с ума сошли, что ли? – закричал Ирвин – Они нас уничтожат!
- Сгинь, чума проклятая – по-русски сказал Черемной, махнув рукой на Ирвина, и добавил на французском – Ты согласен Билл? Это интересно.
Макрайен вскочил проворно на ноги.
- Я свяжусь с земляками!
- Валяй – разрешил Черемной
***
- Извините, у Вас не занято? – молодой человек, в модном берете коричневого цвета, стоял у стола
- Пожалуйста – широким жестом пригласил Рохлин и уткнулся опять в свежую «Le Petit Journal»
- Мсье, позволите? – молодой человек дотронулся до рукава Рохлина и повернул газету к себе «лицом» - O, Sainte-Marie!
- Что Вас так поразило, молодой человек? – Рохлин был раздосадован, что этот щегол нарушил его завтрак
- Завтра прибывает шеф гестапо!
- Подложите бомбу – по-русски, флегматично посоветовал Рохлин и опять углубился в чтение
Спустя час, к Рохлину подошли двое молодых людей, одетых как парижане, но со странным блеском глаз.
- Мсье, позволит? – спросил один и, не дожидаясь ответа, уселся в кресло, напротив молчавшего Рохлина
- Здравствуйте – поздоровался по-русски один и выжидательно посмотрел на Рохлина
- Чего Вы хотите? – по-французски поинтересовался Рохлин
- К чему этот театр? Неприлично, отвечать на французском, если Вас спросили по-русски
- Не Вам меня учить этикету, уважаемый – с плохо скрываемым раздражением ответил Рохлин и перешел на русский язык – Чем могу быть полезен?
- Нам прекрасно известно кто Вы – доверительно понизив голос, сказал первый
- Только не дергайтесь, мы Вам вреда не причиним – добавил второй
Рохлин вытащил папиросу из пачки и закурил, с интересом поглядывая на гостей
- Может быть, начнем с главного? – Рохлин закинул нога на ногу – Раз я Вам известен. То будьте добры представиться.
- Голиков Петр Петрович – чуть наклонил голову первый
- Безан Отто Юльевич – представился второй понизив голос и потупив глаза в стол
- Вам видно стыдно, за нацию, которая дала Вам фамилию? – спокойно спросил Рохлин
- Нет, Илларион Валентинович – спокойно ответил Отто – Фамилию заработал прадед на верфях Петра Великого.
Рохлин удивленно приподнял брови, приглашая собеседника продолжать.
- По-голандски «бизань» пишется «bezaan», мачта есть такая – пояснил Отто
- Я рад за Вас, Отто Юльевич, но не могу понять одного, зачем я Вам понадобился? – Рохлин затушил папиросу – Я обычный русский эмигрант, живущий на скромные сбережения.
- Примкните к нам – шепотом сказал Голиков
- Примкнуть? К кому, простите, вам? – Рохлин уже догадался, к чему велся разговор, но хотел увильнуть
- Сопротивление – выдохнул Безан
- Нет – категорично отрезал Рохлин
- Вы боевой офицер. Вы же русский. В конце концов! – почти выкрикнул Безан
Сидящие за столами повернулись в их сторону, а немецкий офицер приподнялся. Быстро сообразив, Рохлин резко встал и, перегнувшись через стол, обнял Голикова и радостно закричал:
- Петенька!
Повернувшись к кафе, пояснил недоумевающим посетителям по-французски:
- Господа! Это сын моего родного брата оставшегося в России! Гарсон! Водки! Икры!
Официант удивленно посмотрел на завсегдатая Рохлина, прозванного персоналом «Prince of sauvages de Russie» - дикий русский князь. За нелюдимость и отсутствие эмоций при разговорах с посторонними.
- Мсье – смущенно ответил удивленный официант – Простите, но это бистро и водки, а тем более икры не бывает. Простите, мсье.
- Ничего страшного – Рохлин был возбужден и радостен одновременно – Держи, мой милый.
Он зачерпнул мелочи из кармана и щедро насыпал в руку официанта.
- Мсье, Вы даете слишком много – попытался отказаться официант
- Брось – Рохлин махнул рукой – Я все-таки «дикий князь»! Или нет? Впрочем, неважно. До встречи!
Он повернулся к молодым людям все еще сидевшим за столом.
- Пойдемте быстрей! – Рохлин опять перешел на русский язык – Вперед! Туда где можно выпить в столь ранний час!
Монмартр кипел своей повседневно жизнью. Деловито сновали прачки, курьеры и немецкие солдаты.
- Вы оба сошли с ума – Рохлин широко шагал, зло стуча тростью по булыжникам мостовой – Сопротивление – он презрительно сплюнул – Сосунки! Что Вы знаете о настоящем сопротивлении? Что? Ни-че-го! Сидите дома! Вам рано еще!
- Но мы подумали – начал было Отто, но Рохлин грубо его прервал:
- Подумали. О чем вы думали, подойдя ко мне в кафе? Там каждое утро завтракают офицеры Вермахта – он резко остановился посреди тротуара – Каждое утро.
И пошел с удвоенной скоростью вперед.
- Илларион Валентинович – попытался остановить его Отто
- Забудьте про мое существование, молодые люди. Идите своей дорогой – он повернулся и зашагал дальше.
***
Кафе «Poulet Gay» еще было закрыто, за чистыми стеклами витрин были видны официанты, снующие между столами, метущие полы.
Рохлин остановился у стеклянной двери и трижды постучал набалдашником трости. Один из официантов посмотрел на Рохлина и ткнул пальцем в табличку «закрыто».
Рохлин достал из бумажника монету пятьдесят сантимов. Начищенную до блеска и показал официанту. Тот кивнул головой и подошел к двери.
- Что угодно, мсье? – учтиво спросил официант, открывая дверь
- Мсье желает свежий кофе и чашку лукового супа – ответил Рохлин
- Мсье, не француз – ответил официант – Луковый суп едят только в обед.
- Ни чего страшного, мне не повредит, я живу один – Рохлин положил монету обратно в бумажник и посмотрел на официанта
- Прошу, мсье – официант посторонился, пропуская Рохлина во внутрь кафе
Подхватив трость, Рохлин зашел и стремительно пересек пространство маленького кафе.
В подвале было светло как днем.
Всюду сновали люди, гудели печатные станки. Жизнь подполья была в самом разгаре.
- Иллай – широко раскинув руки для приветствия, навстречу Рохлину поднялся высокий француз
- Генри – скупо улыбнувшись, обнял француза Рохлин
- Генри, у нас мало времени – Рохлин бросил шляпу на стол и закурил – Я прозрел!
- Иллай, ты как обычно, меня не удивляешь! – Генрих сел и закурил тоже
- Все просто, Генри. Мы просто обязаны внести коррективы в наши планы! – выпалил на одном дыхании Рохлин – Иначе, крах! Полный крах и крушение!
- Погоди, Иллай! – Генрих выставил вперед руки, – Какие коррективы? Ты в уме ли? Все роли расписаны, завтра спектакль!
- Я знаю – Рохлин помотал опушенной головой – Знаю, друг мой, знаю.
Он поднял голову и внимательно посмотрел на молчавшего Генри.
- Шеф гестапо? – ответил вопросом на взгляд Генри
- К черту этого негодяя! – Рохлин затушил папиросу – Сколько офицеров у гарнизона Монмартра?
- Тридцать – не задумываясь, быстро ответил Генрих
- А в утро спектакля, представь себе, я могу уничтожить двенадцать из них – Рохлин победно посмотрел на друга
- Кафе? – спросил помрачневший Генрих
- Оно самое – Рохлин достал папиросу и начал разминать табак
- Там – Генрих на секунду умолк, но словно решился – Там слишком много по утрам французов.
- Извини, Генри, но они будут принесены в жертву Свободы! – с жаром выпалил Рохлин – Или ищи пути как их оттуда вытащить.
- А ты? – Генри посмотрел на Рохлина
- На все Божья воля, друг – Рохлин встал и начал мять в руках шляпу, словно в смущении
Генрих понял порыв Рохлина, стремительно поднявшись из-за стола, подошел и молча обнял Иллариона.
- Я хотел сказать тебе, Иллай – Генри смущенно кашлянул – К нам примкнули еще люди.
- Русские? – спросил Илларион
- Да, и ирландцы – Генрих мотнул головой – Но они страшные люди. Бандиты.
- Зато будут незаменимы на баррикадах, Генри – Рохлин надел шляпу и протянул ладонь
Генрих пожал протянутую руку – Поставь их на бульваре Клиши. Там будет жарко.
Генрих молча кивнул головой, не отпуская руки Иллариона.
- Прощай, Иллай – тихо сказал Генрих
- Прощай, Генри – так же тихо ответил Илларион
Рохлин повернулся и вышел из подвала, плотно прикрыв за собой тяжелую дверь.
Во тьме подвальной лестницы, он привалился к стене и глубоко вздохнул.
- Будь что будет – прошептал он и поднялся вверх.
***
Кафе еще дымилось, заполняя улочку гарью и дымом. По тротуару полз офицер, хрипло крича, пытался найти оторванную руку. Мертвецы были повсюду. Серые мундиры офицеров почти сливались с пылью витавшей в воздухе и покрывавшей мостовую.
Вдалеке протяжно завыла сирена и послышались тревожные голоса горожан.
Сквозь обломки кирпича на улицу, из разбитого кафе вышел Рохлин. Лицо было все в крови, одежда превратилась в тлеющие лохмотья. Шатаясь, он вышел на середину улицы и посмотрел на тела убитых немцев.
- Что? Съели? – Рохлин рассмеялся – Икры они захотели! Вот вам! – он скрутил фигу и ткнул в сторону убитого – И тебе – он повернулся и показал фигу другому телу, распростертому на асфальте – И тебе! И тебе!
Он крутился словно волчок на одном месте. Слезы, катившиеся из его глаз, оставляли на лице темные борозды.
- Съели? – он пнул ближайшее тело ногой – Молчишь, сволочь?
Затихший офицер без руки, очнулся и хрипло опять закричал.
- Что орешь, паскуда? – Рохлин в бешенстве расстегнул кобуру у лежавшего мертвеца и вытащил Люггер.
Два выстрела навсегда избавили офицера без руки от боли и страха.
Рохлин сел на мостовую и вдруг завыл в голос, все еще сжимая пистолет в руке.
- Расселся – сказал кто-то за его спиной по-русски
Рохлин развернулся и обомлел. Перед ним стоял Черемной, постаревший, без глаза, со страшным шрамом через все лицо.
Рохлин выпустил пистолет из рук и, безотчетно, провел ладонью по голове, нащупывая шрам от сабли Черемного.
- Смотрю, комиссар, наука моя тебе на пользу пошла – усмехнулся Черемной – Вставай, родной. Пошли, а то сейчас немчура набежит, что твой комар.
***
Блестя лаком к крыльцу, мягко подкатил «Опель Супер-6». Из машины вышел высокий блондин, в черной форме СС. Солдаты, стоящие на часах у крыльца, вытянулись в струну.
- Отто, вот он! – Петр тронул за рукав Безана
- Вижу – откликнулся Отто и взвел курок на ружье – Готов?
- Да! – с жаром ответил Петр и перекрестился – Прости нас, Господи.
- Тогда вперед! – скомандовал Отто и выступил из-за каменной ограды
Оглушительно грохнуло и дернулось ружье в руках Отто. Солдат стоящий слева схватился за грудь и осел на тротуар.
Петр, вытянув руку с Люггером, нажал на спуск. Второй солдат, не успев понять, что случилось, упал на спину и захрипел.
Оставляя аккуратные дырочки, пули Люггера буравили бока и стекла «Опеля».
Отто бросил, бесполезное уже, ружье и, пригибаясь, бросился к машине.
Он рванул водительскую дверь и вытащил из кобуры мертвого водителя пистолет.
В следующую секунду он увидел, что с улицы Блюмэ появился грузовик с солдатами.
- Петр! – Отто не на шутку испугался – Петя!
- Что? – почти спокойно ответил Петр, с другой стороны улицы
- Ты убил СС-совца?
- Нет. Он убежал
- Куда? – спросил Отто, хотя ответ был ему уже известен
- В здание – пояснил Петр и грязно выругался по-французски – Все, Отто. Кончилось наше время.
Над головой Отто со звоном лопнуло стекло и загрохотали автоматы.
Петр, почти вжавшись в землю, прикрытый сверху каменной кладкой забора. Знаками дал понять, что отвлечет внимание нацистов и даст возможность Отто отступить.
Его взгляд умолял, грозил и жалел себя и лучшего друга, горевал по своей молодой жизни.
Отто отрицательно покачал головой и ткнул пальцем в сторону приближающихся серых мундиров пехоты.
Автоматы смолкли, и густой бас прокричал что-то по-немецки.
Петр и Отто переглянулись, они не знали немецкого языка. Петр, вдруг улыбнулся и вскочил на ноги.
- Эй, Вы! – он поднял руки вверх, все еще сжимая рукоять пистолета
Со стороны улицы Блюмэ грохнул выстрел, и Петр упал лицом вниз.
- Руки вверх – приказал солдат вермахта
Отто не слышал приказ. Он оплакивал своего друга.
Немолодой немецкий солдат внимательно посмотрел на парня, сидящего на мостовой в слезах. Вспомнился повзрослевший теперь сын, августовские теплые ночи, полные забот о снимаемом урожае. Сердце защемило от жалости к мальчишке, что попытался остановить их с охотничьим ружьем. «Чертов ефрейтор!» - со злостью подумал солдат
- Хватит плакать, мальчик. Твоего друга не вернуть уже – он нагнулся и почти бережно подхватил Отто и поставил на ноги – Пойдем, мальчик.
***
Бульвар Клиши был завален мебелью, досками и всяческим хламом.
- Помните – громко сказал Черемной – Нам надо выдержать всего три часа. Потом мы отступим – он оглядел обступивших его людей.
Тридцать храбрецов без роду и племени. Русские, поляки, ирландцы и пара французов, составляли костяк банды Черемного и Макрайена.
- А что произойдет за эти три часа, Майкл? – Билл спокойно попыхивал папиросой
- Пройдут подкрепления для основного удара на гарнизон – спокойно ответил Черемной
- Идут – раздался крик с третьего этажа
- Пора – Черемной перекрестился – С Богом, ребята.
В считанные секунды, бульвар наполнился грохотом стрельбы, криками раненых и оглушительными взрывами ручных гранат.
Черемной плотно прижав к плечу приклад немецкого пулемета, сбивал с ног солдат, появившихся в прицеле. От пулемета шел жар. Глаза слезились от пороховой гари.
- Немцы отступают! – раздался победный крик
Черемной оставил приклад и выпрямился, вглядываясь в даль бульвара Клиши.
Вдруг он покачнулся и упал навзничь. Далеко-далеко громко хлопнул выстрел.
- Майкл – Билл подскочил к Чермному и приподнял ему голову
- Все, Билли, я вышел весь – криво усмехнулся Черемной – Всего три часа….
- Броневики идут! – Раздался тревожный крик
Билл аккуратно перетащил Черемного в сторону и встал к пулемету.
***
Рохлин судорожно сжимал винтовку.
Он остался один.
Вокруг лежали тела его друзей, боровшихся и погибших во имя Свободы.
Рохлин бросил взгляд, полный надежды, на ящик, но он был пуст.
Гранаты кончились.
В карабине осталось три патрона.
Почти не скрываясь, солдаты приближались к баррикаде Рохлина.
- Сдавась! Ви окружении – ломая французский язык, закричал офицер
- Иди ты к черту! – тихо ответил Рохлин и, прицелившись, выстрелил в офицера
Промах.
Мушка ловит третью пуговицу мундира. Выдох. Выстрел.
Мимо.
- Твою мать! – Рохлин не скрывая досады, закричал по-русски
Третья пуговица. Выдох. Выстрел.
- Ага! – Рохлин счастливо рассмеялся, увидев, как офицер, взмахнув руками, повалился на землю
В правом плече Рохлин почувствовал жгучую боль и потерял сознание.
***
Тюрьма Сантэ.
Отто привалился спиной к стене. От побоев болело все тело, гестаповцы били сапогами нещадно.
Ночами до тюрьмы доносились звуки артеллирийской канонады, что приближалась к Парижу все ближе и ближе.
Высокий немец в черной форме, нагнувшись, зашел в камеру к Отто.
- Встать – рявкнул из-за спины гестаповца, тюремщик
Встать силы не было. Перебитая рука гноилась, спина отказывалась служить тоже.
- Пошел ты – по-русски, отупев от боли, ответил Отто и плюнул сгустком крови в сторону тюремщика.
- Отлично – кивнул головой гестаповец – Давай забирай эту свинью и грузи к остальным. Сколько еще осталось?
- Три камеры, герр штурмбанфюрер – с поклоном ответил солдат
- Грузите их на машину и везите на Орлеанскую заставу.
***
Рассвет не был тихим.
Вдалеке громыхали артеллерийские орудия. В небе кружили самолеты.
Немцы нервничали и суетились.
Отто кое-как встал на ноги, его поддерживали с двух сторон мужчины-узники, как и он. Грязные избитые, но не сломленные.
Товарищ справа, державший Отто под локоть, долго вглядывался ему в лицо.
Видимо узнав, противно шамкая беззубым ртом, сказал:
- Не послушали Вы меня, Безан – и покачал головой – Зря ты не послушал меня Отто, зря.
- Илларион? – Отто внимательнее посмотрел на Рохлина.
- Он самый – Рохлин усмехнулся – Баста! Приплыли.
С борта подъехавшего грузовика спрыгивали солдаты расстрельной команды. Громко и порывисто звучали хриплые голоса полупьяных офицеров, отдающих команды.
- Приплыли – задумчиво повторил Рохлин, глядя на солдат готовившихся открыть огонь.
Дробно, часто застучали автоматы. Стреляные гильзы мягко падали золотым дождем в траву.
Пороховой дым ветер быстро сносил в сторону.
Офицеры ходили среди упавших узников с пистолетами в руках, добивая раненых.
В высоком небе плыли белые пушистые облака.
Август уже заканчивался.
Через сутки, 25 августа 1944, немецкое оккупационное командование объявило полную капитуляцию.