Двое в бочке, не считая конвоя

Фима Жиганец
*Всё началось
с консенсуса
ИЗОБРЕТАТЕЛЬНОСТИ ЗЭКОВСКОГО НАРОДА нет границ. Даже если эти границы по периметру опутаны коллючей проволокой и охраняются бдительными «вертухаями» на вышках. Случай, о котором я нынче поведаю, относится к началу 90-х годов, когда охрану колоний несли конвойные войска, не подчинявшиеся начальству «зоны». У них было своё командование и своё помещение для роты конвоя – за пределами колонии. «Конвойники» и «тюремщики» друг друга недолюбливали. Но общаться-то всё равно приходилось, приходилось и решать какие-то совместные задачи. В том числе – не только по охране осуждённых.

Ну вот представьте: много в колониях мастеров-зэков, которые изготавливают различные сувениры – от резных, роскошных нард до казачьих шашек, кинжалов, выкидных ножей. Называют таких мастеров «чернушниками», а их поделки – «чернухой». Потому что всё это делается «в чёрную», то есть подпольно, подпольно и сбывается. Разумеется, «чернушники» работают и на начальство зоны – от «хозяина» (начальника колонии) и «кума» (начальник режима и оперработы) до «отрядника» (начальник отдельного отряда арестантов). Изготовить-то изготовят – а вынести как? Если не захочет «конвойник» – ни за что не пропустит! Ещё и задержат, акт составят: мол, выносил изготовленные осуждённым предметы, значит, находится в нелегальной связи с зэками… Ну, и прочее.

Только ведь и конвойники – живые люди. Если с ними по-человечески – и они к тебе по-людски. Им ведь тоже лакированные нарды хочется иметь, или, к примеру, нож-«выкидуху». Стало быть, надо искать консенсус…

**Мечта капитана
Беркутова
В КОЛОНИИ УСИЛЕННОГО РЕЖИМА № 398/10 на Гниловской (в простонародье – «десятка») такой консенсус нашли. В те года там, кажется, Юрий Хачатурович Хлиян начальствовал. И производство было крепенькое: зэки работали на «Ростсельмаш», «Красный Аксай», сами выпускали опрыскиватели для садов, термосы… Металла– завались. Ясное дело, шёл он не только на нужды народного хозяйства, но и на нужды сотрудников колонии. А они что – не народ?

«Десятка» считалась одной из самых передовых колоний. И не зря: план здесь выполняли, качество тоже давали, да и «тюремщики» с «конвойниками» жили если не душа в душу, то, как говорится, в режиме взаимопонимания. И вот однажды кому-то из начальства конвойной роты (назовём его капитан Беркутов) потребовался срочный заказ. Пришёл он к кому-то из начальства колонии (обойдёмся без фамилий) и говорит:

«Вот, понимаешь, какое дело. Есть у меня за городом небольшой садик-огородик. Как положено, шесть соток. И всё бы хорошо, да сам знаешь: без ёмкости для воды в этом хозяйстве никак не обойтись! А я вот что удумал: нужна мне огромаднейшая металлическая оцинкованная бочка! Такая, чтобы и для полива годилась, и типа бассейна была. Ну, врою её в землю, в жару, ежели чего, семьёй поплескаемся. У нас же на зоне для «Сельмаша» почти такие делают. Только мне бы чуток побольше»…

«А что ж, - ответствовал высокий колонистский начальник, - для хорошего человека почему же такую дрянь не смастырить?»

Нашли двоих арестантов-пахарей, покумекали, нарисовали чертежи. «Слепим бочку, нема базару!» – чётко отрапортовали зэки. И со рвением взялись за работу. А трудились оба в цехе, выполнявшем сельмашевские заказы. Один арестант (назовём его Федя Молотков) до того, как робу зэковскую надел, вкалывал на том же «Ростсельмаше». Но любил выпить, по пьянке и залетел в места не столь отдалённые: утащил что-то с завода, да взял «не по чину». Другие таскали помаленьку – и нормально. А этот увлёкся. И «семерик» отгрёб. В те годы на усиленном собирались люди с хорошими сроками, ниже пяти лет, как правило, не опускались. Но – садились за «колючку» в основном впервые.
Второй умелец (пусть будет Аркаша Журавель) схлопотал срок за то, что кому-то что-то не то проломил, не то поломал, не то вообще оторвал напрочь. Тоже, понятно, не по трезвянке. Ему определили весь «червонец» (десять лет). Оба ударника зэковского производства едва «отмотали» не то по полтора, не то по два года. И скучно, и грустно, и некому руку подать… А тут ещё весна наступила, птички, заразы, расчирикались, Дон плещется, на воле ребята с бабами гуливанят, пиво с водкой потребляют.

«А что, Федя, - задумчиво протянул Аркаша, - случай такой представляется раз в жизни…» – «Оно конечно», - закивал Аркаша головёнкой, стриженной «под расчёску». Вот такая получилась беседа. А потому что ударники трудового фронта понимают друг друга с полуслова.

***Освобождённая
бочкотара
ДОЛГО ЛИ, КОРОТКО ЛИ, но знаменитая бочка была изготовлена. Залюбуешься! Сколько в ней оказалось кубов, никому не ведомо, но, для примеру, можно было бы поместить всю конвойную роту и сверху крышкой прикрыть. А потом – поставить на медленный огонь до полного кипения. Шутка.

«Орлы! – бодро рыкнул капитан Беркутов и хлопнул обоих зэков по плечу. – Высший класс! Только как её теперь отсюда вывозить? Пойду грузовик выбивать у начальства, чтобы эту бочкотару загрузить» - «А мы пока проверим внутри, чтобы никакого изъяна не было, - предложили зэки. – На всякий пожарный». – «Не орлы – соколы!» – растрогался капитан Беркутов.

Машина нашлась быстро, но – только до помещения роты. «Ты, главное, эту пакость за ворота вывези и в роте оставь, - сказало конвойнику начальство колонии. – А там – сам разбирайся. У нас каждый день грузовики шныряют контрагентские, договоришься – и до сада довезут». Ничего не поделаешь: вздохнул Беркутов, позвал своих бойцов, те, пыхтя и надрываясь, загрузили ёмкость, а потом с громовым грохотом, сопровождаемым благородным матом, сгрузили на территории роты. И разошлись по делам.

А вечером на перекличке в зоне не досчитались осуждённых Молоткова и Журавля. Бросились, понятно, к Беркутову: где зэки?!

«Вы чего, ребята, с пальмы упали? – возмутился капитан. – Я тут при каких делах? Бочку они мне сделали, а больше знать не знаю, ведать не ведаю!». Зоновские оперативники – на уши. К конвойникам на «шлюз» (огромные ворота, через которые пропускают все машины на территорию колонии). Может, вы чего недосмотрели? Номер грузовика такой-то, водитель такой-то… Оскорбились солдатики: вы нас чего, за лохов держите? Мы своё дело знаем! Муха не пролетит!

Хотели было к водиле мотнуться, но тут один из оперов предложил прежде осмотреть саму бочку (она всё ещё стояла в роте). Походили вокруг, постучали: вроде ничего. Пусто. Но вредный опер влез внутрь, стал оттуда по стенке тарабанить. И нашёл-таки! Оказывается, народные зэковские умельцы в одном месте сделали аккуратную, незаметную вторую фальшь-стенку. И, пользуясь моментом, втиснулись вдвоём в щель. Да так ловко получилось, что никто и не заметил при обследовании! Ничего не заметно со стороны…

****Главное – вовремя
сдаться
ВЫБРАЛИСЬ ЗА «КОЛЮЧКУ», подождали, улучили момент – и спокойно ушли из роты, как белые люди. А дальше, как в блатной песне, - «расканались по своим хавирам». То есть по домам разошлись. Ясное дело, тревога, караул в ружьё, опера – на выезд, засады и погони! Ну, Федя - ростовский, мотнулись к нему домой. «Был?» – спрашивают. «Был, - отвечают родные. – Сказал, что его перевели на бесконвойное передвижение, теперь живёт за зоной.

Переоделся, деньжат прихватил, обещал ещё вернуться». Хотя опера обещаниям зэков привыкли не доверять, но пару хлопчиков для порядку оставили. Правда, решилось всё куда проще: на следующий день Молотков как ни в чём не бывало заявился на «Ростсельмаш», где его знала последняя собака, и направился прямиком в рабочую столовку!

«Привет, Федя! – радостно окликали его знакомые слесари, сборщики и даже инженеры. – Тебя чего, отпустили?» – «Амнистия вышла! – не менее радостно объяснял Федя. – Вы чего, в тундре живёте?» И все кивали: дык в тундре, Федя, в тундре. За этой работой уже не помнишь, как себя самого зовут…

В столовой Федю и накрыла милиция. «Борщ дайте доесть, волки!» – жалостливо попросил Федя. «В тюрьме доешь, там твой кандей стынет».

А Журавля искали много дольше. Поймали чуть ли не через полгода, далеко за пределами области. И влепили ещё несколько лет за побег. Больше всего зэк возмущался тому обстоятельству, что проходивший по делу Федька Молоток добавочного срока не получил: с радости начальство колонии оформило его поимку как добровольную сдачу. «Тьфу ты пропасть! – расстроился Журавель. – Знал бы – разве ж я бегал бы? Бабы подвели: стосковался на зоне, ну, и захороводился… А то бы непременно сдался, граждане начальники!»