Кончились летние каникулы. Сентябрь выдался сухим и солнечным, настроение - в соответствии с погодой.
9 сентября утром на работе увидела нашу красавицу-секретаршу Таню Шебаршову на себя не похожей. Она сидела неподвижно, белая, с остановившимся взглядом. Подруги сказали, что на одной из наших лодок произошла авария, а Таня в это время ждала мужа из автономки.
Чья лодка, что случилось - достоверно никто из женщин ничего не знал, поэтому каждая, чей муж был в то время в море, примеряла беду на себя. Спрашивать у знакомых офицеров в то время было "не принято" - разглашение секретов не приветствовалось. Оставалось ждать.
2 дня прошли в тревоге. По слухам, лодка в результате пожара пришла домой с покойниками, которых всю ночь извлекали из отсеков медики с помощью всё того же флотского шила.
А утром 11 сентября на звук автомобильных моторов я выглянула из окна своего 6 дома и увидела, что из зоны в сторону Ура-губской дороги один за другим несутся на большой скорости грузовики с моряками в крытых кузовах. Взяла с собой дочку и побежала в том же направлении.
Всё стало понятно. Кругом скалы, а в долине Малой Лицы чуть в стороне от дороги к скалам притулился песчаный откос с сохранившейся на нём с войны могилы под деревянной пирамидкой. Удобное место для кладбища. Там ещё с Войны сохранилась пирамидка под звездой.
На этом месте мы и увидели большую яму, окружённую красными закрытыми гробами с фотографиями, оцепление из моряков, пропускающее для прощания только представителей кораблей, группу особистов через дорогу на высотке.У подножья холма, на дороге стояла кучка женщин, так же, как и я, правильно оценивших обстановку и не разрешивших себе остаться в городке, потому что беда была общей, неизвестно, кто мог бы оказаться следующим. В стороне ждали работы 2 бульдозера.
Начались речи. От Обкома, Профкома, командования...Все, как один, заканчивали одинаковой фразой: "Пусть лучшим памятником вам будет улучшение боевой и политической подготовки". Стало ясно, кто назначен виновником. Только один седой замполит с К-3 говорил о своих друзьях. Говорил и плакал, что в какой-то степени примирило меня тогда с политрабочими вообще. Прощальный салют. И всё. Ни слёз, ни родственников. С ними лишних хлопот прибавилось бы.
Незадолго до этого в Полярном хоронили людей, погибших при погрузке ракеты. Пригласили родных. Когда отдавли осиротевшей
матери чемоданчик с вещами её сына, она позволила себе неправильный выкрик: "Я вам сына отдала, что вы мне тряпки суёте?"
Наше командование сделало вывод.
В следующем году, возвращаясь из командировки в Североморск, я ждала у Мурманского вокзала вечерний автобус в городок. Там же стояли двое - бледный старшина и высушенная южным солнышком женщина в платочке и с веночком из бумажных цветов в руках. Подошёл автобус. Пассажиров по летнему времени было мало. Водитель включил радио, а там - "Встреча с песней" и, как нарочно, "Грустные ивы". Что чувствовала эта мать "бойца молодого", ехавшая на его могилу!!! Проехали КПП, мостик через Малую Лицу. Показалась братская могила. И крик: "Как же я теперь жить-то буду!!!!".
Всё со временем, если не забывается, то сглаживается в памяти. Это - помню, как если
бы это было вчера.