Глава 7.
Мэр Самохвалов, развалившись в кресле, задумчиво постукивал, пощёлкивал ногтем по пластмассовой статуэтке. Лениво посмотрел на выбитый ценник, усмехнулся: «Обмен, бляха муха!» и дальше продолжил отвешивать статуэтке эти воображаемые щелбаны.
Прошли месяцы с того дня, как он отдал приказ о расправе над зачинщиками и участникам беспорядков. Общество, этот неспокойный и раскачивающийся маятник – замерло. С помощью арестов, репрессий, незначительных уступок и подачек удалось остановить «страшные колебания». Выступления в Н прекратились - одни слои населения были запуганы, другие задобрены. После «реакции» наступила, пришла неизменная её спутница стагнация и вместе, в этом желанном «покое» они отправились... спать. Общество уснуло. Словно дикая степная лошадь, пойманная и объезженная умелым наездником, оно мирно похрапывало в стабильном стойле, видя сладкие сны о своей вольной юности, лишь иногда вздрагивая, вспоминая ушедшие тяжёлые события. Общество устало.
Только на своих кухнях ещё шептались люди про мэрию и чиновников: «Эти деспоты сняли маски, но потеряли лица!», да ещё и церковь, этот непререкаемый авторитет, продолжала распускать книжные слухи и картинные страхи. Мол, всё руководство мэрии, а в первую очередь жестокий и самовольный человек Хватов пособники сатаны. Говорили: «Вы посмотрите, какой скрытный наш градоначальник! Разве человек, совершающий хорошие поступки будет прятаться от народа?! А во что превратился его первый заместитель – Хваленко? Ведь это безумный, больной человек! Вы только послушайте, что он плетёт! Вот уж действительно, кого хочет погубить Господь того он лишает разума! Хваленко сместил, подсидел этот молодой проныра Хватов! Он начал с лести, а закончил террором и теперь мы все видим его настоящее лицо - зло!» В народе шептались, называя молодого политика Хватова самим антихристом. Сам же Николай Николаевич разумеется злился, а Самохвалова эта ситуация напротив, только забавляла, но вмешиваться в церковные дела, а тем паче применять силу он не разрешал. «Хоть один спектакль остался, есть что посмотреть, не всё же на Хваленко с его амурными комедиями» Мэру не нужны были догадки, он знал, откуда идут нападки попов. Когда-то он отказал отцу Земелию в финансировании строительства нового храма - не дал денег. Понимая этот факт, а точнее зная истинную причину недовольства, он наслаждался бессильной злобой церковников. Мысленно отвечал им: «Всякая власть от Бога, божьи служители!» Себя и своих служителей он за «исчадие ада» не считал, впрочем, как и всех остальных людей.
«Раскачался маятник - остановил. Захочу, снова качну», - размышлял о своей власти Самохвалов, как сознаёт ребёнок, что все его капризы выполняемы.
По правде говоря, мэр этого очень даже желал - колебаний и движений. В подсознании так сказать, в себе. Он погрузился в такую скуку, ну просто не в сказке, ни пером – смертельную.
«- А вы знаете про любовь Степан Степановича?
- Да вы что Маша?
- Да, да именно нашего Степан Степановича!
- Да ну, быть такого не может, Хваленко ответственный функционер, честный семьянин…
- Мне случайно стало известно…
- Ну ка расскажите Маша поподробнее, очень любопытно» - спросил он секретаршу, а на самом деле себя. Диалог он вёл сам с собой и шёл он в голове Самохвалова. Такими «концертами» ему приходилось веселить себя и развлекать.
Мэр потянулся, распрямился в кресле, рявкнул: "Какая скукотень!" Потом сел за стол, поставив на него фигурку: "Купил терракотовую комнату за рубь 20!" Рассмеялся.
Сейчас он был рад даже пустой, но приятной болтовне своей секретарши. На её месте теперь сидела новая сотрудница, а сама Маша находилась дома, выкармливала-воспитывала двоих детей от Самохвалова, о которых она так мечтала - мальчика Ваню и девочку Машу. Шеф изредка навещал любовницу с подарками, деньгами, игрушкам, желая главным образом посмотреть на малюток - посюсюкать. Он признавал своё отцовство.
Самохвалов испытывал просто ноющую скуку. «Лучше суета или длительный "покой"? А забурлит общество – опять прятаться в скуку?» - не менее скучно философствовал мэр в одиночестве.
Правдин не появлялся - исчез. Дома его не было, телефон не отвечал, а мэр особо его и не искал. Он думал, что учёный «умыв руки» обиделся и вообще уехал с супругой из города. Заместитель Хваленко потихоньку сходил с ума от своей любви дома. Он не появлялся на работе, сидел под домашним арестом на выделенной ему другом-мэром пенсии, и Самохвалов уже заскучал без его помешательства - язвительных шуток и глупых стишков.
«Хватов Коля? – спросил сам себя мэр и тут же усмехнулся. - Нет, Хватов не друг – разная жизнь, цели в жизни, происхождение, года, в конце концов, - подумал он и о разнице в возрасте. - Коля прекрасный заместитель, уникальный так сказать в своём роде сотрудник, но, не друг: робот, цербер, карьерист каких поискать... А Следопытов? – вспомнил он агента. - Андрей? Чует собака, чьё мясо съела?! Не идёт, не звонит... Значит рыльце в пушку?.. А если пригласить его, выпить, посидеть? – задумался-замечтался, в памяти мелькнуло веселье, связанное с визитом Следопытова: пьяный угар, девки на столе, гитары. - Нет, – отрубил мэр. – Потом не отвяжешься»
Он, Самохвалов ещё не знал, что после своего категоричного «нет», последует такое же твёрдое «да». Но это будет после посещения им подвала со статуями. Мэр, как уже упоминалось, перестал туда наведываться с тех самых пор, как узнал от Правдина про оружие, вообще услышал слово «оружие». Побаивался. Однако сегодня скука переполнила все пустые чаши-роли Самохвалова. В нужный момент он вспомнил утешительные и убедительные доводы, т.е. слова учёного о том, что сами по себе скульптуры не несут опасности, воздействия, излучения, и вообще "всё в нашей голове". Самохвалов подошёл к заключительным вопросам: «Кого и чего бояться?» И ответил сам себе: «Некого и нечего!»
***
Иван Иванович бродил по рядам своего терракотового войска и рассматривал глиняные скульптуры. Особых изменений с ними не произошло, всё по-прежнему. «Как будто немного постарели, запылились – но это естественно, все стареем, пылью покрываемся,.. - размышлял Самохвалов. А лица на той, двойной… Хваленко вроде стал другой, моложе,.. но это объяснимо – новый заместитель, молодой... Все на месте, стоят в полной боевой готовности. Орлы! Ага, вот моя Машенька, лицом изменилось, или кажется, но очень стала похожа на эту новую, как её,.. - шеф удивился и обрадовался такой мистике, но дотрагиваться до этой скульптуры он не стал. - Достаточно детей! - весело решил он. – И так уже в мире Самохваловых как собак нерезаных! И что так Стёпа зациклился на этой Кате Бэ? Нашёл бы себе покладистую, вон их сколько! Ха! Выбирай любую!» - оглянулся и вздрогнул от неожиданности:
- А!!
В подземном зале ходил Коля Хватов и также как Самохвалов рассматривал скульптуры. «Чёрт, как тихо зашёл, как кот, ходит...»
- Здравствуйте Иван Иванович, – подошёл Коля и неприятно, ехидно улыбнулся. – Думал, вы ими уже не интересуетесь. Забросили хобби?
- Привет, - сухо поздоровался мэр. - Не совсем... Сегодня вот решил осмотреть имущество... А ты в такой ранний час и уже здесь?
- Да, работа, новые люди, новые заботы знаете ли...
- Да, да, работай, не буду тебя отвлекать, - сказал мэр, отвязавшись от пустого разговора и скучного собеседника. Он подошёл к известной и проверенной им фигуре, улыбнулся и погладил её со словами: «Жажда всё - имидж ничто!»
Мэр знал, что Коля посещает подвал - сам разрешил, по его же просьбе, так сказать в благодарность за «порядок в городе», за «грамотное управление» и прочее, но не думал вот так застать его тут, да ещё в столь ранний час. «Доиграется в эти статуи, он, сопляк еще ничего не знает, не видел, на что Правдин был похож после них. Это мне как с гуся вода, сам учёный говорил, и вообще,.. - вспомнил он сейчас слова учёного, - чем выше уровень, тем безопаснее?» Задумался.
Отказать Коле за всё им сделанное, за все его «подвиги» он не мог – разрешил ходить в «музей», но строго приказал никого туда не водить, и никому о находке не рассказывать. «Даже второго туда не тащи, кто был с тобой, тогда?.. Вася по-моему?..» «Да, Вася Быстров, - ответил довольный тогда Коля, что исчезли между ними последние секреты и запреты, пояснил: Васе самому это не интересно, он себя в футболе нашёл, про подвал забыл». «Вот и хорошо, - сказал тогда Самохвалов, - пусть и не вспоминает».
- Закроешь дверь! - крикнул он сверху Коле.
***
- Привет дружище! – с порога, а точнее с подоконника пожал руку Следопытов.
- Привет, привет, проходи давненько не виделись! – пригласил мэр гостя, закрывая окно. – Мог бы навестить, зайти без приглашения…..
- Да думал, ты заработался, в заботах,.. что нашего градоначальника тревожить, отвлекать... Следил за вашими тут делами,.. а может ты Иван... обижаешься на меня? - спросил агент, подозрительно прищурив левый глаз.
- Да ты что дружище, - брось! Как на старых друзей обижаться!- мэр похлопал агента по плечу. - Да и вообще слово «обижаться» значит...
- Знаю, знаю, не того фасона...
- Проходи к столу.
- О-о-о, да у тебя банкет! – воскликнул агент, словно только сейчас заметил стол заставленный бутылками и тарелками.
- Фуршет, - передразнил мэр, - на брудершафт! Ха!
- Один пьёшь? – не понял разведчик.
- Да нет, - ответил, будто оправдываясь Самохвалов. - Дай думаю, приглашу старого друга, посидим, выпьем, вспомним,..
- Это я Вань - всегда рад, ты же знаешь!
Ваня знал, потому и пригласил одноклассника Андрея Следопытова.
***
- Вань и ты действительно подумал, что я упёр эту нэцкэ? Меня подозревал? – агент постучал по столу пластмассовой копией статуэтки.
- Да ничего я не подумал, потерял и всё, это мой зам предполагал, высказывал...
- И вот так сразу ты на меня подумал?! – вскочил с кресла нетрезвый Следопытов, - тебе этот тюфяк сумасшедший наплёл и ты сразу на меня?!.
- Не кипятись... не подумал и не поверил, - успокоил Самохвалов, - присаживайся. Не кипятись...
- А кстати эта чья? – спросил Следопытов про нэцкэ, которую продолжал держать в руке.
- Супруга учёного оставила. Это копия. Правдин на продажу когда-то делал...
- Сейчас другие поделки делает! Ха! А оригинал найдём твоей игрушки, обещаю, - сказал агент и поставил пластмассовую копию на стол. Поинтересовался:
- А к тебе что, эта Катя Бэ по поводу своего муженька приходила?
- Приходила, - тихо сказал мэр и подумал: «Всё знает этот Следопытов, хоть ничего и не скрывай – не скроешь ни хрена...»
- Ну и как, выпустил?
- Не понял? Что выпустил? – действительно не понимал Самохвалов.
- Не что, а кого. Выпустил учёного из тюрьмы?
- Как?! Правдин в тюрьме?!
Самохвалов почувствовал, как у него похолодела спина.
- Ты мэр, тебе лучше знать, - спокойно ответил Следопытов, - сам своему боевику Коле, т.е. Николай Николаевичу приказы отдавал по тем событиям...
- Как?! - закричал мэр.
- КАком кверху! – рассмеялся Следопытов.
Он вкратце рассказал, что учёный Правдин и многие другие «недовольные и несогласные» находятся, а точнее пребывают под стражей, в центральной тюрьме Н. Взяты они были под эту самую «стражу» по обвинению в мятеже и заговорах по указу и распоряжению самого мэра, как его ответ на беспорядки в городе. Агент удивился, что сам мэр ничего не знает о «печальном» положении учёного. Сам же Следопытов весьма лояльно отнёсся к «умеренно жёстким мерам принятым администрацией», вполне их понимает и признаёт для той «сложившейся тяжёлой обстановки, и напряжённой ситуации». Однако, и ни сколько их не оправдывает, находя эти жестокие меры и применяемые методы «отчасти бескомпромиссными и несколько односторонними».
Впрочем, на банкете у мэра иного мнения быть и не могло.
Мыслей у Самохвалова сейчас было столько, что начни он их рассказывать, у него бы просто напросто отвалился язык или закончилась жизнь.
- Маша! – крикнул он в дверь.
- Я не Маша, я Света, - ответила вошедшая секретарша, внешне весьма схожая с предшественницей.
- Какая разница! Разыщи мне Хватова! Немедленно!
- Будет «немедленно», - простонала новая секретарша и закрыла дверь.
- Андрей, я не хочу, чтобы ты стал свидетелем «изнасилования» мною подчинённого, - мрачно пошутил мэр. На самом деле он не хотел выносить сор из избы. Коля мог проболтаться про тайну, которая им двоим была знакома, их связывала, но которая до сих пор была неизвестна вездесущему агенту, а именно терракотовая комната и скульптуры в ней. – Я позвоню тебе, когда захочу увидеть, - сказал серьёзный Самохвалов.
Он встал с кресла и направился к окну, давая понять, что провожает друга.
- Звони, всегда рад, - как-то не радостно сказал Следопытов, отрываясь от стола.
Самохвалову самому было горько от такой новости:
- Извини Андрей, как нибудь в другой раз. Извини дружище.
- Да ничего увидимся, земля круглая, пока, - шагнул в окно.
Мэр закрыл окно, подошёл к столу, налил почти полный стакан коньяка и залпом выпил:
- Шоу маст го он, господа!
***
- Шеф, да я не,.. да я,.. - не знал! - визжал, оправдывался Николай Хватов.
- А кто знал?! – орал мэр.
- Я не хотел, это Хваленко меня попросил! Клянусь, бля буду! Извини! - клялся, извинялся и всячески извивался Хватов.
- А я просил?! - орал мэр. Где то он уже видел этот "концерт".
- Да, просил! Научник твой тоже из числа этих, «неблагонадёжных»...
- Он мне друг и мне решать!..
- Закон есть закон, приказ есть...
- Что ты знаешь о законах! – патетически воскликнул Самохвалов.
- Знаю, что подчиняться им должны все! – крикнул в ответ Хватов. - И всех кто не подчиняется, всех этих несогласных, всех этих ху*плётов...
- Прекрати сопляк матом ругаться! А где «вы»?! Или я с тобой скотину пас пи*дюк?! – рубанул мэр.
- Попрошу без этих «пи*здюков» и скотину я не пас, разве только сейчас,.. - злобно ухмыльнулся силовик Хватов. В нём что-то перевернулось.
- Ты её пас всегда, колхозник! Вспомни откуда ты?! Вспомни!! - заставлял Самохвалов вспомнить Коле прошлое, а если смотреть глубже, то отсылал прямо к корням, напоминая о происхождении своего нового заместителя.
И тут вопреки ожиданиям мэра-барина, зам-холоп не согнул спину для заключительной порки после такой вступительной «увертюры», а вполне спокойно и неожиданно на равных, вдруг заговорил со своим начальником:
- Иван Иванович, хотите вы того или нет, но вам придётся со мной считаться. Я представляю политический истеблишмент Н и скорее вас, заметьте, вас и вашу персону сочтут неадекватной, не способной к выполнению и исполнению функций градоначальника. Сочтут там, - проговорил без эмоций Хватов и указал пальцем на потолок, - там, в столице, Иван Иванович.
Самохвалова парализовало. Он увидел, как на его глазах исчезла собачья преданность подчинённого, и на её место пришло другое, что-то страшное и ему неведомое. Он безумным взглядом смотрел на Колю. «Какую змею мы пригрели?! Какой страшный человек этот Хватов!» Именно по причине того что с ним, с его сердцем сейчас может произойти инфаркт или ещё какой либо инсульт, он взял себя в руки и ровно, спокойно ответил подчинённому:
- Как мы тебя гадёныша ввели в этот истеблишмент (он выговорил это новое для себя слово с пренебрежением), так тебя отсюда и выведем. Понял?!
- Как? – ухмыльнулся Хватов.
- Пинком под зад! – крикнул мэр. Ему уже было наплевать на всякие сердечные расстройства - разочарование в людях, близких, подчинённых уже произошло. Это и было настоящим расстройством, инсультом и инфарктом - ударом рока.
- Нет, Иван Иванович – не посмеете, - спокойно, но зловеще, словно в каком-то вакууме произнёс молодой управленец. На самом деле в этом вакууме, оказался, только что провалился туда сам Самохвалов. – Поздно Иван Иванович...
- Как... поздно?.. Мэр совсем потерялся, а выпитый алкоголь в такой ситуации только путал, мутил сознание происходящего, попросту мешал. Он почувствовал, что вокруг начинают оживать предметы, двигаться мебель и даже статуэтка на столе задрожала, зашевелились человечки...
- А вот так, - сказал заместитель Хватов. Он шагнул к столу начальника, поднял с него статуэтку и медленно, три раза, как гипнотизёр на сеансе, глядя в глаза, постучал ей по лакированной крышке стола. – Поздно, поздно, поздно.
- Ты, ы... ты чем, ы ... вы чем вздумали меня пугать?.. – испуганно, заикаясь заговорил мэр, глядя на фигурку. Он сопротивлялся, не хотел входить в транс, либо пытался отчаянно из него выбраться.
- Про это узнают все! - Хватов с силой стукнул нэцкэ по столу. – Все! – крикнул он, прекращая сеанс, а точнее выводя из транса-сеанса подопытного, мэра Самохвалова. – Тонуть один я не собираюсь, потяну за собой, туда, всех! Как на духУ расскажу! Озвучу! Все узнают! Все, все!.. - бесновался новый зам.
- Выпусти из тюрьмы Правдина, - тихо, словно приговорённый к расстрелу произнёс мэр свою последнюю просьбу.
- Только для вас, - в улыбке расплылся Хватов. Довольный он поставил фигурку на стол, которую до сих пор держал в руке, резко развернулся к двери, сделал пару шагов, но вдруг повернулся и произнёс:
- Только по старой дружбе.
Это была уже другая маска, фальшивая и наигранная роль собачьей преданности Николая Хватова. Он показал своё настоящее лицо. Самохвалов понял, что власть его покачнулась. С этой минуты жизнь мэра сама стала походить на раскачивающийся маятник.
***
Думаю, не стоит целую главу расписывать, как простой рабочий Коля превратился во влиятельного функционера Николая Николаевича, как «парень с городской окраины» долго мечтал, упорно шёл, карабкался, добивался и т.д. положения и власти. Не стоит вдаваться в подробности, как к примеру подробно «прописывал» своего главного героя Диккенс, как его «страдающий» герой, одержимый комплексами, раздираемый противоречиями и подгоняемый амбициями, словно гусеница на странице где-то 250-270 вдруг превращается и бабочку и взлетает над миром «джентльменом». У нас тут всё по другому: коротко и просто – раз и в дамки, шах и мат. К тому же Николай Хватов не «страдающий» герой, а уж тем паче не главный. И самое важное "процесс" – у нас он принципиально другой - у нас статуи, эти мистические помощники, этот незаменимый «ресурс и вертикаль».
Думаю, не надо упоминать, как будучи почти нищим, разбогател Коля на «рыбном месте», какой роскошью он себя окружил. Перечислять, смаковать все эти марки, фирмы, бренды, площади, объёмы, караты и прочие движимые и недвижимые атрибуты роскоши - оставим это женщинам-романистам с их красивыми и нарядными произведениями. Джентльмены нашего века поймут, о чём я говорю. Коротко скажем: Хватов фактически стал мэром Н, а Самохвалов оставаясь им лишь формально, как когда-то о том мечтал вместе с Хваленко, вдруг обнаружил, что теперь его правление и вовсе стало номинальным – «ушлый» Коля превратил свою фактическую власть в абсолютную. Вот вам конституционная монархия, весь Диккенс. Это походило на старый анекдот-шутку: «Вам здесь не Англия, здесь надо копать глубже!»
Приключения Самохвалова начались как у мальчика, выброшенного из приюта или сбежавшего из детдома.
После нанесённого удара ему необходимо было поплакаться о пошатнувшейся власти, а заодно и выяснить про арест ученого. Он совместил сразу приятное – поплакаться и полезное – выяснить. Он прямиком отправился к Хваленко домой, т.к. по словам Хватова, именно этот «трубадур» настоял на аресте учёного.
***
Самохвалов застал Хваленко ковыряющимся в саду. «Цветочки идиот поливает, о своей Кате Бэ мечтает... А с рифмой однако получилось, - удивился мэр, но тут же испугался. – А вдруг этот маразм заразный, от Хваленко опылился?..»
Мэра лично встретила супруга Хваленко, т.к. заметила машину, подъехавшую к воротам дома.
- Вы по службе? – тихо и вкрадчиво спросила она.
- Да, - ответил он ей.
- Тогда проходите...
- Стёпа! – крикнул Иван Иванович, идя по тропинке ухоженного сада.
- О, Иван! – обернулся зам.
- Потеряли!
- Что потеряли?
Степан Степанович испуганно бросил шланг. На лице Самохвалова он увидел жуткое беспокойство, тот пыхтел, вращал глазами. – Что произошло?
- Власть Стёпа - потеряли - вот что! – с отчаяньем произнёс Иван Иванович. По сравнению с бодро и молодо выглядевшим Хваленко он в своём горе напоминал разочаровавшегося в жизни старика.
- Да ты что?! Как так?! Пройдём, поговорим...
Он любезно взял под руку бывшего начальника и направился с ним по мощёной дорожке к беседке в центре цветущего сада. Сейчас Хваленко был вполне вменяем, и напоминал скорее военного, который в отставке нашёл себе садово-огородное хобби - разведение и выращивание цветов и деревьев, огурчиков-помидорчиков. Причина его вменяемости была в строгой жене. Дома он не позволял себе всякие «люблю» и прочие «разрушающие моральный дух» чувства и эмоции. Степан Хваленко был подкаблучник.
- Спасибо дорогая, мы поговорим одни, пожалуйста, - ответил он супруге, будто испрашивая у неё разрешения, а на самом деле вежливо её провожая. Эта невзрачная женщина, молча принесла поднос, разложила на столе выпить-закусить и словно прислуга возле господ замерла, ожидая дальнейших распоряжений, а на самом деле намереваясь что-либо услышать ей нужное. – Мы поговорим одни, пожалуйста, - повторил Хваленко и добавил, - это по делу дорогая, по работе.
***
Жена Хваленко как ни странно позже всех остальных заметила, а вернее узнала про «странности» творящиеся с её Степаном. «Ладно бы флирт, страсть, измена, но узнать позже всех остальных! Узнать самой последней!? После того как судачил весь город?! После того как новость уже успели перетереть и перемыть все?! Это уж слишком!». Такого строгая супруга допустить не могла. Она лично отправилась в мэрию и попросила Самохвалова дать «подлечить нервишки» заработавшемуся супругу, а попросту задумав посадить того под домашний арест. «Пусть дома с ума сходит» – решила она. Мэр дал согласие: «Степан Степанович не справляется с обязанностями, допускает просчёты, совершает промахи». Дома причуды Стёпы автоматически прекратились, но начались у его супруги. Она навела подробные справки о предмете страсти мужа и подкараулила этот «предмет-объект», когда тот направлялся на работу в школу.
- Здравствуйте неуважаемая Катерина Бэ! Уже само ваше имя свидетельствует о вашем низком моральном облике, ваших невысоких нравственных качествах, ваших сомнительных склонностях и порочных увлечениях вашей персоны,.. – заговорила по писанному мадам Хваленко обращаясь к объекту. Она хорошо подготовилась, записав речь-обращение к «коварной разлучнице». В дрожащей левой руке она держала листок с тезисами обращения, а в правой сжимала небольшую брошюрку с самой «речью» (на одни только тезисы она не надеялась).
- Здравствуйте не менее неуважаемая, а может даже и более неуважаемая мадам как вас там...
- Мадам Хваленко, - напомнила «поруганная» сторона.
- Так вот мадам Хваленко, я очень желала самой встретиться с вами и объясниться по поводу и без повода...
- Постойте и выслушайте меня, - перебила Хваленко, - я не буду многословна, у меня тут всё записано, где же тут...
Она беспокойно стала искать глазами то место в тексте, на котором прервалась её речь.
- Постойте, вы записали ко мне обращение? – улыбнулась-удивилась Катя Бэ.
- Да. А что в этом такого? - спросила мадам Хваленко. - Чему вы удивляетесь? Я супруга ответственного государственного служащего и порой мне самой, своей рукой приходилось писать не только обращения, но и важные государственные доклады! – помахала она «тезисами» словно веером. - Помогать мужу в отличие от вас, когда ваш супруг пребывает в тюрьме и вы... - сбивчиво продолжила она своими словами.
- Довольно - вы так скучны! Но ваши записи это по моей части, я совсем не прочь ознакомиться с «документом» дома. Я занятая женщина и вовсе не отправилась на бл*дки, как вы могли это подумать. Я работаю в школе и сейчас у меня важный урок в 5 классе.
Как подтверждение её слов раздался звонок. Дети, которые проходили мимо них, бегом припустились к воротам школы.
- Давайте ваше обращение, - поторопила Катя Бэ, - я напишу вам ответ.
- Я даже не знаю... - замялась растерянная Хваленко.
- Давайте, давайте, не стесняйтесь, я опаздываю, ну же, - строго сказала учительница и протянула руку.
- Ладно, берите тогда полностью всю «речь», - отдала она свою брошюру, - ответ я буду ждать в письменном виде по этому адресу, вот, - она достала из кармана и протянула Кате Бэ свою визитную карточку.
- Я непременно напишу вам, - сказала Катя Бэ и заторопилась к дверям школы.
- Знайте, мой муж под надёжной охраной, - предупредила на прощанье супруга зама.
Экспрессивная Катя Бэ обернулась и показала язык.
Спустя несколько дней мадам Хваленко получила письменный ответ на свою письменную речь. К ней прилагался, возвращался и её «труд» в некоторых местах исправленный красной ручкой. Это были подчёркнуты орфографические, грамматические и прочие ошибки. В не менее пространной речи Кати Бэ говорилось о «гнусных инсинуациях позорящих честь и достоинство», «грязных слухах подрывающих репутацию» и прочих «неосновательных домыслах», ложных выводах, наветах и приветах явно одержимой «маниакальным бредом ревности» якобы обманутой супруги. Но сила послания была в том, что супруга Хваленко успокоилась и признала «односторонний характер влечения» своего мужа.
- Иди дорогая, это по работе, - повторил Степан Степанович своей супруге.
Мадам Хваленко ушла в дом.
***
- Конечно, вставить бы тебе ебуков Степа, - сказал Самохвалов. Сейчас он несколько успокоился. Алкоголь подействовал в нужном направлении. Этому способствовал и вполне адекватный вид самого Хваленко. Мэр уже сразу понял: «Стёпа поможет, это - голова! Тем паче на кону и его голова.» - Так вот Стёпа, вставить бы тебе насчёт Правдина, да вместе виноваты, что такую змею пригрели, выкормили...
Самохвалов как на духу пересказал всё случившееся в мэрии.
- Ваня, это шантаж, однозначно, - сделал вывод проницательный Хваленко. – Тебе надо встретиться с учёным, поговорить. Думаю, он подскажет что делать, как действовать, - посоветовал бывший заместитель. - Мне неудобно...
Хваленко поведал, как будучи одержим страстью (он признавал её патологический характер) попросил Николая Хватова арестовать учёного вместе с другими «несогласными». Он надеялся завладеть предметом своей страсти, когда тот потеряет опору и поддержку в лице своего мужа. Но это была самая огромная ошибка, какую он, Хватов мог совершить и теперь ему стыдно и за эту свою «просьбу» и вообще он хочет покаяться во всех грехах, извиниться перед всеми и т.д. и т.п.
- Ладно Стёпа, кончай голову пеплом посыпать, всё в прошлом, - сказал мэр. Он успокоился и даже улыбался сидя в плетёном кресле. – Исправим...
- И это? Хваленко оглянулся по сторонам и убедившись, что за ними никто не наблюдает, он расстегнул молнию лёгкой спортивной куртки обнажая грудь. – С утра заметил...
Самохвалов ахнул - он увидел на теле Стёпы прозрачные пятна. Узнал, вспомнил «стеклянное» тело умирающего когда-то учёного Правдина.
***
Продолжение следует.