Мой отец на войне

Марк Мухаревский
Отец мой, Мухаревский Николай Федорович, родился в городе Бобруйске Минской губернии (ныне Могилевская область Республики Беларусь) в 1912 году. В феврале 1933 года добровольно вступил в ряды Красной Армии, а в августе того же года направлен учиться в Одесское артиллерийское училище им. М.В. Фрунзе. В ноябре 1936 года окончил его и в звании лейтенанта начал служить в городе Коломна Московской области в артиллерийском полку Московского военного округа в должности командира взвода.

В ноябре 1937 года женился, в результате чего на свет появился я в сентябре 1938 года. В этом же месяце его направили служить на остров Сахалин. После хасанских событий (август 1938) Сталин, вероятно, считал Японию главным врагом.

Вот как отец описывает прибытие на Сахалин в своем незаконченном очерке:
«5 декабря 1938 года "Беломорканал" (пароход)  подошел к поселку Октябрьский, одному из последних южных населенных пунктов Северного Сахалина (Южный принадлежал японцам). «Александровский ковш», куда нам следовало прибыть, был забит льдом. Пароход сбросил якорь в двух–трех километрах от берега. Было холодно. Мороз пощипывал уши.

Мы, группа офицеров-артиллеристов, надели пограничную форму. Переодевание было пустой формальностью. Дело в том, что по Портсмутскому договору с Японией России не разрешалось иметь на острове полевые войска. Только погранохрану. Вот мы и рядились под нее. Вряд ли японцы этого не знали. В порту были японские пароходы, а мы почти рядом грузились на несколько пароходов в течение двух месяцев!

Так вот каков он, остров Сахалин!
Взору предстала довольно угрюмая картина. Сопки, сопки и сопки и высокие обрывистые берега. Склоны сопок покрыты хвойными лесами, которые издали кажутся черными. Вершины их в снегу. Снег и на берегу. Ничто не разнообразит этого дикого ландшафта. Ни строений, ни дыма не видно. Сам поселок — несколько десятков деревянных домиков, приютившихся у подножия почти километровой сопки,— вровень с крышами засыпанных снегом. Лишь у самого берега мы разглядели их. Над каждой крышей стоял столбик дыма, который не достигал и середины громадной сопки.

Высадка на берег оказалась необыкновенной. Вначале нас, как груз, с помощью лебедки и стрелы погрузили на кунгас (большая лодка, что-то вроде баржи). Затем мы плыли до кромки льда (метрах в 100—200 от берега), где нас высадили на лед. Он был неровный. Идти по нему неудобно. Сапоги скользили. А ноги мерзли. Мороз достигал 15 градусов.
Неприветливо встретил нас Сахалин!

Через несколько суток мы были уже в городе Александровске — областном центре — столице Северного Сахалина. Город расположен в распадке и окружен довольно высокими сопками. Весь он был буквально засыпан снегом. Снег доходил до уровня крыш одноэтажных домиков. Улицы представляли собою некие траншеи. Людей было мало, хотя уже наступил полдень. Несколько двухэтажных домишек и один трехэтажный (здание облисполкома) — вот и весь центр города.

Артиллерийский полк, в который мы прибыли, стоял в шести километрах севернее города на шоссе Александровск — Арково (Арково — центральный поселок шахтеров Северного Сахалина). Дивизион этого же полка дислоцировался в селе Дербенское, в 40 километрах восточнее Аркова. В этот-то дивизион и получил я назначение.
Добирался до Дербенского в кузове машины, груженой мукой, около двух часов. Был сильный мороз. Я изрядно продрог. Поэтому, когда машина остановилась, еле слез и совсем забыл о гитаре, находившейся в кабине шофера. Я ее вез из Коломны, которую оставил 21 сентября. А сейчас было 9 декабря. Все это время почти не расставался с ней. И вот надо ж так случиться! Забыл и… потерял навсегда. Все мои попытки разыскать гитару оказались тщетными. Другой такой певучей гитары мне приобрести не удалось, хотя переменил их немало».

В 1943 году ввели погоны. Мой отец к тому времени стал капитаном и носил четыре звездочки. 9 августа 1945 года, выполняя решения Потсдамской декларации, наша армия выступила против японцев.
Я тогда был семилетним мальчишкой, но кое-что помню.

Утром затряслась земля, поднялся оглушительным грохот от множества орудийных залпов. В небе с устрашающим гулом появились самолеты. Женщины и дети (в том числе и я с мамой) в панике бежали в тайгу. На следующий день нас эвакуировали подальше от фронта в деревню Воскресеновку. Вернулись только в конце августа, когда практически кончилась война. А в сентябре приехал и отец.

О войне отец говорить не любил, ненавидел ее и только с середины 50-х годов, когда я стал взрослее, начал мне о ней рассказывать. Его рассказы сильно отличались от официальных версий. Вот краткий пересказ некоторых боевых эпизодов.

Война на Сахалине началась с артиллерийского обстрела противника или, как выражаются военные, с артподготовки. Потом с криками «ура!» двинулась пехота на пограничные доты японцев. В течение нескольких минут пехотный батальон (а это примерно 500 человек) был на 90 процентов уничтожен пулеметным огнем врага. Атака захлебнулась. Доты до вечера так и не были взяты. После того, как положили зазря батальон, командир полка стал действовать умнее. Он приказал разведчикам ночью подползти и забросать их гранатами.
Операция прошла блестяще. Японские пулеметчики были убиты. Пулеметы замолчали. Цель была достигнута без потерь.
«Вот как надо воевать! — говорил отец,— а не кричать без толку «ура!»
Как он рассказывал, больше «ура!» на войне не слышал. Это только в кино то и дело кричат «ура!» — с раздражением говорил он.

В одном из боев, связанных с дотами, отцу пришлось участвовать непосредственно.
Дело в том, что оборона японцев была эшелонированной. То есть доты стояли не только на передней линии, но и в глубине в несколько рядов.
Наша разведка выполнила свою задачу не так, как надо. Это только в книгах и кино о войне разведчики все знают. На самом деле они не знали самого элементарного: сообщали лишь о дзотах (деревянно-земляных укреплениях). Впоследствии выяснилось, что еще в 1905 году японцы построили на границе доты (укрепления из железобетона). Дзоты артиллерийские снаряды пробивали, а вот доты нет. Нужно было обязательно попасть в амбразуру.

После успешного прорыва первой линии наступление опять захлебнулось. Японские пулеметчики из уцелевших дотов продолжали обстреливать единственную дорогу. По болотам вдоль дороги идти было трудно. Поэтому многие солдаты выходили на дорогу и гибли. Командир приказал уничтожить доты. Два из них должен был обезвредить мой отец. Но как это сделать? По болотам пушки на лошадях не протащишь (тогда еще была конная артиллерия), а дорога обстреливалась. Тогда отец обратился за помощью к пехотинцам:
«Ребята! Помогите перетащить пушки к той вон высотке. Мы уничтожим доты — вам же будет легче. Дорога станет безопасной».
Итак, решено. Пехотинцы вручную перетащили пушку на высотку. Было сделано всего два выстрела. Прямым попаданием в амбразуры доты были обезврежены. Солдаты и командиры благодарили моего отца, а командование представило его к награде. Он получил первую фронтовую награду — орден Красной Звезды, или «звездочку», как говорили фронтовики.

Отец считал настоящим героизмом умение хорошо делать свое дело при любых обстоятельствах. И собственным примером доказывал это. Далеко не каждый артиллерист с первого снаряда попадет в амбразуру! Ведь это узкая щель 50—70 сантиметров в ширину и около метра в длину. Попасть в нее — большое искусство. Недаром мой отец считался лучшим артиллеристом в полку.
Он ненавидел войну. «Война — это смерть, кровь, грязь, жестокость,— говорил часто он. — Если в мирной жизни убийство человека — тяжкое преступление, то во время войны — обычное дело. Чем больше убьешь врагов (то есть людей другой национальности и другого государства) — тем лучше. Много убийств — героизм в общественном понимании."

Приведу его рассуждения о войне из написанной им, но неопубликованной повести:
«…Хотя Пушкин и говорит, что гений и злодейство несовместимы, однако все на свете относительно. Например, взять Наполеона. Все историки, особенно французы, почитают его за гения и никто, понятно, за злодея. Но ни один злодей до него не загубил столько душ, сколько этот гений. Я уж не говорю о его людоедском приказе в Африке на уничтожение пленных. Это цветочки! Сколько по его приказу, а часто капризу, полегло французов: Аустерлиц, Бородино, Ватерлоо! А сколько русских, немцев, австрийцев и прочих народов заплатили кровавую дань, борясь с этим «гением»! И во имя чего? Что дали народам эти жертвы? Ничего! Только кровь и страдания! Наполеону же все это принесло мировую славу.
Воистину, на людской крови в рай въехал!"

Во многих книгах показывается главным образом одна сторона войны — героизм. И то главные герои — обычно полководцы и офицеры. На самом же деле все тяготы войны несет главным образом рядовой солдат. Он и есть главный герой всех войн на земле.

Отец считал, что мы войну выиграли большой кровью, и никакой особой заслуги Сталина  в ней не видел.
Войну выиграл народ, положивший миллионы своих лучших людей!