1964г. Десятый класс. Саша Римская

Юрий Фейдеров
С тех пор прошло много лет, большая часть жизни. Многое совершенно забылось. Но однажды я нашёл картонную коробку со своим архивом. Это были письма юношеского периода, записные книжки с записями некоторых событий того времени, фамилии, адреса, стихи и разные мелкие вещички, ценные для того времени и напоминающие о детстве и юности. Я начал перебирать их и вычитывать некоторые строки. Мне вдруг стало так грустно! Тоска по прошлому начала разъедать мою душу, и я всё закрыл и спрятал подальше в кладовку. Всё! Я понял, что это боль от того, что молодость моя ушла безвозвратно. И лучше, если я больше никогда не буду возвращаться мыслями в те далёкие и уже недоступные времена!
*    *    *
Прошло ещё более десяти лет. Всё вокруг стало стремительно меняться. Появился интернет. Я использовал его для работы и только! Но вдруг, однажды я узнаю от своих детей, что меня на сайте «В контакте» разыскивает мой одноклассник Ашот П, с которым я дружил с пятого по десятый класс, а потом спустя лет двадцать снова повстречался. Потом он исчез в неизвестности, и вдруг снова объявился. Мы наладили с ним переписку на сайте «Одноклассники».  Он «ностальгировал» по прошлому и мы начали вспоминать прошлое. Постепенно я увлёкся поисками наших общих одноклассников и тех, с кем я учился в других городах.
 
Память подводила. Вдруг я снова вспомнил об архиве, в котором были записаны фамилии моих друзей, одноклассников, сослуживцев… 
 Я достал его, начал поиски тех, кого там вычитывал… 
И вот однажды…
***
В Нахичевань на Араксе я вернулся из Симферополя нагруженный впечатлениями сверх всякой меры. Этот груз я старался донести в целости, боясь утерять любую мелочь, любой факт, любые впечатления, какие только мне удалось нахватать в Крыму. Я ведь впервые жил вне родительского дома, и хотя я жил у родителей моего отца, моих дедушки и бабушки, я уже не мог не ощущать ответственности за бытовые неудобства из-за моего присутствия и чувствовать себя как дома.
*    *    *
Период  учёбы в десятом классе был одним из самых ярких, а может и самым ярким в моей жизни.   И совершенно точно могу сказать, что он был самым счастливым годом в моей жизни.
  Это был последний год, когда я мог не замечать приходящие заботы, когда вопрос о моём устройстве в жизни стоял ещё только теоретически, и казался далёким и туманным.
  Это был год прощания с отрочеством, когда я, войдя в юношеский период, начал превращаться во взрослого человека. И не столько физически, сколько морально и духовно.
  Короче говоря, этот год стал для меня тем рубежом, переступив который, я оказался в качественно иной жизни, навсегда отрезавшей меня от детства, самой радостной поры в жизни человека.
***
  В десятом классе я влюбился в Сашу Римскую. И пишу я об этом событии потому, что оно сопровождает меня всю жизнь, периодически всплывая в моей памяти.
  Почему? Я сам не знаю. Я ведь влюблялся и до и после неё, но мыслями возвращался к ней и много раз, желая объяснить ей что-то или оправдаться, а может потребовать от неё объяснений. И мне мучительно осознавать, что она как загадка, останется неразгаданной до конца моей жизни.
  Нет, я не бросил бы свою жену ради неё, слишком сильно моё чувство к моей жене и многое меня с ней связывает. Но я бы очень хотел снова встретить эту свою юношескую любовь, узнать, как сложилась её жизнь, ведь она была очень хрупкой, болезненной, но с какой-то необыкновенной силой духа внутри… 
  Она была маленькая, худенькая с конопушками на лице, большими карими глазами  и чёрными, с рыжим отливом на солнце, волосами.  Она хорошо училась, выделялась своим своенравным характером и необыкновенно красиво читала стихи.
***
  Я вернулся после учёбы в 9-ом классе из Симферополя в Нахичевань. У меня были свежи в памяти две мои тамошние симпатии, и я с ними переписывался, а тут мне мама говорит, что самая красивая девочка в моём классе, это Саша. Я посмотрел на неё и увидел, что мальчишки нашего класса обращают на неё внимание, а Рзаев Мислим дарит ей периодически разные подарки, даже пишет маслом для неё картины. А тут ещё меня с ней определили в школьную редколлегию, и это сблизило нас. Я стал бывать у неё дома, познакомился с её родителями: отец – военврач психиатр, а мама терапевт. Брат Яша шестиклассник. И я сквозь конопушки разглядел красивые черты лица. Карие глубокие глаза и  черные как смоль волосы, которые отливали золотом на солнце. Она маленькая и хрупкая, казалась беззащитной, и мне хотелось обнять её и оградить от всех опасностей.
***
  У нас организовалась группа: две её подружки, Лариса и Валя, и мой друг Ашот, встречались у кого-либо дома, или шли на танцы в Дом офицеров.   

С Ларисой мы дружили, во-первых, потому, что мы жили в одном доме, а во-вторых, дружили наши родители, которые каждые праздники собирались у кого-либо на квартире за столом.
Я всю жизнь вспоминал с благодарностью Ларису за то, что она научила меня танцевать.
Лариса была единственная из нашей компании, кто хорошо мог танцевать.

В Доме офицеров по субботам были «Вечера танцев», когда в фойе танцевали под радиолу с пластинками, а в воскресенье, и то не каждое, «Вечера отдыха», когда танцевали под инструментальный ансамбль или духовой оркестр, были розыгрыши лотереи, «почта», занимательные или развлекательные игры.

Лариса и её соседка по подъезду Люда Тоцкая, учившаяся на класс старше, ходили танцевать с молодыми офицерами и солдатами. А Саша с Валей Николаевой загорелись тоже ходить вместе с ними. И Лариса их учила танцевать. Я услышал об этом, когда Лариса преподала им уже несколько уроков.
- Как? – возмутился я тем, что Саша собирается пойти без меня.
- Приходи сегодня к Саше. Мы там собираемся вечером, - сказала Лариса.
- Не надо, - возмутились Саша с Валей, - мы будем стесняться.
- Ничего, переживёте, - сказала Лариса, - нам нужен «кавалер», когда нас не пригласят на танец.
И буквально за несколько дней научила меня сначала танцевать «Танго», а потом «Фокстрот» и «Вальс».

В первый «Вечер танцев» в Доме офицеров я стеснялся пригласить кого либо. Видя мою нерешительность,  Лариса взяла меня, вывела на середину и пол танца вела меня за кавалера. Потом переложила мои руки, и я повёл её.
После этого я осмелел и пригласил Сашу. Когда я обнял её за талию и прижал к себе, у меня захватило дух, как будто под ногами разверзлась пропасть. Я на одном дыхании кружил её в танце. Это так вдохновило меня, что я не отпускал Сашу от себя, и она даже обиделась, что я не дал ей потанцевать с другими…
*    *    *
      Память – штука загадочная. Она подводит. Она или не хочет вспоминать события или преподносит их совсем иначе, чем было на самом деле. В этом я несколько раз убеждался, когда после записанных воспоминаний, находил дневники или письма тех лет и события представали совсем в ином смысле.
Тогда начинаешь злиться на себя и свою память. Так хорошо вспоминалось и легло в строчки и вдруг находится забытое письмо, которое всё переиначивает, меняет смысл, сдвигает акценты, и ты видишь с высоты прожитых лет те события и оцениваешь их уже не в свою пользу. Понимаешь поступки свои иначе, чем тогда. И как хотелось бы что-то, а то и всё изменить! Но накатывают новые воспоминания,  и ты понимаешь, что тогда ты не мог поступить иначе. Потому что тогда ты был именно тот, а не теперешний.
Тогдашний ты мыслил иначе, ты не знал ещё жизни и представлял своё будущее наивно, часто по-детски чистым и правильным.
*    *    *
 Сентябрь начался с того, что в школу пришла новая учительница английского языка. Её никто не представлял, и когда она вошла в класс, никто не отреагировал на её появление потому, что она была маленькой, худенькой и выглядела школьницей, как и мы.

Но она появилась и начала с того, что заговорила по-английски, и не переставала щебетать на нём, даже видя, что её практически никто не понимает и не воспринимает, как учительницу.
Только совсем отчаявшись, видя,что её не понимают, она перешла на русский. И этим привлекла к себе внимание и успокоила класс.

Она объяснила нам, что теперь уроки английского будет вести она и только на английском. А кто её не поймёт, будет получать двойки.
- Кто готов отвечать? – спросила она и оглядела класс. Все молчали. Тогда она взяла журнал и. . . выбрала меня.
- Прочитайте текст домашнего задания.
Я бойко начал читать, но она стала прерывать меня почти на каждом слове, поправляя произношение. Потом прервала меня и вызвала другого. Потом спрашивала перевод текста.
В конце урока выставила оценки. Я получил тройку. Меня это удивило. Но дальше было ещё большее удивление. Если у прежней учительницы я получал хорошие оценки, то у неё я стал получать тройки и нередко двойки. Это «зацепило» меня. Даже в Симферополе по  английскому у меня была четвёрка.
***
А в конце сентября случилось родительское собрание, на котором было объявлено, что одиннадцатилетка была устроена для того, чтобы мы получили хорошее производственное обучение. Поэтому нам ввели два дня в неделю производственной практики.
Но так как эти два дня «расхолаживают» учеников и отвлекают их от учёбы, решено все дни практики свести вместе. Поэтому у нас с середины октября начнётся практика каждый день до нового года. А после новогодних каникул учёба будет без практики.
Это был шок для нас и наших родителей, но мы поняли, что каникулы у нас продлеваются до нового года.
***
Что же запомнилось мне из той практики?
Учителем практики был назначен родственник директора, молодой парень, лет тридцати, который жил в Баку, попался на воровстве и был осуждён условно. Неграмотный бездельник, которого попытались пристроить к делу.
Он должен был научить нас азам плотничного дела, которое он сам не знал.

Мы приходили утром в кирпичный барак, который назывался мастерской. Было уже холодно, поэтому мы растапливали буржуйку, стоящую посередине земляного пола барака, и садились вокруг греться и рассказывать анекдоты. 
«Учитель» приходил  с опозданием на пол часа – час. Он садился с нами, и продолжалась  беседа уже  на азербайджанском, который я почти не понимал. Так проходило часа два, и он отпускал нас домой.

Во дворе школы, рядом с мастерской шла стройка спортивного зала для школы. И эта мастерская была нужна для стройки. Поэтому, когда появлялась необходимость,  в мастерской запускалась циркулярная пила, и распиливались доски. И иногда мы использовались, как разнорабочие и для уборки мусора на этой стройке.

Чем ещё разнообразилась наша практика? Речами учителя.
- Ти чито стоишь, как беременный баба и не работаишь?
- Выньми карманы из рук!
- А гиде тивой брат? – спрашивал он меня, когда мой друг Ашот не приходил на эти «занятия».

А однажды мы растапливая печку так надымили, что Генка Тамецкий полез открывать окно. А оно не имело задвижки, и было подпёрто кирпичом, чтобы ветер не открывал его.
Снизу Генка не увидел кирпича и дёрнул форточку. Кирпич упал ему на нос. Хорошо, что это было по касательной и не сломало нос, а только рассекло кожу.

Но это был анекдот для всего класса потому, что нос у Генки был большой и всегда становился предметом насмешек. А после этого случая ещё больше.
***
Бедный Гена! Он всегда хотел быть солидным, руководителем, организатором. Но тогда его не воспринимали так серьёзно. А спустя годы он стал офицером. Службу закончил подполковником. Пришёл в школу и устроился сначала военруком, потом зам. директора школы. А в 90-е он умер от тяжёлой болезни. Уважение к нему со стороны местного населения было таким, что его похоронили на мусульманском кладбище и поставили памятник.