Галина Кочергина
Воронята… учатся летать
На улице кто-то истошно орал. Я выглянула в окошко. Напротив окна на дереве, на самой нижней и тонкой ветке сидел и отчаянно верещал взлохмаченный и испуганный птенец вороны. На самом верху дерева восседал – видимо, его папа. И величественно время от времени грозно каркал, словно хотел сказать: «Ну же, пора лететь. Пора!» Над птенцом, повыше, но, всё же совсем рядом, сидела аккуратная милая ворона. По всем признакам – мама. Она суетилась, размахивала крыльями, каркала нежно и ласково: «Ну маленький! Давай! Сначала один взмах крылом, потом другой. А там и до земли недалеко».
Но птенец не слушал ни папу, ни маму. Он страшно боялся высоты и поэтому орал, обречённо и не переставая. А ещё он хотел есть. Хотел, чтобы родители, как прежде, приносили ему еду и кормили из клювика. Но это закончилось. Вот папе надоел весь этот концерт. Он спустился ниже и сердито прокаркал: «Или лети сам, или я тебя сброшу!» Мама занервничала, ещё быстрее замахала крыльями, запрыгала на ветке: «Нет, так нельзя. Он ещё маленький, пусть чуть-чуть подрастёт. Ну подумаешь, полетит завтра!..»
На следующий день, занятая делами по дому, я смогла подойти к окну только около двенадцати. За окном стояли шум и гам, ещё сильнее, чем вчера. По моему цветнику важно, как у себя дома, ходили голуби и выискивали зёрна овса, которые я высыпала вчера вечером. Среди этой огромной голубиной стаи с криком, расталкивая голубей крыльями и клювом, сновал мой знакомый птенец вороны. «Значит, всё-таки или сам слетел, или папа спихнул», - подумала я. Птенец вёл себя нагло и напористо, не переставая орать ни на минуту. Он хотел, чтобы голуби накормили его, положив зёрнышки прямо в клюв. Голуби не обращали на него никакого внимания. Обидевшись на всех сразу, птенец заорал ещё громче. На землю друг за другом слетели мама и папа. Они попытались вразумить дитя покушать самостоятельно. Голос папы был грубым и сердитым, мама «пела, как лиса». На минуту воронёнок затих, послушал своих родителей и… заверещал опять.
И такой разговор ворон я слушаю в течение всего времени вылета и обучения птенцов с июля по август. Вот и написалась эта история.
Сказка о луковице
Луковица тихо-мирно дремала в ящике среди таких же, как она, одинаковых луковиц, чуть присыпанная землёй в темноте. Вдруг сквозь дрёму она почувствовала, что её что-то выдёргивает из привычной обстановки и куда-то перемещает. Стало очень светло. А потом вдруг... – очень холодно. Так холодно луковице не было никогда. Она почувствовала, что из неё словно выкачивают все жизненные силы, мысли останавливаются. Пробыв, неизвестно сколько времени в таком состоянии, луковица приготовилась к худшему. Но тут опять её выдернули из невыносимого холода... Теперь уже в тепло.
Нижней части луковицы стало мягко в чем-то пушистом, приятно пахнущем. Зачатки корневой системы почувствовали влагу. Много влаги. И потянулись к ней. А верхняя часть ощутила приятное тепло, лёгкое дуновение воздуха. Тепло пронизывало луковицу насквозь, и зачатки листьев потянулись вверх, к этому необыкновенно приятному ощущению.
И корешки, и листики рванулись на свободу. Жизнь, усиленная какими-то химическими составляющими, забурлила в луковице. Через короткое время, практически одновременно с листиками на макушке луковицы показалась цветочная стрелка.
По мере загустения и углубления корней, поднималась к свету стрелка. Она была такой мощной, сочной и сильной, что казалась веткой молодого дерева. Всё выше и выше поднималась она. Листва уже не успевала за её ростом и окружала цветонос снизу, как охрана.
Вот на цветоносе начали вырисовываться четыре бутона, смотрящие на все стороны света. Стрелка перестала расти, зато стали увеличиваться в объеме цветы. Однажды морозным зимним утром они раскрылись, и луковица впервые увидела холодное зимнее солнце, иней на окне, где стоял цветочный горшок и людей, которые молча любовались необыкновенно прекрасным чудом.
Это распустились цветы амариллиса. Они продержались долго, увядая по очереди. Их ярко-алые колокольчики напоминали людям о красках лета, поднимали настроение, вызывали улыбки.
Но всё когда-нибудь заканчивается. Вот и отцвёл последний бутон. Стрелку и листья срезали. И опять луковица погрузилась в долгое сладкое забытьё. Она отдыхала, чтобы через некоторое время опять подарить всем радость и красоту.
Наша живность
В нашем доме уже около двух лет живут две морские свинки: Булька (обыкновенная рыже-белая гладкошёрстная свинка) и Пёсик (розеточный рыже-оранжевый длинношёрстный свин). Живут они каждый в своей клетке, но клетки стоят рядом на старом журнальном столике в комнате дочери.
Первой появилась Булька. Это был маленький трусливый комочек, который норовил всё время спрятаться под сеном. Мы называли это «игрою в партизан». Она бегала по клетке и на себе таскала ворох сена.
Когда Бульке было около года, появился Пёсик. Сначала они жили в одной клетке. Но старшая свинка обижала малыша, поэтому пришлось купить вторую клетку.
Пёсик влюбился в Бульку сразу. Он пел ей постоянно песни, охранял её сон, лизал ей через решётку носик. Нервничал, бегал, шипел, если мы брали Бульку на руки и уносили из комнаты. А она его не любила. Кусала и била. От этой любви прошлым летом он даже заболел: вылезла вся шикарная длинная шерсть, и нежная кожица покрылась коростой. Мы повезли его в ветлечебницу. Врач дала Пёсику успокоительного, сделала укол для хорошего роста шерсти, прописала таблетки и ванночки для кожи. Животное так разнервничалось, что на обратном пути домой опИсало меня. Лечили мы его долго: и мыли, и давали таблетки; но наконец Пёсик выздоровел. Выросла новая красивая шёрстка, сам свин стал более ласковым. Видимо, понял, что мы старались для его же блага.
А вот Булька совсем не изменилась: по-прежнему проходят «бои с переменным успехом», если они сидят вместе. Очень редко через решётку полижет Пёсику носик, и всё. Единственное, что она делает, так это заботится, чтобы у свина всегда была еда и вода. Если мы вдруг, не доглядим, она обкричится и обстучится миской по решётке.
Утро начинается с призывного ора Бульки. Приходишь, даёшь обоим покушать – так Булька тебя ещё обругает за то, что долго собиралась или дала не то и не так.
Иногда пёсик вспоминает, что он – породистый, и начинает капризничать: отказывается есть, например, целый огурец не хочу грызть, значит - бери хозяйка ножик и режь мне кусочками. Нарезала? А я хотел яблоко или морковку...
А недавно у нас появился новый квартирант. Нам на время принесли клетку с хомяком Крисом. И надумали мы его почистить. А клетка-то тоже стояла у дочери в комнате. И Пёсик почувствовал запах другого животного. Он надулся, распушился, забегал по клетке, зашипел до хрипа, выкинул поилку, перевернул миску.
Мы сначала ничего не поняли, а потом прочитали в специальной страничке интернета, что он ревновал нас (как свою семью) и Бульку к этому неизвестному и невиданному пришельцу. А хомяк тем временем спал и не знал, какие страсти он вызвал к жизни своим приездом.
Вот так и живём мы и наша живность.