В горячем июле.
По сердцу ползла ледяная улитка.
Стонали волторны, кудахтали трубы.
Сидела на стуле.
Душевнобольная моя фаворитка.
Курила "Манхетен" и скалила зубы.
Она не смущалась.
Халат свой, пропахший тугим нафталином.
Сорвала бесстыдно, легко и мгновенно.
Она угощалась.
Галаперидолом и аминазином.
Сначало орально, потом внутривенно.
Цикады трещали.
Безумным огнём обезбашенной суки.
Глаза её вспыхнули словно софиты.
Меня восхищали.
Её узловатые ноги и руки.
Зелёные вены и тромбофлебиты.
Всё было ужасно.
На небе зажглось двадцать пятое утро.
И туберкулёзные плавились тучи.
И было не ясно.
Где шизофрения а где Кама-Сутра.
Где я... где она... всё смешалось до кучи.
Всю ночь санитары.
Нас разьеденяли опасною бритвой.
И чтоб не дай Бог не вернулась по новой.
Бомжи и клошары.
Её изгоняли постом и молитвой.
Из ветренной жизни моей непутёвой.
На мрачном уик-енде.
В святом, целомудренно-строгом почине.
Кастрировал дух мой мессия горбатый.
И я в секонд-хенде.
Пылился на грязной убогой витрине.
Дешёвый... опущенный... и виноватый.
оо9.