Из забаненного.
Курсантские общаги в летном училище строили, руководствуясь принципом минимума удобств. Вонючий сортир без унитазов и дверей, умывальник в четыре раковины на сто человек и комнатушки в восемь квадратов, каждая на проживание восьми человек минимум.
А помыться? А постирнуться? А вещички куда сложить?
Ну-у-у-ууу?...
Для вещичек пришлось выделить отдельную ячейку, уплотнив проживающих еще на одно тело в каждой комнатке. Заведующим в ячейке-каптерке сел курсант из солнечного Еревана по фамилии... Собственно, зачем нам его фамилия? У него было замечательное прозвище-кличка - Миллитосян, в составляющие которого вошла часть фамилии и приставка "милли", замечательно отражающая размер ее обладателя. (Сейчас бы сказали "Нано", но тогда Чубайс был еще безвестен). Придется уточнить, что в данном случае к понятию "размер" относился только рост. Остальные важные для молодого мужчины размеры, ну, там, нос, кепка, (простите - летная форменная фуражка), длина острых борзо загнутых на манер турецкого паши концов ботинок были весьма достойной величины...
Так как насчет помыться?
Для этого в отдалении от общаг была построена баня. Вполне функциональная, дававшая раз в семь дней шанс смыть с себя разящий амбре недельного пота молодого, ведущего физически активный образ жизни организма.
...
Итак: "Баня", почти та, по А.Т. Но, наверно, лучше и точнее по Ф.Д.
Брезгливо ступая на цыпочках по холодному мокрому бетонному полу, одной рукой удерживая серый оцинкованный тазик-шайку с горкой назначенной стирке одежды и мочалкой-мылом-порошком, я открываю дверь в моечное отделение. Из полутемного проема в нос ударяет смесь ароматов прохладного пара, всех сортов пота, земляничного мыла и порошка "Лотос". Судорожно ищу глазами свободное от жоп, мокрого белья и тазиков место на цементных полках.
Воздух густо колышется бульканьем наливаемой и выплескиваемой воды, громом шаек, витиеватым многоэтажным матом моющихся курсантов.
Среди согбенных над тазиками задниц стирающих, бегает тело, озабоченно заглядывающее за мокрые занятые спины:
- Мужики, вы мой порошок не брали?
- Наxуй мне твой порошок? У меня свой есть, - вежливо огрызаются ищущему.
- А откуда ты знаешь, что это твой? - с надеждой в голосе глупо спрашивает жертва неведомого порошочного вора.
- Бля, вот видишь, я на коробке "М" написал. Это значит М-ой. Вот если бы здесь было "Т" написано, был бы Т-вой. Иди наxуй, не мешай стираться.
- Ну отсыпь, хоть горсть.
- Так и скажи, бля, денег зажал на порошок. А теперь - "отсыпь"?! Иди других проси.
Голый буржуй, владелец меченого Лотоса, отворачивается и продолжает с остервенением стирать в серой пене форменные штаны и куртку.
Как-то никому не приходит в голову подумать о вредности для здоровья стирки едким порошком и мытья одновременно. Как сказали бы сейчас - экология того банного заведения была нивпи*дy, но тогда мало кто соотносил заморский термин "экология" с ежедневными тяготами жизни в неволе.
Но... Было, было!!! Было светлое пятнышко среди мрачной училищной бытовухи.
С отдельного входа, через дверь, заботливо обитую лакированными реечками, можно было попасть совсем в другой мир.
Табличка на двери гласила - "Моечное отделение офицерского состава".
Отделением заведовали, передавая его по наследству, уроженцы все той же солнечной республики, холя его, лелея, намывая и начищая, и вполне заслуженно пользуясь за свой непосильный труд благорасположением вышеуказанного в табличке "состава" в виде наличия прав и освобождения от обязанностей.
Но.., вернемся из Рая в преисподнюю.
Вот моется худенький курсантик. Все в нем ладно кроме небольшого ростика, выпирающих лопаток и почему-то загнутой в сторону пиписьки.
- Вовчик, а что это у тебя *** налево завернут? - интересуется шумный сосед тощего Вовчика.
- Не твое дело, обезьяна! - смело огрызается гогочущему лохматому черному осетину худосочный Вовчик.
- Ты его наверно всегда правой дрочишь, вот и испортил зaлyпy, - не унимается осетин. - Ты теперь левой дрочи, а когда выпрямится используй руки попеременно.
- Пошел наxуй, обезьяна! - злобно шепчет Вовчик, еще ниже склоняясь над шайкой.
- Вовчик, тебе к бабе надо. У них дырка прямая. Вмиг все исправится. Да только кто-ж тебе даст? - напоследок разит осетин и отскакивает от летящего в него грязного водопада вперемежку с носками и трусами.
- Вовчик, ****yлся что ли?!!!
- У-ууу, обезьяна волосатая!!!
...
"Рота, в колонну по четыре стройся!"
Чистые курсанты, увешанные мокрыми формой и бельем, лениво собираются в неровные шеренги.
"Ну сколько же, епвашумать, вас ждать нужно?!! Быстро бля, построились наxyй!!!" - ярится старшина.
Его матюги лишь ненамного ускоряют процесс.
Наконец из офицерского отделения появляется пышущий здоровьем, чистотой и саунным румянцем командир роты. Мужик из вологодских. Понимает толк в сауне, пусть даже и армянской. Почему-то его зовут Шпайзер. У майоров так. Имени нормального нет. Или "товарищ майор" или кличка. Хорошо хоть у Шпайзера кликуха не обидная.
Шпайзер - поэт и спортсмен. Отец родной. Почти комбат из песни.
- Ну что, братцы, давайте построимся, посчитаемся и пойдем домой, а то ужин в столовке остывает, - отечески предлагает майор.
Его тихий призыв проникает-таки в заскорузлые, но немного отмокшие после бани курсантские души. Рота наконец строится и под бодрое "Шагом марш!!!" вяло шаркает тапочками в общагу.
Разговор во второй шеренге:
- Армяне там наверно офицерАм в жoпу дают.
- Ну, не знаю. Наш Шпайзер-то наверняка ар в жопу не ****... Ой!.. Извините, товарищ майор!..
- Прекратить в строю нецензурно выражаться! - сверкает глазами на нарушителей дисциплины майор, - Никому там в жoпy не дают! Болтаете тут глупости...
Движение продолжается.