22 июля
Отправил жену на юг в Сочи. Сын озверел. Со мной не спит. Спит с бабушкой, то-есть, с моей мамой. Она озверела. Кидается на всё и вся. Мои жилы натянулись и вот-вот лопнут.
Успеваю ремонтировать мотоцикл и мотороллер, чтобы в доме находиться как можно меньше.
С матерью стало невозможно разговаривать. Кроме матьков в адрес жены ничего не слышу.
Изумляется, зачем отпустил лахудру. Встретил Славу Матушкина, с которым учился в Пединституте. Сообщил мне, что Карачёв вторично вышел из психбольницы, и работает в шаражке на руководящей работе. Как видно, коммунист и после психбольницы представляет из себя высокую ценность. Просто комедия! Ажимов, оказывается, совсем опустился, пьёт. Видно, пьянство - трагедия века. А так хорошо рисовал. Гения не получилось.
27 сентября
Это ничего, что я так много пропустил. Зато много накопилось. То, что Нина съездила на юг, просто ужасно. Начались семейные передрязги. Я сильно измучился. 20 августа уехал в Большой Кияик на мотоцикле по Люкскому тракту. По тому самому, на котором мы перевернулись на мотоцикле.
Удивляюсь, как мы не погибли. Из огромного мотка проволоки, которую кто-то обронил на дороге, незаметная петля обняла фонарь коляски. Мотоцикл на приличной скорости повернуло. Я, конечно, вылетел из-за руля метров на десять. Двоюродный брат прочертил каской скромную борозду в гравийном шоссе. Нину придавило прилично. Её тоже спасла каска.
Но живот был весь чёрный. Она стоически свою рану терпела. В этом она была молодец. Что значит, отец её таскал по всему дому за волосы, уча уму-разуму. Такие воспитательные пытки были, как видно, более болезненные, чем эта чернота на животе.
В этой деревне я обнаружил, что продавцы продают разбавленную водку. Не может же быть, чтобы я выпил стакан водки, и ни в одном глазу. Колхозников либо пытаются спасти от возможности упасть под трактор или машину и погибнуть. Либо я стал откоровенным пьяницей. Возможно, так оно и есть. Пьянство превратилось уже в частую привычку.
Я здесь работал в должности бригадира среди наших заводчан. Да, наш народ рабочий был работящим. С ними мне было гораздо приятнее работать, чем с Богатырёвым и Трофимчуком.
Я даже чувствовал, что ко мне относятся с уважением.
30 октября
Большой Кияик давно позади. Колхозные будни, тяжкий труд, холодные ночи под зябким одеялом. Девять армян, с колоритной внешностью, строили коровник почти из одного песка.
Толя - тракторист, выпивал каждый день по две бутылки водки. Кулаки у него пудовые, сказать что-то ему мало кто бы решился. Один раз перевернулся на тракторе. Здесь же бродил с колокольчиком на шапке Иван-дурак с очень интеллигентным лицом.
Петя-возчик постоянно твердил - "дурррак ты! Ага! Я тоже дуррак". Сын у него дурак настоящий. Ходил в грязном халате, который настолько задубел от пота, что натёр до крови шею. Не догадывался даже снять в жаркий августовский день. Ну, для того и колокольчик на шапке, чтобы не потерялся. Бригадир Семён Семёныч вечно щурил левый глаз, отчего мне долго казалось, что он - одноглазый.
Бабы хватали мешки, точно ребёнка, по-мужицки легко и расторопно. Матерились так, что в Ижевске не одной из них пришлось бы ночевать пятнадцать суток не дома.
Кончилось всё тем, что в дикую, дождливую пору я покинул это скромной красоты неприхотливое деревенское счастье без каких-либо признаков культуры. Там остался неприкаянным клуб с просторным, церковного вида залом вместе с девчонками, такими же грубыми, как и их матери, а потому не интересными.
Всё это позади. И даже многочисленная езда взад-вперёд для выколачивания денег за работу из бухгалтерии под дождём и после дождя.
Последнее путешествие 27 октября по снегу и стылым кочкам, завершилось всё же получением денег. После этого можно о колхозе забыть навсегда.
Семейные передрязги постепенно утряслись. Жена о своих любовных похождениях "за границей", кажется, забыла.
С зарплатой в Бюро меня хорошо обошли. Богатырёву на двадцать рублей больше. Меня уравняли с Трофимчуком. Я выгляжу идиотом. То, что я умею, он же не умеет совсем! Как можно так делить суп-то в котле?
Да ничего. Я хожу во все цеха то на сварку, то на штампы, то к токарному станку. На этом и повышаю свою зарплату. Мне же платят здесь и там. Я даже на клумбах у заводоуправления сажал цветочки. Конечно же получил дополнительно.
Федосеева увидела меня и ужаснулась. Она так и спросила меня, не на пятнадцать ли суток меня посадили. Как она угадала? Я, действительно,отработал ровно две недели. Да моя дура
всё-равно споит все деньги своей алкогольной семье. Чёрт с ними.
Овсенюку, кажется, пришёл крест. Он ведь в Москве даже без диплома работает. А сейчас стали на образование смотреть строже. Посмотрим, что будет дальше. Печатаю новую сказку
"В автобусе".
Кстати, о Чирцеве и Мерзлякове. Оба опять работают в нашем Отделе. Наш отдел, как родной папа для всех блудников. А вот таким работникам, как Касим Кузметов, у нас не место! Уволили и довольно нагло. Если признаться честно, он вообще ничего не делал.
продолжение - http://www.proza.ru/2012/03/28/1137
Ижевск, 1973 год