2. Балерина и Вась-Вась
Выйдя за калитку, Корнилов едва не столкнулся с садовой тачкой, до верха груженной коровьим навозом. Немеханизированное транспортное средство с видимым усилием толкал тщедушный мужичонка. Росточком, едва превышающим минимальный призывной, то есть, чуть выше полутора метров, узкоплечий и тонкорукий. Будь говнорикша девушкой, можно было сказать, что он щеголяет топлесс. Но поскольку он был мужчиной, на языке лычек, марш-бросков и нарядов вне очереди его внешний вид назывался «форма одежды “голый торс“». Линялое, пузырящееся на коленях трико и сандалии на босу ногу — вот и весь наряд. Верхняя часть туловища была двухцветной: дочерна загоревшие до средней трети плеча руки и едва тронутое загаром тело — определенно, человек долгое время находился под солнцем в футболке. Мужичонка, увидев Виктора, остановился, поставил тачку на упор и с видимым облегчением выпрямился. На его худосочной, впалой груди крупно синела татуированная надпись, выполненная затейливыми буквами старославянского алфавита: «Не перевелись еще на Руси богатыри». Корнилову подумалось, какой надо обладать самоиронией и в то же время гордиться принадлежностью к великому народу, чтобы наколоть на собственном теле эту фразу.
— Хозяин, перегной нужен? — поинтересовался «богатырь». — Хороший, перепревший. Задешево отдам.
— Этой субстанции, — указал движением подбородка Виктор Феоктистович, — чтобы стать компостом, как минимум до конца лета надо преть.
— Чево? — озадаченно поскреб затылок вольный торговец.
— Да это я — так. О своем. Нет, спасибо, перегной мне без надобности, — и он, обогнув тачку на тягловой мужской силе, двинулся дальше.
Слева участок Виктора соседствовал с дачей журналистки. В прошлом — балерины, теперь слегка располневшей, но до сих пор сохраняющей грациозность и эфирность движений. Оставив Терпсихоре — терпсихорово, служительница музы вела в городской газете колонку светской жизни. Несмотря на возраст, а была соседка ощутимо старше Виктора, женщина была твердо убеждена, что все люди — хорошие. К Корнилову дама относилась тепло, неизменно называя Витюшей. Виктор Феоктистович старательно убеждал себя в том, что любовь, сияющая в глазах женщины, когда та смотрела на него, имела чисто материнскую природу. При встречах журналистка обожала рассказывать истории о счастливых парах. Таких, как Пугачева и Галкин, Бабкина и Гор. Виктор увидел, что соседка занимается срезкой цветов. Взявшись за калитку, он не стал открывать ее, а окликнул:
— Добрый день, Ольга Саввишна! Бог в помощь!
Женщина, услыхав обращенные к ней слова, выпрямилась, бессознательным жестом придержав ладонью поясницу, и посмотрела на гостя. Радостно улыбнулась — от уголков глаз разбежались «гусиные лапки» — и помахала рукой:
— Здравствуйте, Витюша! Спасибо, но Бог — такой лодырь! Скажу вам по секрету, если сам не возьмешься за дело, Бог не поможет, — говоря это, Ольга Саввишна уже шла к замершему у калитки Корнилову. В правой руке экс-балерина сжимала садовые ножницы, тогда как свободной левой продолжала приветствовать гостя, словно тот был завернувшим на огонек премьер-министром.
— Витюша, вы читали последнее интервью с Галкиным? Я имею в виду Максима. То, где он признается, насколько счастлив в браке с Аллой Борисовной? — Виктор Феоктистович, опершись о калитку, отрицательно мотнул головой. — Ну, как же! Очень хорошее интервью, много полезного можно почерпнуть из него. Максим признался, что любовь к Алле Борисовне окрылила его. Что он вновь чувствует юношеский задор, и словно помолодел.
— До состояния памперсов? — поинтересовался Виктор.
— Ну, какой Вы право! — Ольга Саввишна кокетливо шлепнула ладошкой по руке соседа. Совсем легонько, шутя. — А Филипп до сих пор сожалеет о разрыве с примадонной. И Женечка Гор счастлив с Надюшей Бабкиной. Об этом сама певица сказала. Я вам больше скажу, Витюша. Если у молодых людей что-то здесь имеется, — она постучала кончиком указательного пальца себя по лбу, заодно поправив выбившуюся из-под косынки прядку волос, — они прекрасно понимают, что испить любовь полной чашей можно только из рук женщины умудренной и пожившей. Во всех смыслах. Молодые девушки не способны подарить мужчине все прелести интимной, в лучшем понимании этого слова, жизни. В силу отсутствия должного опыта.
Говоря это, собеседница доверительно положила ладонь на руку молодого человека. Корнилов предпочел думать, что это случайный жест.
— Кстати, о чаше! — между тем воскликнула умудренная соседка. — Совсем запамятовала, какая дорожка пролегает через мужской желудок. Давайте-ка я вас чаем, Витюша, напою. Зеленым. Да листик свежей мяты в чашку бросить — вкуснота! С клубничным вареньем этого урожая. Утром сварила и еще по банкам не разлила, — и, видя, что сосед колеблется, добавила. — И пенки на блюдечке. Для вас сберегла, как знала, что зайдете.
Пенки решили всё. Сызмальства Витя обожал эту сладкую воздушную массу, всплывающую на поверхности при варке ягод. Любых. Но лучше всего — ягод вишни. В своей табели о ценностях, пенку Корнилов ставил намного выше новогодних мандаринов. Виктор решительно толкнул калитку.
Чаевничали на свежем воздухе, в беседке, увитой плющом. Кипяток разливали из электрочайника — kettle jag, назвала на английский манер кипятильное устройство хозяйка. Начищенный, сияющий в лучах солнца ведерный самовар — для двоих объем слишком велик — стоял на земле поодаль. Зеленый чай с листиком мяты, налитый в пиалу-кисушку со среднеазиатским орнаментом на боку, был действительно хорош. Ольга Саввишна плавным — со значением — жестом поставила перед гостем розетку с вареньем и блюдце, полное розовой воздушной массы, источающей слабый ягодный аромат — пенки с варенья.
— Ольга Саввишна, — начал Виктор, когда первая пиала чая была выпита, и блюдце с пенками наполовину опустело, — вы со вчерашнего обеда и до сегодняшнего утра в город не уезжали?
— Нет, Витюша. Вареньем занималась. А вот вас не было на участке. А почему вы спросили?
— Понимаете, Ольга Саввишна, пока я отсутствовал, казус непонятный на даче приключился. Яму кто-то у меня выкопал. Прямо посреди участка. Большую, метра на два и глубины такой же. Вот и подумал, возможно, вы видели посторонних.
— Нет, — покачала головой соседка, — я бы непременно запомнила. Я постоянно поглядываю, вдруг понадоблюсь зачем-нибудь вам, — сказав это, женщина смущенно потупила взор.
— А ночью? — молодой человек проигнорировал явный знак. — Может ночью? Люди или техника? Если тихо работали, вы могли и не услышать.
— И ночью никого не было. Я сплю чутко, сторожко. Это молодые в сон, как в омут проваливаются. А меня думы всякие посещают. Этой ночью четыре раза просыпалась. Встану, подойду к окну, занавески раздвину — не светится ли ваше окошко, вдруг вернулись из города. Никого не было, с уверенностью говорю.
Допив чай, и сердечно поблагодарив радушную хозяйку, Корнилов откланялся. Оставался еще сосед справа, пенсионер Василий Васильевич, которого за глаза все величали не иначе, как Вась-Вась. Он обитал на даче безвылазно и наверняка мог что-то видеть. Подобрав небольшой камень, Корнилов громко постучал им по железному столбику калитки.
— ВасильВасилич! — громко позвал он. — Вы не заняты, к вам можно?
— Это кто? Ты, что ли, Витёк? — раздалось откуда-то справа. — Проходи! Проходи, конечно. Соседу всегда рад!
Толкнув калитку и пошаркав подошвами, вытирая предполагаемую грязь, Виктор Феоктистович шагнул на чисто подметенную дорожку.
— Вы где, ВасильВасилич?
— Да здесь я, за помидорами!
Справа кустились мощные томаты сорта «Бычье сердце», для устойчивости подвязанные к воткнутым в землю длинным кольям. Ягоды, пока еще зеленые, но уже крупные и тяжелые, отягощали зеленые ветви растений. Там-то, на узкой тропинке между грядками с помидорами и огурцами, Виктор и обнаружил хозяина дачи.
Вась Вась сидел на корточках, спустив штаны. Еще не тронутый старческой дряблостью оголенный зад, сиял ослепительной белизной на фоне яркой огуречной зелени.
— Ох, простите, Василь Василич. — попятился Виктор. — Вы тут делом важным заняты. Я в другой раз зайду к вам.
— Да ты не тушуйся, сосед. Я тут не тем, про что ты подумал, занимаюсь, — Вась-Вась привстал и, повернувшись, продемонстрировал визитеру свой тыл.
Корнилов сморгнул. Он готов был увидеть совсем не то, что предстало его глазам: из анального отверстия старого дачника, вверх на шпалеру, тянулась длинная огуречная плеть. «Словно комнатная собачка на поводке», — подумал Виктор.
— Понимаешь, вконец меня геморрой замучил. А тут на днях по ящику передачу увидел, по НТВ. Этот… не помню, как его… что-то там с кошками. О! вспомнил, Закошанский, кажись так, ведет. Собрал в студии народных целителей. Малахова с его уриной, еще других… И в этой передаче, "Говорим и показываем" она называется, одна целительница, симпатичная, между прочим, барышня, рассказала свою метОду. Надо взять маленький огурчик, сшелушить пупырышки, чтобы не кололись и прямо как есть — на плети, вставить в задний проход. И так сидеть. Один сеанс длится четыре часа. Двойной эффект, я тебе доложу, этим достигается. С одной стороны, огурчик растет внутри твоего организма и получает удобрение, скажем так, «из первых рук». А с другой — отдает свои молодые силы геморройным шишкам, лечит их. Вот, решил попробовать. Третий сеанс уже. Да ты не отворачивайся, голых мужиков в бане не видел что ли?
И действительно, Корнилов во время рассказа соседа, блуждал глазами по сторонам. Заставив себя опустить взгляд на собеседника, он спросил:
— И что, один и тот же огурчик суёте в... себя?
— Зачем один? Всякий раз — другой. Вон они, голубчики, висят на плетях. Получили свою дозу удобрения. Правда, только те, что в нижнем ряду растут. До верхних — корпусом не дотягиваюсь.
Разговаривать, находясь в разных плоскостях, было не очень удобно, и Виктор присел рядом с соседом на корточки.
— Так, а чего штаны не спускаешь? — спросил Вась-Вась. — Попробуй, оздоровись.
— Спасибо, Василь Василич, меня сия скорбная проблема обошла стороной.
— Счастливчик! — с неприкрытой завистью отозвался страждущий и философски добавил. — Хотя, от профилактики вреда еще никому не было. А чего хотел, Витек? С чем пришел?
— Странность у меня приключилась. Вчера во второй половине или сегодня ночью кто-то яму вырыл. Большую. Прямо посреди моего участка. И землю всю вырытую унес. Может вы видели, чьих рук это дело?
— Не видел, — уверенно откликнулся бдительный сосед. — Я вчера весь день на участке был, видел, как ты уезжал. Никого не было. И ночью, у меня был ночной лечебный сеанс, четыре часа просидел на корточках — тоже. Луна полная была, мне твой участок отсюда, как на ладони.
— Но кто-то же это сделал? — задумчиво произнес Виктор.
— Не видел, но знаю точно, кто украл твою землю, — с убежденностью в голосе отозвался Вась-Вась. — И прямо так тебе и доложу: олигархи скоммуниздили. Больше — некому.
— Так уж и олигархи, — усомнился Корнилов. — Зачем им моя земля? Была бы унавожена, можно понять, а так, я и удобрения в этом году почти не вносил.
— Как это зачем?! — в возбуждении сосед вскочил столь стремительно, что огурчик выскользнул из «гнёздышка» и Вась-Вась, пыхтя от усердия, вынужден был снова водворить его в зону страдания. — Ты сам, Витёк, подумай! Эти олигархи, где только могут народную землю под себя гребут. Черноморское побережье все захватили, к Байкалу скоро не подойти. В Подмосковье Истринское водохранилище плотно, как тля на сочном листе, облепили, участок к участку. Да в любом городе лучшие куски отхватывают. Они это! По принципу: с паршивой овцы — хоть шерсти клок. Точно тебе говорю. У них и ищи свою землю.
— Василь Василич, а не тяжело вот так на корточках четыре часа высидеть? — поняв, что ничего путного от соседа не узнает, Виктор решил сменить тему.
— Тяжело, конечно. Колени ужас как затекают. Но я приспособился. Когда уж совсем невмоготу становиться, я на четвереньки опущусь и так, на карачках, словно цепной пес, туда-сюда прогуливаюсь, насколько длина плети позволяет. После процедуры, правда, встаю с трудом. Спасибо, ты мне сеанс скрасил, осталось 43 минуты сидеть всего.
Корнилов поднялся с корточек, поблагодарил соседа за помощь в расследовании и направился к себе. Сопоставлять и думать. Уже у калитки его догнал голос соседа:
— Ты, Витёк, запомни, одна гонорея приобретается в удовольствиях, а геморрой, он в усилиях и натуге зарабатывается… Хотя лечить и то, и то одинаково хлопотно.