С Кулавским Колей я познакомился неожиданно, и, учитывая мою закрытость, даже как-то фантастично. Когда отец, наконец, решил показать мне в шестнадцать лет нашу малую родину, откуда пошли наши корни. Поехать он решил для удобства на служебной машине – была у него такая возможность выписать на три дня командировку, а у меня еще была неделя каникул. И когда мы уже с вещами выходили из дома, в дверь позвонили. Молодой парень, старше меня года на три-четыре года, представился студентом четвертого курса медфака из Тюмени, братом матушкиного главного врача, которого не застал по причине командировки того в Москву. Мобильников тогда не было, на брата, которого мы с отцом ранее видели, он походил , как два пятака и мы ему поверили. Он попросил как-то обустроиться до приезда брата, и отец, который был общительнее меня, сразу предложил ему ехать с нами: «Будет, кому бредень на пару таскать!». Удочки он, как человек рациональный (коммерческий директор завода), не признавал, и мы взяли с собой двенадцати метровый бредень.
Дорога была долгой, восемьдесят километров ехали должно быть часа три, даже удалось подремать на заднем сиденье. Проснувшись, подумал, а зачем поехали? Отцу-то интересно на родные места посмотреть, а мне-то все чужое, я – незваный гость…И совсем было затосковал. Если бы не оптимизм нового приятеля Николая. Перед деревней мы остановились в лесу, набрали пару ведер грибов, белых и рыжиков, а затем съехали вниз к реке, пару раз завели бредень. Отец хоть и купил что-то на встречу, но нам хотелось всего сразу. А то какая еще погода будет, дело-то к осени?
Алатырь был прямо под горой, река была по-осеннему спокойной, водоросли уже отмерли, видно было дно, но по краям реки много было ещё осоки и кувшинок. Рыба была непуганой и мы за час наловили около пуда подлещиков, щук и несколько судаков. Вода была такой холодной, что не чувствовали ноги изрезанные ракушечником, и мы с Николаем с удивлением глядели на разлохмаченные порезами ноги. От боли и от простуды отец налил нам по стакану водки, мы выпили, переоделись и довольные поехали к родне, остановиться на ночлег.
Дом у двоюродного брата отца был новый, большой, но и семья была немалая. Встретили нас хорошо, по-родственному, отец раздал незатейливые подарки, познакомились с ровесницами кузинами. Пока суть да дело – сели за стол. Хозяйка была с девчонками расторопными и уже на столе была и жареная щука, и рыжики жареные в сметане, посыпанные крупной солью, такой уж я сейчас и не вижу. Раньше я ел рыжики только соленые, а жареные первый раз. Выпили по рюмке за приезд, закусили. Подошла еще родня, двоюродная сестра отца. Отец вспомнил, что она мастерица делать домашнюю брагу, позу. Та сказала, что у нее в подполе стоит, и послали нас с Николаем за ней, а заодно и за гармонью, объяснив, что та стоит на комоде. Дом был не далеко, наискось через дорогу.
Мы вышли из-за стола, и пошли за брагой и гармонью. Дома тогда еще не закрывали, в подполе мы быстро нашли брагу, сели за стол попробовать, а Николай, на все руки от скуки растянул меха гармони. Поза была вкусная, и мы с удовольствием выпили по паре стаканов, от чего в голове зашумело, начали орать под гармонь, а наши ноги запросили отдыха. В разгаре веселья мы заметили, что у входной двери стоит пожилая женщина и слушает нас.
- Вам кого, тетенька, - спросил Николай.
- Да я живу здесь, - ответила женщина.
- Мы сбивчиво начали извиняться, мол, нас Вера-потяй послала, а мы, видно, домом ошиблись, простите нас. Хотели опять спустить четверти с брагой в подпол.
Женщина же сказала, не надо, я тетя Настя, я отцу вашему тоже родня.
И мы, уже вместе с тетей Настей, взяв гармонь и брагу, вернулись к гостям. Опять обнимания да воспоминания. Посмеялись, как хозяйничали без спроса в чужом дому.
Наступил вечер, пригнали стадо. Хозяева приготовились встречать скотину, отец и шофер прилегли отдохнуть, а мы с Николаем и с кузинами пошли в деревенский клуб, разогнать хмель.
Клуб был самый обычный для того времени: сцена с занавесом, на краю сцены трибуна для выступающих, лозунги по краям сцены, типа – «важнейшим из всех видов искусств является кино» или «следующему поколению людей суждено жить при коммунизме» - вот где-то так.
Играла музыка: то наигрывал на баяне задумчивый баянист, то тренькал на гитаре «восьмеркой» лохматый и неопрятно одетый подросток. Чаще всего играл проигрыватель с колонками, и под эту музыку танцевали немногочисленные девчонки, а ребята судорожно, одну за одной сигарету, курили на крыльце. Просили нас «городских», чтобы мы «откололи» какой-нибудь рокин-рол, но дурить не хотелось, устали, а станцевать что-то путное, просто не умели.
Зато Николай начал выплясывать под гармонь что-то русское, сперва, с ремешком от брюк, как с воображаемой партнершей, а потом и с красивой местной девушкой. Зрелище было интересным, все собрались вокруг них, стало весело. Но местным ребятам это не понравилось, что стали вызывать нас «поговорить» на крыльцо. Подумал, что надо было взять с собой хоть самоварный кран вместо кастета, все-таки в незнакомой деревне в клуб пошли. Но опасения не подтвердились, вернее частично. Николай, продолжая приплясывать, вышел на крыльцо, выбрал наугад «застрельщика», или как бы сейчас сказали местного авторитета, съездил ему кулаком в ухо, отчего тот полетел в крапиву. Остальные шарахнулись прочь и разбежались. Николай, не преставая танцевать, приплясывая, пошел в клуб, где вновь начал плясать с девчатами. Через полчаса нас опять позвали «поговорить». Ну, думаю, ждут теперь человек двадцать с кольями, со всех концов улиц собрались. Был такой, почти печальный опыт, но и на этот раз обошлось. Оказывается, пришли извиняться.
«Авторитеты» раньше были другими, да и не давало государство им развернуться. Обычно «он» или сидел, или хотел сесть, или сидел кто-то из его родни, чаще за мелкую кражу или хулиганство.
Наконец Николай выдохся, да и устали мы после дороги, решили идти ночевать. Выпив напоследок позы, полезли на сеновал. Но с непривычки я не мог заснуть: хрюкала свинья, корова жевала беспрестанно жвачку, сонливо прикудахтывали куры, а после полуночи заполошно орал петух.
Намучавшись, пошел ночевать в машину. Газ 21, старая «Волга» была просторной, и спать в ней было вольготно.
Утром меня разбудил рожок пастуха. Пастух была мастер, рулады он выписывал, что просто заслушаешься! Стоял туман, предвестник скорой осени. Хозяин дома справлял большую нужду прямо в палисаднике под окнами, в кустах, с уже редеющими листьями. Некоторые женщины, выгоняющие скотину, здоровались с ним, а он отвечал.
Я спросил его, а есть ли в доме туалет?
- Нет, мы во двор по нужде ходим.
Наверное, думаю, еще построить не успели, дом-то новый…
Во дворе было все проблематично: то огромная десятипудовая свинья угрожала поддеть своим зубастым рылом, то любопытный петух норовил клюнуть в зад.
Думаю, скорей бы в лес за грибами, что ли, очень уж тут непривычно всё! Или лучше домой…