...Я считал слонов и в нечет и в чет,
И все-таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой черт,
И уселся верхом на стул.
И сказал мой черт:
- Ну, как, старина,
Ну, как же мы порешим?
Подпишем союз, и айда в стремена,
И еще чуток погрешим!....
"Нарисован черт, да такой страшной: черный, с рогами, хвостом и копытами"- так описан этот представитель нечисти в одной из русских сказок. Копыта его могут быть козлиными, коровьими или лошадиными - от этого нрав и зловредность дьявольского отродья не зависят. Чертей знают все славянские народы. Называли же их везде по разному, тем более что поминать черта впрямую никогда не рекомендовалось - вмиг явится! Обычно использовали прозвища-заместители, эвфемизмы: нежить, враг, лукавый, нечистый, немытик, игрец, окаянный.
Живут черти обычно в лесах, на болотах, в заброшенных домах, даже в церквах,и всегда, при желании обеих, могут вселяться в человека.
Основное назначение черта - искушать человека, толкать его на дурные поступки, склонять к лени, жадности, злобе и прочим порокам и грехам. Искуситель нашептывает свои козни человеку в левое ухо, а ангел хранитель наставляет на путь истинный, шепча в правое ухо.
В брак черти в основном вступают с ведьмами; когда черт с ведьмой венчаются, устраивают они игрища, пляски и шабаши, во время которых на перекрестках дорог возникают пыльные вихри. Если,говорят бабки, в такой вихрь бросить нож - острие окрасится кровью, смерч исчезнет, а на земле можно будет разглядеть отчетливые следы копыт. Спросите меня откуда такие познания? Потому,что я - последний природный черт свидетельствую и с прискорбием утверждаю: чертей на свете больше
не осталось. К чему они, когда человек и сам сомнительного назначения? Зачем склонять ко злу
того, кто и так кэтому склонен? Я, должно быть, последний из нашей нечисти,
кто пытался это сделать. И вот теперь,несчастный и одинокий, я нашел себе тихое убежище на чердаке в
местечке Кляцкер и живу томиком рассказов на идише, уцелевшим в великой
Катастрофе. Рассказы эти для меня - чистый мед и птичье молоко, но важны и
сами по себе еврейские буквы. Я, разумеется, еврей. А вы что думали, гой? Я,
правда, слышал, что бывают гойские черти, но не знаю их и не желаю знать.Гой-это худшее для еврея и поэтому Иаков и Исав никогда не породнятся.
Я попал сюда по велению судьбы.Кляцкер - сумашедшая глухомань и дыра,Адам тут и пописать не останавливался. Местечко такое крохотное, что когда лошадь,
запряженная в телегу, уже на рыночной площади, задние колеса только
подъезжают к заставе. Грязь здесь просто не просыхает от никогда. Местечковым козам не нужно даже бороды задирать, чтобы пожевать
солому с крыш. Прямо посреди мостовых сидят на яйцах куры. Птицы вьют гнезда
в париках замужних женщин. В молельне у портняжки десятого в миньян ( кворум из десяти взрослых мужчин (старше 13 лет), необходимый для общественного богослужения и для ряда религиозных церемоний)приходится приглашать козла.
Не спрашивайте, как угораздило меня попасть на эти задворки
цивилизации. Ничего не попишешь -- Асмодей (один из самых могущественных и знатных демонов. Дьявол вожделения, блуда, ревности и одновременно мести, ненависти и разрушения) приказал, надо идти. От центра
дорога всем известная. Дальше до Кляцкера добирайся, как можешь.
Мне сказали, что местечко узнаю по железному флюгеру на крыше синагоги.
Флюгер в виде петушка, а на гребешке его сидит ворона. Когда-то петушок
крутился от малейшего порыва ветра, но уже давным-давно не шевелится ни в
бурю, ни в грозу. В Кляцкере даже железные петушки дохнут от тоски и скуки.
Я рассказываю в настоящем времени, ибо время для меня остановилось.
Значит, прибываю я на место. Осматриваюсь по сторонам. Хоть убей, не вижу
никого из наших. На кладбище пусто. Отхожего места нету. Поселяюсь в бане -- ни
звука. Сажусь на верхнюю полку, смотрю вниз на камень, куда по пятницам льют
ведрами воду, и думаю: зачем я здесь? Если тут понадобился опытный бес,
неужели надо гнать его в такую даль? Что у них тут в округе своих чертей мало?
Снаружи сияет солнце- время летнее, но в бане холодно и мрачно. Надо мной
висит паутина, в паутине сидит паук и сучит лапками, будто прядет свою нить,
но нить не тянется. Мух тут нет, даже шкурки мушиной не видно. Чем же он
питается, мошенник, думаю , -- неужели собственными потрохами? И слышу вдруг
напевный талмудический голосок: "Не насытится лев малым кусочком, и канава
не наполнится землею, осыпающейся с краев ее".
Меня разбирает смех.
-- Привет,проказник!Да неужели? Ты зачем это прикинулся пауком?
-- Побывал уже я червяком, блохой и лягушкой. Сижу здесь двести лет, а
работы -- кот наплакал. Но уйти нельзя -- нет разрешения.
-- Что они здесь -- не грешат, что ли?
-- Мелкие людишки, мелкие грешки. Сегодня он возжелает метлу ближнего
своего, а завтра уже постится и насыпает горох себе в башмаки покаяния ради.
С тех пор, как Мойша Залман вообразил себя Мессией, сыном Иосефовым ,
здешняя публика погрузилась в спячку. Будь я на месте Сатаны, то сюда и
первоклашку не стал бы посылать.
-- Сатане это денег не стоит.
-- А что новенького на свете?
-- Для нашего брата хорошего мало.
-- А что случилось? Или Дух святой укрепляется?
-- Где там укрепляется! Он только в Кляцкере крепок. В больших городах
о нем и слыхом не слыхивали. Даже в столице он вышел из моды.
-- Так это же прекрасно!
-- Ничего не прекрасно, -- говорю я. -- Для нас "кругом виноват" куда
хуже, чем "чист и невинен." Дело дошло до того, что люди тянутся грешить
выше своих сил и возможностей. Они готовы на вечные муки ради мелкого
пошлого грешка. А тогда мы зачем? Вот недавно я летел над одной
улицей и увидел еврея в скунсовой шубе. Черная борода, закрученные пейсы, в
зубах янтарный мундштук. Навстречу ему -- чиновничья жена. Я возьми да и
скажи: "Ничего бабенка, а, приятель?" Я надеялся, самое большее, на грешный
помысел с его стороны. Даже носовой платок приготовил утереться, если он в
меня плюнет. А он что делает? "Не трать слов попусту, -- отвечает он
сердито, -- я готов. Давай-ка лучше ее обработай".
-- Что же это за напасть такая?
-- Просвещение! Пока ты здесь двести лет баклуши бил, Сатана заварил
новую кашу. У евреев появились писатели. На идише, на иврите -- перехватили
наше ремесло. Мы тут горло надрываем, толкуя с каждым подростком -- а они
свою белиберду выпускают несметными тиражами и распространяют всюду среди
евреев. Они все наши приемчики мигом усвоили -- и богохульство, и
благочестие. Они тьму доводов приведут, чтоб доказать, что крыса -- тварь
кошерная. У них одна цель -- принести погибель миру. Вот ты, тебя здесь
держат двести лет, и никого ты не сумел развратить. А если ты за столько лет
ничего не смог сделать, чего ждать он меня за две недели?
-- Ну, как говорится, -- поглядишь на дело свежим глазом.
-- Да на кого тут смотреть?
-- К нам переселился из хутора Козюли молодой раввин. Ему еще и тридцати
нет, но он ученый до невозможности, знает наизусть все тридцать шесть
трактатов Талмуда. Величайший каббалист на все наши Палестины, постится по
понедельникам и четвергам, а в микве обливается ледяной водой. Нашего брата
он на версту к себе не подпустит. Вдобавок, у него красивая жена, которая
его прекрасно кормит. Ну, чем мы его можем соблазнить? Он как железная
стена, ничем не прошибешь. Если хочешь знать мое мнение, эту деревню Кляцкер надо вычеркнуть из наших списков. Я об одном прошу нашего главного -- убрать меня отсюда, пока я не спятил.
-- Нет сперва я должен поговорить с этим раввином. Как ты думаешь, с
какой стороны к нему лучше подступиться?
-- Сам решай. Ты и рта раскрыть не успеешь, как он тебе соли на хвост
насыплет.
-- Ну нет,меня голыми руками не возьмешь. Меня так просто не спугнешь. -- А ты какие методы пробовал?
-- Да какие я только не пробовал! -- отвечает.
-- Женщину?
-- Он смотреть на нее не станет.
-- Ересь?
-- Он на этом деле собаку съел.
-- Деньги?
-- Да он монетки отродясь в руках не держал.
-- Слава?
-- Он ее презирает.
-- Нет ли у него чего в прошлом?
-- Вовсе оно его не беспокоит.
-- Должна быть у него какая-то слабинка.
-- Не знаю, где ее искать.
Смотрим,а в комнате раввина распахнуто окошко, влетаем мы внутрь. Кругом обычные причиндалы: шкафчик со Святым Писанием, книжные полки, мезуза в деревянном
футляре. Раввин, молодой человек с белокурой бородой, голубыми глазами и
рыжеватыми пейсами, с высоким лбом и глубокой залысиной, сидит в раввинском
кресле и изучает Гемару (свод дискуссий и анализов текста Мишны, проводившихся амораями, включающий их постановления и уточнения Закона (Галахи), а также аллегорические притчи и легенды). Наряжен по полной форме: ермолка, кушак и
окаймленный бархатом талес, где каждая бахромка сплетена в восемь нитей.
Я прислушиваюсь, что происходит у него в голове: мысли самые чистые! Он
раскачивается из стороны в сторону и декламирует: "Рахель т'уна в'газеза",
затем переводит: "острижена рунная овца".
-- На иврите "Рахель" -- это и овца и женское имя, -- говорю я.
-- И что же?
-- У овцы шерсть, а у девушки -- волосы.
-- Что из этого следует?
-- Если только она не двуполая, у нее волосики на лобке.
-- Не мели вздор и дай мне заниматься, -- сердито говорит раввин.
-- Погоди минутку, -- говорю я, -- Тора от тебя не убежит. Иаков любил
Рахель, это правда, но когда ему взамен подсунули Лию..., он ведь ею не
отравился. Потом Рахель дала ему в наложницы Билху, и как же отомстила
сестре Лия? Положила ему в постель Зилпу.
-- Все это было до того, как Тора была дана евреям.
-- А царь Давид?
-- Это произошло до отлучения, провозглашенного рабби Гершомом.
-- До рабби Гершома или после, а самец всегда самец.
-- Мерзавец. Шаддай, кра Сатан!-- вскричал раввин.
Ухватившись обеими руками за пейсы, начинает он трястись, как от
дурного сна. "Что за дурацкие мысли лезут мне в голову?" Он берется за мочки
ушей и закрывает глаза. Я продолжаю говорить, но он не слушает -- погрузился
в Писание, и слова мои отскакивают от него, как горох от стенки.
Да,говорит чертенок - паук:
-- Крепкий орешек, а? Завтра он будет поститься и кататься на ложе из
репейника. И отдаст последнюю копейку бедным.
-- Чтобы в наши дни такая твердость в вере?
-- Крепок, как скала.
-- А жена его?
-- Жертвенный агнец.
-- А дети?
-- Младенцы-несмышленыши.
-- Может, у него теща есть?
-- Уже переселилась в лучший мир.
-- Может быть, он ссорится с кем-нибудь?
-- У него нет врагов.
-- И откуда только взялось это сокровище?
-- Бывает. Изредка является среди евреев этакая диковина.
-- Я непременно его должен совратить. Это мое первое задание в здешних
краях. В случае успеха мне обещан перевод в наш славный город Одессу.
-- Что же там хорошего?
-- Нашему брату это рай земной. Спи хоть двадцать четыре часа в сутки.
Тебе и пальцем шевелить не приходится, жители сами грешат наперегонки.
-- Чем же вы там занимаетесь целый день?
-- Развлекаемся с чертовками.
-- А здесь ни одной нашей девочки нет. -- Чертенок вздохнул. -- Была
одна старая карга, и та ноги протянула.
-- Как же ты обходишься?
-- О....По особому способу.
-- От этого мало удовольствия. Вот помоги мне и, клянусь бородой
Асмодея, я тебя отсюда вытащу. У нас там есть вакансия -- готовить смеси из
горьких трав. Только и работы, что на ихний Песах.
-- Будем надеяться, что у нас что-нибудь получится, но ты не торопись
считать цыплят.
-- Ничего, и не таких обмишуливали.
Прошла неделя, но дело наше ничуть не продвинулось. Настроение у меня
стало портиться. Неделя в этой вонючке стоит целого года в любой столице. Клецкерный черт неплохой парень, только, просидев в этой дыре двести лет, он совсем захерел. Все его анекдоты -- с бородой. Отпускает шуточки, которые уже
Эноха не смешили, и сам же хохочет. Хвастается личным знакомством с героями
Аггады.Просто противно становится.
Я мечтаю убраться отсюда подобру-поздорову, но вернуться с пустыми
руками -- фокус невелик. У меня полно врагов среди коллег, против меня
плетут интриги. Может, меня именно сюда послали, чтобы я сломал себе шею. Когда в
войне с людьми передышка, черти начинают пакостить друг другу.
Опыт показывает, что из имеющихся в нашем арсенале крючков для
уловления душ есть три, действующие безоткзно: похоть, жадность и гордыня.
Ускользнуть от всех трех не может никто, даже рабби Цыцкер. Надежней всех --
сети честолюбия. Талмуд гласит, что ученому мужу дозволяется восьмая доля
восьмой доли тщеславия. Но ученый муж, как правило, превышает эту норму.
Видя, что дни идут, а местечковый раввин не поддается, я решил упирать на
тщеславие.
-- Рабби! -- говорю я ему, -- я не вчера родился. Сам я из
тех мест, где улицы вымощены толкованиями Талмуда. Ученые рукописи идут у нас
на растопку печек. Наши чердаки ломятся от каббалистических сочинений. Но
даже там я не встречал человека, равного тебе ученостью. Как же это
так случилось, -- спрашиваю я, что никто о тебе не слышал? Может быть,
истинным праведникам и достойно укрываться в безвестности, но скромность не
спасет мир. Тебе пристало стать вождем нынешнего поколения, а не раввином
здешней общины, какая бы она ни была праведная-расправедная. Настало время
открыть себя миру. Небо и земля ожидают тебя. Сам Мессия, восседая на
Птичьем Гнезде, смотрит вниз, выискивая безупречного святого мудреца --
именно такого, как ты. А ты что? Сидишь в своем раввинском кресле и выносишь
оценки: этот горшок кошерный, а этот нет. Прости за сравнение, но это все
равно, что заставить слона таскать соломинку.
-- Кто ты и чего ты хочешь? -- в ужасе спрашивает раввин. -- Для чего
мешаешь мне заниматься?
-- Бывают моменты, когда истинное служение Господу требует от человека,
чтобы он оторвался от Торы, -- восклицаю я. -- Изучать Гемару может каждый
ешиботник.
-- Кто тебя послал сюда?
-- Я был послан, этого довольно. Ты что думаешь, там наверху не знают о
тебе? Высшие силы недовольны тобой. Плечи у тебя широкие, а бремя ты несешь
малое. Ведь сказано: скромность скромностью, да знай же меру. И слушай
теперь главное: Мойша Залман был истинно Мессия, сын Иосефов, а тебе
назначено свыше -- возвестить пришествие Мессии, сына Давидова, так что --
довольно спать! Готовься к схватке. Мир погружается все глубже в топь греха,
подходит уже к сорок девятым вратам скверны, ты же воспарил к седьмому небу.
А между тем один-единственный голос в силах достичь покоев Господа -- голос
достойного мужа. Распорядитель вечной тьмы выслал на тебя воинство бесов.
Сам Сатана тебя подстерегает. Асмодей против тебя строит свои козни. Лилит и
Наама парят над твоим ложем. Если бы не бдили ангелы-хранители, сборище нечистых растоптало бы тебя в прах. Но ты не одинок, раввин местечка Кляцкер. Владыка наш охраняет каждый твой шаг он в своем светозарном
чертоге не спускает с тебя глаз. Чаши весов пришли в равновесие, о муж из
местечка Кляцкер, -- ныне от тебя зависит, в какую сторону они склонятся.
-- Что же я должен сделать?
-- Прислушайся внимательно к моим словам.Даже если я велю тебе нарушить
Закон, делай, как я приказываю.
-- Кто ты? Как тебя зовут?
-- Элияху ха-Тишби. Это я держу шофар Мессии наготове. От тебя
сейчас зависит: наступит избавление, или снова нам придется блуждать во тьме
египетской 2689 лет.
Тишевицкий раввин долго молчит. Лицо его становится белым, как бумага,
на которой он пишет свои комментарии.
-- Как мне узнать, говоришь ли ты правду? -- спрашивает он дрожащим
голосом, -- Прости меня, святой ангел, но ты должен подать мне знамение.
-- Ты прав, и вот тебе знамение.
Я поднимаю такой ветер в кабинете раввина, что листок, на котором он
писал, взлетает в воздух и парит, как голубь. Страницы Гемары начинают
переворачиваться сами собой. Занавес, скрывающий Арон-ха-Кодеш(9),
вздувается парусом. Ермолка раввина спадает с головы, возносится к потолку,
а затем снова садится на макушку.
-- Разве природа делает такое? -- спрашиваю я.
-- Нет.
-- Теперь ты веришь мне?
Раввин колеблется.
-- Так что же ты велишь мне сделать? -- тихо спрашивает он.
-- Вождь поколения должен быть известен.
-- А как человек становится известным?
-- Отправляйся странствовать по свету.
-- И что я буду делать?
-- Молиться и собирать деньги.
-- На что именно я должен собирать деньги?
-- Сначала собери. А позже я скажу тебе, что с этими деньгами делать.
-- А кто мне их пожертвует?
-- Когда приказываю я, евреи дают.
-- А на что я буду жить?
-- Раввин-посланник имеет право на часть своих сборов.
-- А моя семья?
-- Хватит на всех.
-- С чего же мне начать?
-- Закрой Гемару.
-- Ах, но душа моя не может без Торы, -- стонет местечковый раввин.
И тем не менее, берется за обложку книги -- уже почти готов ее закрыть.
Если сделает он это -- ему конец. Ведь и Иосеф делла Рина в свое время
всего лишь поднес Самаэлю щепоть нюхательного табаку. Я уже посмеиваюсь про
себя: рабби, ты у меня в кармане.
Банный паук- черт, притаившийся в углу, волнуется и зеленеет от зависти. Я хоть и обещал ему протекцию в случае успеха, но среди нашей братии зависть сильней любого чувства. Внезапно раввин говорит:
-- Прости, Господин мой, но мне нужно еще одно знамение.
-- Что ты хочешь? Чтобы я остановил солнце?
-- Нет, просто покажи мне свои ноги.
Как только он произносит эти слова, я понимаю, что затея моя-пшик. Лопнула. Мы
можем придать пристойный вид любой части нашего тела -- всему, кроме ног.
Начиная от мельчайшего чертенка и кончая Кетевом Мерири(называется полуденная порода чертей, которая имеет право пакостить людям, уснувшим неосторожно где-нибудь в тени в местах, принадлежащих означенным чертям), у всех нас
гусиные лапы. Банный черт в углу заливается смехом.
Впервые за тысячу лет у меня, мастера заговаривать зубы, отнимается
язык.
-- Я никому не показываю свои ноги, -- яростно воплю я.
-- Значит, ты дьявол. Убирайся отсюда, -- кричит раввин.
Он подбегает к книжной полке, выхватывает Книгу Бытия и угрожающе
размахивает ей передо мной. Какой черт может устоять против Книги Бытия? Я
удираю из раввинского покоя, все мои надежды разбиты вдребезги.
Дальше и рассказывать нечего. Я навек застрял в этой Клецерке. Прощай,
прощай, Одесса. Мои старания пошли прахом. От Асмодея пришло
распоряжение: "Сиди на месте,швыцер, и жарься на медленном огне. Не смей удаляться
от местечка далее, нежели дозволено еврею в субботу .
Сколько времени я здесь уже пробыл? Целую вечность и еще одну среду.
Всему я был свидетель: гибели этого маленького местечка и гибели мечты и надежд. Евреев больше нет,
нет и чертей. Нет женщин, поливавших улицы водой в ночь зимнего
солнцестояния. Никто не помнит, что нельзя давать другому четное число любых
предметов. Никто не стучится на рассвете в дверь синагоги. Никто не окликает
прохожего перед тем, как выплеснуть помои. Раввина убили в пятницу в месяце
нисан. Общину вырезали, святые книги сожгли, кладбище осквернили. Книга
Бытия возвращена Создателю. Гои парятся в еврейской бане. Молельню Мойши
Залмана превратили в свиной хлев. Ангела Добра больше нет, нет и Ангела Зла.
Нет более ни грехов, ни искушений! Род людской виновен, а
Мессия так и не приходит. К кому он теперь придет? Мессия не являлся, не
являлся, и евреи сами хотят отправились к нему. Нужды в чертях больше нет. Нас с малышом тоже ликвидировали. Я -- последний уцелевший беженец. Я могу теперь идти,куда вздумается, но куда мне, черту этакому, податься? К убийцам?
В доме, принадлежавшем некогда старому башмачнику, я нашел между двух
рассохшихся ящиков небольшую книжку всяких историй на идише. Тут я теперь и живу, последний черт. Глотаю пыль. Сплю на щетке из гусиных перьев. И читаю эту дурацкую
книжку. Она написана в духе, подходящем нашему брату: субботний пирог на
свином сале, богохульство в благочестивой упаковке. Мораль книжки: нет ни
судьи, ни осуждения. Но буквы в ней все-таки еврейские. Отменить алфавит они
все же не сумели. Я обсасываю каждую буковку, этим наслаждаюсь и живу. Перебираю слова,складываю строки и без устали толкую и перетолковываю их значение и смысл.
Алеф -- агония добродетели и порока.
Бет -- беда, неизбежность рока.
Гимел -- Господи, а Ты не заметил?
Далет -- дымная тень смерти.
Хей -- хам поднялся во весь свой палаческий рост.
Вав -- вместе с глупостью -- мудрость корове под хвост.
Заин -- знаки зодиака, дабы их читал обреченный:
Хет -- хотел родиться, но умрет нерожденный.
Тет -- титаны мысли навек уснули.
Йод -- ей-богу, нас обманули!!!!!!!
Да, пока остается хоть одна книжка, мне есть чем поддержать свой дух.
Пока моль не съела последнюю страницу, мне есть чем развлечься. А о том, что
случится, когда исчезнет последняя буква, мне и говорить не хочется.
Коли последняя буква пропала,
Значит, последнего черта не стало.
....И кому оно нужно, это добро,
Если всем дорога -- в золу...
Так давай же, бери, старина, перо
И вот здесь распишись, в углу!
Тут черт потрогал мизинцем бровь...
И придвинул ко мне флакон...
И я спросил его:
- Это кровь ?
- Чернила, -- ответил он...И ты теперь будешь волков на земле плодить, И учить их вилять хвостом! А то, что придется потом платить, так ведь это ж, пойми, – потом!........