Память круглого серого псебайского камня

Людмила Дейнега
          После выхода в свет столь нашумевшей киноленты конца прошлого столетия все только и говорили о самой крупной морской катастрофе века – гибели пассажирского судна «Титаник», на котором, по официальным данным, погибло 1513 человек. Но истории известны более значительные катастрофы, где погибло гораздо больше пассажиров.
В 1987 году при столкновении парома «Дона Пас» с танкером у берегов Филиппин погибло 4000 человек, а в 1945 году пошел ко дну немецкий лайнер «Вильгельм Густлофф», и вот там-то погибло 7700 гитлеровцев.
            Такие данные приводятся во многих газетных материалах, но я ссылаюсь на статью «Музей ошибок века?», опубликованную в «Комсомольской правде» от 12 апреля 2001года. Почему я проявила повышенный интерес к этим статьям? Отвечу. Дело в том, что лайнер «Вильгельм Густлофф», на борту которого пытались скрыться от возмездия около 6 тысяч отборных фашистских офицеров и 1500 офицеров и выпускников школы подводников, уничтожила советская подводная лодка «С-13» под командованием капитана III ранга А.И. Маринеско. А на этой самой подлодке служил и воевал мостовской казак-есаул Павел Ильич Герасименко. Возвращаясь на базу, чудом уцелевшая советская подводная лодка потопила еще и транспорт «Генерал Штойбен» водоизмещением 15 тысяч тонн, который вез 3600 фашистских солдат и офицеров.
          По случаю гибели «Вильгельма Густлоффа» 30 января 1945 года в Германии был объявлен трехдневный траур.
Перехватив шифровку о продвижении лайнера, радиотелеграфист Павел Ильич Герасименко тут же сообщил об этом своему командиру. Еще не получив приказ командования, капитан III ранга А.И. Маринеско принял решение во что бы то ни стало потопить фашистов, и началось преследование. Затопить лайнер было не так просто. Он шел с большой охраной. Четыре противолодочных эсминца, два крейсера, один из которых «Нюнберг», и торпедные катера БЭМО надежно, как считали немцы, охраняли «Вильгельма Густлоффа». Наша небольшая «С-13» шла в надводном положении, погрузиться было нельзя, на море – полнейший штиль и туман, видимость плохая, а время – около 15 часов. На лодке 6 торпедных аппаратов и 2 пушки, одна – сотка, другая – сорокапятка. Не заметить лодку было невозможно, немцы сделали запрос, Маринеско приказал «не отвечать», а зажечь прожектора и продолжать идти на сближение. Бывалый морской волк – «ас» Маринеско рассчитал правильно.
           Немцы подумали, что на подлодке пьяны, и даже включили музыку, а командир советской подлодки с крейсерского положения на расстоянии 200 метров отдает приказ торпедировать лайнер четырьмя снарядами. Три из них попадают в цель, а одна зависает в торпедном аппарате, она в любую секунду могла сдетонировать, но паники не было: экипаж об этом пока не знал.
         Торпедная атака расколола лайнер как раз посередине. У всех на глазах фашисты шли ко дну. Сразу подлодка уйти не могла. Морское пространство наполнялось десятками и сотнями тонущих. Оставшиеся в живых немцы спасали своих, поэтому сразу не стреляли. Они опомнились немного погодя. Но было поздно. Подлодка чудом уцелела от глубинных бомб и ушла. На обратном пути на базу на расстоянии 100 метров с подводного положения торпедировала и потопила немецкий транспорт «Генерал Штойбен». Это было в феврале 1945 года.
           Подробности этих кровопролитных событий и потоплений я узнала из личной беседы со скромным мостовским есаулом, бывшим мичманом подлодки, награжденным Родиной за свои боевые заслуги орденами Красной Звезды, Отечественной войны I-й и II-й степеней, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга», множеством юбилейных медалей, а также «Кубанским казачьим крестом» (уже после перестройки).
         Бывшего фронтовика, спортсмена-боксера, выступавшего неоднократно за общество «Труд», награжденного (тоже неоднократно) за свои трудовые достижения после войны дипломами, ценными подарками, грамотами – неувядающего жизнелюба Павла Ильича Герасименко слушать было и почетно, и интересно.
Ну, а если говорить более конкретно о потомственных корнях мостовского казака-есаула, то его биография, пожалуй, ярче, чем какого-либо выдающегося политического деятеля. Но все по-порядку...
           Прадеды легендарного матроса-подводника, как со стороны отца, так и со стороны матери, около двухсот лет назад строили и заселяли горный поселок Псебай. В переводе с адыгейского «псебай» означает «много воды». Здесь действительно множество мелких речушек, в которых во время проливных дождей бурными потоками с гор собираются тонны чистой, вкусной питьевой воды. Вкусная-то она вкусная, но сколько бед может натворить, сокрушая все на своем пути!
          Именно там, в Псебае, встретились и навсегда подружились, и породнились семьи Герасименко и Захливных. Прадеды Павла Ильича Герасименко отличались неуемной энергией и деловой хваткой, что, как оказалось на деле, и передалось всему потомственному роду казаков. Именно они построили на склонах удивительно красивых псебайских гор компактный и деловой поселок, где до сей поры, пройдя сквозь века, звучат неповторимые и своеобразные казачьи мелодии и песни.
          Наверно, еще с тех времен отдавало эхом с гор, псебайские голоса казачьих певцов и певуний покоряли не одно гордое сердце. Деды Павла Ильича Герасименко по линии отца – чистокровные казаки. Дед Андрей Сергеевич гордился этим, впрочем, как и его жена Матрена Алексеевна – бабушка Павла. По линии матери чета дедов Захливных была несколько смешанная. Дед – Захливный Алексей Иванович – православный казак – женился на курской дивчине мужичьего сословия – Евдокии Алексеевне, что порой было поводом незлобных шуток в их семье. В самом начале 20 века, в 1900 году 22 февраля, в семье Захливных родилась девочка. Алексей и Матрена не знали, как благодарить Господа Бога за это сокровище. Никто не мог тогда предположить, что на свете уже два года жил маленький Илюша, в 1898 году своим рождением порадовавший Андрея и его жену Пелагею, который станет мужем их Прасковьи, ведь так они и назвали свое драгоценное дитя.
            Муж и жена – Илья и Прасковья – прожили на этом свете по 68 лет. Прасковья Алексеевна пережила своего ненаглядного всего на два года. Ненаглядным и единственным Илья для Прасковьи был всегда. Жили, как могли. И в разлуке, и в горе, и в радости сердца рвались друг к другу всю их супружескую жизнь. 12 июля 1927 года на божий свет появился Пашенька – крепкий, ясноглазый карапуз – потомок казачьего рода. Так и записали в регистрационной книге, мол, в поселке Псебай Азово-Черноморского края Мостовского района тогда-то и у тех-то родился Павел Ильич Герасименко, проживавший в поселке Мостовском на одной из старинных улиц, по которой проходил когда-то почтовый тракт. По нему езживал царь Николай, когда торопился на любимую охоту в горный Псебай, где по сегодняшнее время сохранилось бывшее здание, построенное для резиденции царя-батюшки во время охотничьих развлечений. После революционных событий 1917 года в этом историческом месте располагался местный поселковый совет, а затем административный корпус. Небольшое строение было возведено надежно, крепко, сохраняя довольно приличный вид и в наши дни.
Павел Ильич Герасименко вырос бодрым, неунывающим и смышленым парнем, не забывавшим своих корней.  Дед Павла Ильича Герасименко Андрей Сергеевич когда-то служил ординарцем у генерала Белохвостова, служил, как и подобает казаку: преданно и верно, а отслужив положенный срок, обязан был три года держать при себе коня. Так и делал дед Андрей.
          Вот как раз на ту-то дачу, где останавливался царь Николай, во время царского затишья и заявился на охоту генерал Белохвостов, который, узнав, что в Псебае живет-поживает бывший верный ординарец-казак, и пришел нежданно-негаданно к нему в гости. Во время приема такого необычного и дорогого гостя в комнату заскочил вихрастый черноволосый мальчуган – сынок деда Андрея – Илюшка. На вопрос, учится или нет маленький казачонок, получил отрицательный ответ. «А зачем? У меня на Лысой поляне есть пасека. Ее Герасименкиной пасекой зовет каждый псебаец» – ответил дед Андрей.
          Как доподлинно происходил этот разговор, поставивший впоследствии с ног на голову всю судьбу казачка Илюши, никто не знает, но что генерал забрал единственное дорогое чадо из родной семьи к себе на воспитание, это точно. К Илюше он относился особенно, с отеческой заботой, хотя имел двух своих родных дочерей. Именно Белохвостов дал Илье Андреевичу Герасименко прекрасное военное образование, женил на красивой Прасковье Алексеевне – преданной и верной псебайской казачке, подарившей миру очаровательных детей: Лёню, Тамару, Илью, Нину, Таисию и Владимира.
        Казак-офицер Илья Герасименко во время революционных событий попадает в плен, но вольный дух и внутренний гордый протест заставляют его бежать. Он уходит буквально из-под расстрела под станицей Кужорской по камышам, превозмогая боль: в плену на плечах ему вырезали погоны. Чудом после побега находит генерала Белохвостова, который умудрился во имя спасения дорогого Ильи отправить молодого офицера-казака на учебу в духовную семинарию. Так Илья Андреевич оказался в 1920-х годах в городе Майкопе. Рядом с ним была его любушка-голубушка – его ненаглядная Прасковья. Вера в Господа помогла Илье пережить страшное горе: во время учебы будущий священник узнает о кровавой расправе с его родителями, которых расстреляли под круглым камнем в Псебае, предварительно выколов им глаза.
          Очевидцем  этой страшной трагедии стал их сосед – Прилипин Андрей Корнеевич, у которого сад был рядом. Он-то и увидел, как “скрутили” бабку-красавицу Пелагею Ивановну, как бросили на бричку и повезли к деду, на его любимую пасеку, где работал Андрей Сергеевич, увлеченный очередным медосбором. Его тезка – сосед Андрей Прилипин, доживший до 100 лет, рассказывал ту невыдуманную историю неоднократно. Генерал Белохвостов, узнав об этом злодеянии над своим бывшем ординарцем и его женой, послал на разборку целую сотню казаков, но звери-палачи ушли. Их имена так и не известны. Лишь круглый псебайский камень знает их в лицо. Но он молчит. Молчит даже тогда, когда приходят сюда потомки Андрея и Пелагеи, чтобы почтить память замученных и убиенных, крещенных в православной псебайской церкви – деда и бабушку Павла Ильича…
         Получив духовный сан священника, Илья Герасименко переезжает на службу в Ростовскую область, в казачью станицу Аникеевскую, где в 1937 году на него надевают наручники и, вспомнив о его офицерском прошлом, судят по 58 статье УК РСФСР. Пережив глубокое потрясение, с четырьмя детьми возвращается его жена на родину, в Псебай, до этого похоронив двух детей, Лёнечку и Тамару.
         Серьезное испытание выпало семье священнослужителя. Недругов у якобы «врага народа», оказалось немало. Детей дразнили «попёнками» и «попятами», жена-матушка Прасковья ходила, не поднимая глаз. Юный и энергичный Павел Герасименко не падал духом. Природа одарила его здоровьем, на свои кулаки он надеялся точно, а вот за то, что «попёнком» кличут, кое-кто мог и схлопотать...  С детства вся местная округа, боясь лишний раз напомнить ему о «поповском происхождении», звала его просто «Лимон», потому что трясти яблоки в соседских садах вместе с закадычными дружками Корчиным Мишкой и Карасёвым Гришкой было под стать только «Лимону». Детское пристрастье влепить между глаз ради самообороны у крепыша-казачка переросло уже после войны, начиная с 1947 года, в великое увлечение боксом, где он показывал блестящие  результаты, ни разу в жизни не проиграв на ринге!
        Но это было потом. А пока грянула война.... Шестнадцатилетним пареньком по спецнабору комсомола “Лимон” попадает в 1943 году на Балтийский флот. Окончил трехмесячные курсы ММШ. Вышел старшиной 2-ой статьи. 23 февраля 1944 года принял военную присягу. Начал ходить в море на небольшой подлодке-малютке «М-20», где командиром был будущий Герой Советского Союза Маринеско.
         Отца-священника считали погибшим, как врага народа, а сын-казак бороздил моря и топил вражеские корабли. Отец работал в забоях Магадана, а сын писал с боевой подлодки письма во все инстанции, горячо веря, что отец будет найден. Его молитвы дошли до Бога. Сын узнал адрес отца и написал письмо, непосредственно обращенное к начальнику тюрьмы. Содержание письма досконально он не помнил, но то, что письмо сына, награжденного первым орденом «Красной Звезды» оказало свое дело, это точно.
        Начальник, узнав о том, что в забое находится священнослужитель, поручил отцу заниматься художественной самодеятельностью зоны. Худенький, щупленький, бывший казачий офицер, не смотря на превратности судьбы, отсидел 10 лет и вышел на свободу седым, но не сломленным. Он сразу получил приход в родном Псебае, где царил и оберегал его дух расстрелянных родителей. Забои Магадана все-таки резко сказались на его здоровье, по разрешению архиепископа Гермогена его переводят в Губский храм, а затем в Мостовской храм церкви Пресвятой Богородицы.
         В губской церкви, уже после долгожданной победы, 24 мая 1952 года, Павел Ильич Герасименко венчался со своей Александрой. Самая красивая девушка поселка Мостовского из прекрасной многодетной семьи Черненко выходила замуж за «поповича» – легендарного матроса советской подлодки, не давшей гитлеровцам уйти от возмездия на супер-лайнере «Вильгельм Густлофф». Раскрасневшаяся, очаровательная невеста, отпив глоток церковного кагора у алтаря, от волнения чуть рясу благочинному не спалила, пытаясь унять дрожь в руке, держащей свечу. Эта милая, добрая, красивая Шура подарила мужу 9 июля 1953 года потомственного казака – Сергея Павловича, который впоследствии, освоив профессию токаря и женившись на медсестричке Надежде Васильевне, постарался обрадовать родителей двумя внуками: сыном Дмитрием, 1975 года рождения, и сыном Андреем, 1979 года рождения. Вот так и появился на свет тезка своего прапрадеда Андрея Сергеевича, замученного вместе с женой казака-псебайца. Дмитрий после окончания университета работает  в городе юристом. Андрей учился в Армавире в механико-технологическом институте.
          За всю свою долгую семейную жизнь венчанные в губском храме Павел и Александра ни разу не скандалили. На них любо-дорого было смотреть. Александра Степановна всю жизнь проработала в Мостовской больнице медсестрой. Ее тепло, умение, труд подняли с постели сотни больных в терапии, в роддоме, в хирургии... Уйдя на пенсию, она еще несколько лет оставалась на своем рабочем посту.
          Боже мой! Как любит она свой очаг, как искусно печет блины и пироги, как ухаживает за цветами и домом, как радуется жизни, добру, природе, внукам, как тщательно оберегает невестку, близких и родных!
          Бывший моряк-подводник ради сияния ее глаз не раз приезжал домой из МТС и РТС, где работал шофером, с грамотами и поощрениями. Работал в ДПС, в больнице. Был на уборках в горячую пору. Полученные спецзнания в электромеханическом техникуме помогали ему в трудовых буднях, а дома его всегда встречала улыбка голубоглазой любимой женщины. По вечерам он вспоминал последний боксерский бой в Краснодаре за общество «Труд» под руководством тренера Артема Семеновича Лаврова, иногда открывал квалификационный билет спортсмена, где записаны все победы, а глядя на добрую улыбку жены, невольно вспоминал братьев Романцовых, когда-то не решившихся на кулаках отбить его Сашеньку, так и не узнавшей правды о том, где точно погиб ее отец. Слухи о том, что «пропал без вести», так и остались слухами, как и о том, что погиб под ст. Крымской. Четверо из восьмерых ее братьев и сестра остались живы. Ленинград стал им вторым домом. Ее мама умерла на 84-м году, а бабушка на вопрос: «Сколько Вам лет?» неизменно отвечала: «Оно табе надо?», прожив на этом свете 124 года и сохранив до смерти все свои зубы.
          Павел Ильич любил побаловаться варениками, пельменями, шашлыками, галушками и блинами, уж в чем- чем, а в этом его Александра – мастерица.
          Жареным поросенком его никто не удивлял. По обычаю, произведя из «сорокапятки» выстрел по случаю удачного затопления фрицев, он радировал на базу о возвращении их подлодки, где их ждали с жареным поросенком. Мол, дескать, дали жару! Военные мемуары бывшего военного корреспондента Крона его тоже не удивляли, даже если это касалось его бывшего командира Маринеско. Зачем было читать? Он прошел с ним огонь и воду.  Девятилетний морской стаж с командиром-ассом Балтики всегда оставался при нем. В Ленинграде, на Богословском кладбище, идя от центрального входа налево над стеной, Павел Ильич низко склонял голову над могилой командира. Звезда Героя была вручена посмертно дочерям Маринеско при Горбачеве и только тогда жена Маринеско Валентина – стала спокойной.
           Павел Ильич знал: люди живут, пока их помнят и чтут. И он помнил. Помнил невысокого роста, худощавого Александра Ивановича Маринеско, родившегося от румынца-отца у украинки-матери в городе Одессе. Помнил рассказ командира об убийстве в гневе крикливого капитана, которого лишил жизни кочегар-отец. Отец командира подлодки после этого убийства убежал на Полтавщину, там женился. От этого брака родился сын Александр – будущий морской волк, лишь упоминание имени которого бросало в дрожь тысячи фашистов. Две дочери легендарного командира так и живут в Одессе, на Родине Александра Маринеско.
           Странная и страшная судьба подстерегала его после военного подвига – уничтожения «Вильгельма Густлоффа». В 1948 году Маринеско подал рапорт – он мечтал стать капитаном дальнего плавания. Его рапорт как будто не заметили. Гордость мешала Маринеско устраиваться куда-либо. А тут еще внаглую морскому асу «пришивали» предательство за кратковременную связь во время ремонта подлодки у финнов со шведкой Мирзой. Плюнув на все, командир устроился на работу завхозом и отдал давно списанные койки и немного торфа медсестрам больницы моряков. Этого оказалось достаточно, чтобы дать ему восемь лет Колымы. Герой войны прошел и это: вначале арест, потом заключение вместе с бывшими полицаями, затем пересуждение по настоянию друзей-подводников. Срок сократили на 5 лет.
           Отбыв наказание, через три года легендарный командир подлодки поселился в Питере на улице Строителей. Болезнь подкосила его. Жена лично обратилась к вице-адмиралу флота Орел с просьбой во что бы то ни стало вылечить мужа. Вице-адмирал не отказал. Но практически было уже поздно. Александр Иванович Маринеско умер в 1963 году, не дожив даже до 50 лет. Хоронили его без всяких почестей, на средства его верных матросов. Это потом, когда вручили посмертную Звезду Героя его дочерям, на его более чем скромной могиле поставили в России-матушке памятник, памятник Герою Руси.
           Не правда ли, как схожи чем-то незримым судьбы отца Павла Ильича Герасименко и его боевого командира? Вот уж поистине правдивы слова из песни:
           «У судьбы не проси. Чашу выпей до дна. Нет Россий на земле. Есть Россия одна. И рубаху рванет, если вовсе хана. Хоть убога она, да от Бога дана…»
         Я всегда смотрела с восторгом на степенного и рассудительного Павла Ильича Герасименко. Он до конца своих дней оставался крепышом, как и родился. Когда-то комендант города Леспая (по-русски Либава) разыскал его в строю, негодуя по поводу того, что какой-то матрос оказался проворнее его и убежал от преследования в самоволке. Торжественно нося черную окладистую бороду и получив за это кличку «Борода», комендант задал всего один вопрос: «Это ты от меня удрал?» На него получил прямой ответ: «Так точно!» «Борода» немного опешил, потом расхохотался: «Да от меня еще никто не удирал!»
          Вскоре он с явным удовольствием отпустил Павла Герасименко в школу боксеров. Его тренировала женщина. Удивительный тренер – латышка Дзидра, когда-то приехав с подругами в Москву, точными ударами уложила на землю двух хулиганов, пристававших к ней. А третий сбежал. Никогда не выступавшая на ринге, она могла свихнуть челюсть любому, что и сделала зазевавшемуся Павлу однажды на тренировке, когда тот ненароком зацепил ее. Это был ее молниеносный ответный удар. Что делать…Такова жизнь.
         Бывший боксер, бывший подводник, бывший шофер МТС… Пусть прошли лучшие годы юности, пусть не так сохранилась былая молодецкая красота и молодость, но он, Павел Ильич – потомственный казак казачьего рода Герасименко никогда и ничем не запятнал имя отца, деда и прадедов.
         Сложные перипетии людских судеб казачьих родовых сословий заставляют оглянуться назад, переосмыслить все происходящее когда-то, погоревать, посочувствовать, возмутиться, но задуматься о главном: о судьбе казачества в целом и, не смотря на все препоны судьбы, воскрешать и возрождать казачью славу, умножая и поднимая ее на должную высоту. Об этом молча ведает круглый псебайский камень, омытый казачьей кровью православных Андрея и  Пелагеи…
        Сама история, истинная история казачества склоняет головы пред памятью тех, кого не сломили ни голод, ни холод, ни тюрем стон и быт, ни ужасы всех воин России...
       ...Бурно текут многочисленные воды Псебая, унося вдаль события прошлых столетий. Но никогда не посмеют они смыть память круглого серого псебайского камня – грустного символа прошедшего времени. Не дай, Бог, чтоб оно повторилось. Традиционные корни казачества и голос крови продолжают бунтовать в потомственном поколении православных казаков с верой в истины Христа.
          Десять лет назад померкло солнце для красивой  Александры. Не стало ее любимого Павлуши. Ничего не видя вокруг от горьких слез, хоронила она вместе с казачеством района своего ненаглядного, смотрела на дорогого и единственного в последний раз…
Каждое утро несет Александра живые цветы на могилу своего мужа. Каждое утро говорит с ним. Каждое утро дарует свет их неумершей любви. Их два  внука-красавца, женившись на коренных мостовчанках, приходили на могилу деда даже во время свадеб, чтобы почтить память героя-казака…
          На старинном мостовском кладбище покоится прах православного казака Герасименко Павла Ильича. Старая ива склонила над его могилой головушку. Не зарастает старая тропа на нашем поселковом кладбище. Идут по ней сотни живых потомков казаков, чтобы склонить свои головы над могилами героев Земли кубанской.
          Пусть земля эта будет им пухом. И пусть в памяти народной навсегда будет имя друга моего отца – неувядающего Павлуши – героя-моряка – Павла Ильича Герасименко, вскормленного молоком матери-казачки и согретого до сих пор преданной любовью кубанской казачки Александры. А «Севастопольский вальс» – реквием его праху…