Глава четвёртая
Гроб хрустальный
…во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
А. С. Пушкин.
Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях
Сначала Зоя закрывала от Ильи свои странички в сети, считая, что её преследует ФСБ. Даже когда она узнала, что Илья работает кузнецом на заводе, то она какое-то время сомневалась: а вдруг это только для неё он кузнец, а на самом деле ФСБ-шник он. Тогда Илья написал в mail, что у него в сети есть и другие странички, например, в Одноклассниках.
Зоя слышала о таком сервере, но её вполне устраивал уже имевшийся у неё круг реальных друзей. Времени для общения не всегда хватало с ними, а не то, что заводить ещё виртуальных друзей. Только для того, чтобы убедиться, что Илья её не обманывает, Зоя прошла мучительный процесс регистрации, когда логин и пароль просят вводить по несколько раз, ссылаясь на то, что таковые уже имеются. После пятого круга попытки зарегистрироваться Зоя оказалась внутри Одноклассников, которых оказалось чуть ли не сорок миллионов человек. Ей тут же предложили вступить в группу её собственной школы в Уральске, в которой она училась с первого по седьмой классы. Зоя была ошарашена, когда среди троих выпускников своего года увидела свою первую любовь – Серёжку. За тридцать пять лет он нисколько не изменился. То есть он возмужал, конечно же, но Зоя сразу же узнала в почти пятидесятилетнем статном мужчине с усами того мальчишку, с которым сидела за одной партой целых четыре года. Зоя бросилась в свой архив и через два часа разбора множества коробок на антресолях и в шкафах разыскала чёрно-белую фотографию, сделанную на одной из уральских дач, куда на лето вывозили их детский сад.
Когда в пятом классе Серёжу пересадили от Зои, она отнеслась к этому, как к покушению на свою собственность. Серёжу посадили с Наташкой Фиопентовой, у которой были блестящие, гладкие, как шёлк, чёрные волосы. Тогда Зоя и влюбилась впервые в жизни. Влюбилась в этот несносный мальчишеский затылок, торчащий перед ней, не обращающий на неё никакого внимания, и почему-то так часто смещающийся вбок, когда Серёжка смотрел на Наташку…. Тогда Зоя и обвела на этой детской фотографии себя в кружок, а Серёжу в квадратик. Других фотографий Серёжи у неё не было….
Зоя, найдя в архиве старую фотографию, тут же отсканировала её и написала Серёжке письмо.
Серёжка! Привет!
Мы с тобой сидели вместе до пятого класса, а потом тебя посадили с Наташкой Фиопентовой, а я сидела сзади с Перевозщиковым Витей и жутко тебя ревновала к Наташке. А потом после седьмого класса я переехала в Бельск и плакала оттого, что расстаюсь с тобой. Как здорово, что ты жив и здоров! Счастья тебе!
Серёжка ответил сдержанно и коротко, что помнит её. Тогда Зоя в следующем письме поинтересовалась, православные ли они с женой. Серёжка написал, что он каждую осень со своим другом писателем ездит в Оптину Пустынь. - Это под Козельском, - добавил он в конце письма. И Зоя смеялась от радости, потому что в Оптиной она тоже бывает и потому что… потому что они с Серёжкой столько лет не виделись, а шли, оказывается в одном направлении. Зоя тогда написала сумбурное длинное письмо Серёжке.
Через неделю от него пришло сообщение повторить последнее письмо, потому что оно куда-то исчезло. А также Серёжка попросил дать телефон, потому что сеть – вещь ненадежная, да и не любит он всю эту технику.
Зазвонил мобильный, Зоя глянула на номер, и её затрясло, потому что это был неизвестный ей человек – все свои давно уже были занесены в записную книгу. Нет, не может быть… Сердце застучало с сумасшедшей силой…
- Да, - наконец ответила она дрожащим голосом и услышала в ответ:
- Привет, подруга!
- Серёжка! – завопила во всю силу своего голоса Зоя и даже подпрыгнула от радости, словно не было тридцати с лишним лет расставания. Серёжа на другом конце провода усмехнулся довольно, - ему тоже было приятно, что его узнали. Он помнил пузыри чулок на Зоиных коленках, и ещё Серёжка испытывал чувство вины перед ней, часто вспоминает, хотя её фото у него также нет.
- Ну, как ты, давай рассказывай! – Добродушно проговорил Серёжа.
- Как это рассказывать? Это ж столько денег стоит – по телефону общаться? – удивилась Зоя, - я тебе напишу лучше.
- А, ну их, эти компьютеры, - отмахнулся недовольно Серёжа, - я там никак толком не могу разобраться, на какую кнопку жать. Ты о деньгах не думай. Найдём.
- А как же ты тогда страничку в «Одноклассниках» открыл? – продолжала удивляться Зоя.
- Да мне помогли тут сотрудники. Давай уже, рассказывай, почему фамилия девичья? Что и замужем не была?
- Была. Умер муж. Вот дочь воспитываю. То есть она уже большая, сама мама год как…Но у меня есть один мужчина, друг… - Зоя запнулась, потому что не знала, как сказать про Илью, про то, как в жизни её появился смысл, когда появился Илья… - А ты как? Как жену зовут? Сколько деток? Кого из наших видишь? Где работаешь? – Вопросы высыпались из Зои, которая кружилась по квартире, не замечая ни предметов, ни котов. Она была в детстве, там, за партой рядом с Серёжкой.
Серёжка, довольный, перечислял своих домочадцев, а Зоя записывала, потому что это и её семья была теперь – православные все одна семья, а тут земляк, и ещё какой земляк: первая любовь. Зоя уже не удивлялась совпадениям. Оказывается, Серёжкина жена была старшей сестрой Зоиной подруги.
И Зоя вспомнила Нину, свою замечательную подружку из соседнего подъезда. Они общались как-то иначе, чем у Зои получалось с другими девочками. Например, они могли часами сидеть на Нинином балконе на пятом этаже и слушать, как гремят в ведре яблоки. Первым созревал сорт яблок «белый налив». Если взять зрелое такое яблоко в руки и потрясти, то внутри него начинает звучать музыка. Это семечки стучат в сердцевине яблока и просятся наружу. А если яблоко поднять к свету, то изнутри плода начинал пробиваться тёплый белый свет, не похожий ни на какой другой. Ещё они с Ниной сидели на Зоином балконе, который находился на втором этаже, и прямо с балкона можно было рвать с яблони маленькие красненькие яблочки ранетки. Но они были очень кислые, потому что это был поздний сорт яблок. Когда ударял первый мороз, ранетки становились некрасивыми, коричневыми, но очень вкусными.
- Нина умерла давно, - в Зоины воспоминания ворвался Серёжкин голос, - у неё оставалась маленькая дочь, ну мы племяшку и удочерили. Теперь-то она выросла уже, замужем.
- Как умерла? – Зоя не могла опомниться, - почему? Она же меня моложе была, - говорила она, как будто есть какая-то закономерность между возрастом человека и смертью.
- Рак.
- Серёж… - Растерянная Зоя не могла найти слов.
- Да ладно тебе, мы уже пережили это. Вот видишь, почему по телефону легче общаться, - Серёжкин голос действовал на Зою, как стакан валерьянки. – У тебя-то что за друг?
И Зоя взахлёб стала убеждать Серёжу, что ей ничего не надо, что её просто хорошо оттого, что он где-то есть, пусть женатый, но вот он такой умный, пишет замечательные рассказы, а она самодостаточная женщина. Зоя не говорила о том, что ещё даже не виделась с Ильёй.
Серёжа слушал внимательно, а потом сказал:
- Вот меня изумляет сочетание трёх слов: я самодостаточная женщина. Гордыня это.
Зоя смешалась:
- Знаешь, пока тебе не сказала это, я и сама даже не понимала, что это не о православной женщине.
- Во-во! – Поддержал её Серёжа, - а любимый твой кто по профессии?
- Он кузнец, - поспешила уйти со скользкой темы греха Зоя, - он ещё и рассказы пишет.
- Повезло твоему кузнецу-писателю, такая женщина ему досталась.
- Да ты чего говоришь-то, Серёж, какая такая? Обыкновенная я, - опять смешалась Зоя, - а я, знаешь ещё что помню с детства? Клубнику лесную, которая только на Урале растёт. Ну, та, у которой ещё с трудом чашеножки отрываются.
- Да, неужели нет нигде такой ягоды? – удивился Серёжа.
- Нет, я по России проехала, жила и в центральной полосе, теперь вот на самом севере, а такой ягоды больше нигде не встречала. Ой, Серёжа, бежать надо! Спасибо, что позвонил! Целую! И жену твою Веру и деток! - Зоя с ужасом смотрела на часы и понимала, что этот разговор влетит Серёже в копеечку.
- Ладно, я тебе позвоню ещё. Давай, пока! – Серёжа прощался основательно и спокойно.
Он звонил каждую неделю. Зоя узнала, что Серёжа работал главным инженером крупной типографии, а сейчас у него своя типография, частная. Ещё она узнавала о судьбах одноклассников. Со временем Серёжа стал для Зои советчиком в духовных делах, касающихся Ильи, потому что он воцерковлялся уже во взрослом состоянии и мог подсказать, как проходит первая исповедь у мужчины.
- Ну, ты, Зой, главное, не настаивай, что он должен исповедаться. Это душа его сама, когда возопит, вот тогда он пойдёт, ноги понесут. А знаешь, какая у меня первая исповедь была? – спросил, посмеиваясь, Серёжа.
- Нет, конечно, ой, Серёж, расскажи, - взмолилась Зоя.
- Мы с другом, а он писатель, как я тебе уже говорил, - охотно стал рассказывать Серёжа, - решили, что пора нам воцерковляться, и больше ничего не придумали, как ехать в Оптину, чтобы там, значит, и исповедаться в первый раз. Оплот православия, мол, что нам местные храмы-новоделы, которые на глазах наших возводились. Приехали, значит, очередь к старцу отстояли. Я этому старцу-то и говорю, какой я благочестивый, и горькую не пью, табака не курю, жену не бью, дети есть и тоже слушаются. Старец меня выслушал молча, головой покачал, достал откуда-то из-под полы брошюрку одну и мне даёт со словами: «Иди, почитай и через три дня приходи». Книжка эта тоненькая была полной инструкцией о подготовке к исповеди. Я почитал и понял, что не был готов к исповеди, и вообще ничего о ней не знал. Отец Афанасий, который дал мне книжицу ту, оказался родом с Верхнего Уфалея. Там столько оказалось, в Оптиной-то, уральцев, целое землячество! А отец Афанасий теперь мой духовный отец.
Зоя слушала Серёжу и удивлялась: казалось бы, Оптинские старцы не должны иметь к ней никакого отношения, а вот надо же, сколько там среди них её земляков.
Из письма Зои Серёже
Здравствуй, Серёжа!
Друга поздравлять пока не с чем. Вот уж и впрямь ничего нельзя вперед говорить... Молюсь за него. А бдительность? - Так именно она и не даёт мне покоя, и именно это заставляет меня держать Илью на расстоянии: телефон и Интернет, - вот способы контакта. Так что, Серёжа, с другом - история долгая, всё впереди. У него всё так глубоко... история болезни души слишком обширная.
Я вчера заказала за него в соборе сорокоуст о здравии, чтобы в несколько голосов шла молитва ко Господу. А в субботу поеду в N-ский монастырь и там закажу. И батюшке своему расскажу. Знаю уже, что не одобрит он моего порыва: спасать душу чужого сожителя. Но, может, по его молитвам Илья начнёт исправляться...
Насчёт телесных разжжений ты не думай ничего, пока оно внутри меня, я это сдерживаю. Господь посылает мне испытание, что я маленькая что ли, не понимаю, что если справлюсь, то дух укрепится. А не справлюсь - и его погублю. У нас тоже снежить начало.
Вере привет. Пока!
Из письма Зои Серёже
Серёжка!
Была на Пасху в монастыре… Вот и ещё день светлый пролетел... А я всё вспоминаю свои страсти: на исповедь в субботу я попала со второго захода. Перед часовой дневной службой исповедовал мой батюшка. Я стояла и дрожала в очереди (от страха за грехи и что могу не успеть до начала службы). Вышло второе. Служба началась, батюшка ушёл в алтарь, и исповедовать вышел другой иеромонах. Если бы дело было только в формальной стороне вопроса, то я бы не выбирала, а мне же надо было именно к своему духовнику. Поэтому исповедаться удалось только вечером перед 23.00 - с нарушением правил, потому что вперед мужчин полезла – прости меня, Господи!
Зато потом душа взлетела под купол! А вечером в воскресенье домой к моим духовным брату и сестре (в миру супругам) пришел батюшка и мы с ним обстоятельно поговорили.
Из монастыря уезжала в понедельник утром, но так как утреня начинается в 4.30, то я успела побывать на службе. Погода резко испортилась по сравнению с воскресным днем, то есть повторилась ночь пасхальная с холодом, пургой и шквальными порывами ветра. Кроме насельников на крестном ходе была только одна прихожанка - я. И я ничего во время хода в руках не держала. Но вдруг перед чтением Евангелия ко мне обращается благочинный, и в моих руках неожиданно оказалась ледяная купель с помазком для окропления хода: у послушника свело руки от холода. Так и я оказалась причастной к процедуре.
Когда мы вернулись в храм, занемевшие руки мои внезапно согрелись. И когда через пару минут я подошла к батюшке за благословением, мои руки были горячее его рук.
Чудеса Твои, Господи!
Всю утреннюю службу я отстояла-отходила в мокрых весенних ботиночках, в которых потом ехала до города автостопом и не заболела. Вот Божье проявление и снисхождение к болящей моей душе.
Серёжа! Я когда в монастырь весной или летом приезжаю, подыскиваю по дороге палку и батюшке подаю, чтобы побил как следует. Даже если не за что сейчас, так чтоб впрок было.
Илья удивляется, но и его вразумило: собирается с духом решать свои вопросы. Да ещё на работе у него предупредили о закрытии завода через три месяца - завод обанкротился. С января зарплату не выплачивают. Работу нужно новую искать ему. А я только морально поддержать его могу, но не советовать, - ни-ни!
Мы с ним не удержались... прямо перед вербным воскресением и в страстную седмицу: я же вообще не хотела в храм идти, не то, что к батюшке ехать. А батюшка наш - кроткий и любящий своих чад. Вот Бог картинами меня и учит.
Батюшка с ходу сказал, ещё не зная нашего с Ильей желания: «венчать никто не будет, пока с документами вопрос не будет решён». Тут я и поняла, что есть на то воля Божия (первое слово священника от Бога, а последующие - от человека). Теперь всё зависит от Ильи. Вот только, сколько ему потребуется времени для решения этого вопроса... Но сегодня он позвонил и спросил: «пора быстро все решать?» – «пора, не торопясь», - ответила я...
Христос воскресе!
Вот тогда Серёжка позвонил и, похохотав над Зоиным падением, сказал, что ей ещё мало досталось. А про начинающего писателя-кузнеца заметил, что все писатели – странные люди, только они сами к этому давно привыкли и забыли об этом, а нормальные люди никак к ним не привыкнут. И Зоя подумала, что, может, Илья ещё не совсем писатель, потому что она к нему привыкла сразу же.
Когда Серёжа позвонил в начале лета, у него был усталый голос, и Зоя встревожилась:
- Что-то случилось?
- Да нет, ничего, - отмахнулся Серёжа, - то есть случилось. Дочка двойню рожала. Одна малышка ещё в утробе задохнулась.
- А вторая? – не желая верить в плохое, спросила Зоя.
- Вторая ничего, здоровенькая, - проговорил Серёжа. Голос его был расслабленный, спокойный, но приглушённый. Зоя совсем расстроилась.
- Ой, Серёжа, держитесь! – Голос у неё дрогнул.
- Ты там сама давай держись, ещё чего вздумала раскисать, - стал увещевать её Серёжа, - всё по воле Божьей.
- Да, так, - согласилась Зоя, - два ангела у вас теперь: один земной, другой небесный.
- Кабы так, было бы хорошо, - откуда-то издалека проговорил Серёжа.
Сидя в колледже на экзаменах, Зоя была рассеяна в тот день: перед глазами стояли два Ангела, но как только к глазам подступали предательские слёзы, она вспоминала спокойный голос Серёжи, уверенного в справедливость Божественного устроения мира, и сдерживалась.
А вечером Зоя долго составляла в «Одноклассниках» письмо к Серёже, Вере и их дочери. Она просто описывала им маленькие ежедневные радости, из которых складывается жизнь, и рассказывала о том богатстве, которое они имеют как семья. И что скрепляют семью не только радость, но и совместно пережитая боль, и что они теперь родные для неё, а не просто земляки…
*****
Уральская одноклассница Оля Б. нашла Зою сама. Они были знакомы с роддома, где сначала родились Зоя и Оля К., а через четыре дня и Оля Б.. Они втроём ходили в одни ясли, один сад и до четвёртого класса - в одну школу. Оля Б. потом перешла в математическую школу. Они с Олей К. заканчивали Уральский политехнический, как и Зоины родители. А сейчас Оля Б. живет в Новосибирске, работает в академии госслужбы.
- Надо же... Нашёлся второй человек из детства моего! – обрадовалась Зоя.
Из переписки Зои и Оли Б.:
Зоя: Оль, а помнишь, как мы с тобой и Олей К. играли в фантики? Как мы собирали обёртки от конфет, у кого красивее? А как мы собирались у тебя или у Оли К. в куклы играть?
Оля: Помню, Зоя, жаль только, что это было в другой жизни. Читаю твои молитвы, плачу, спасибо тебе!
Зоя: А я ещё помню, как к тебе на день рождения приходили мы с Олей. Вечером это было. Темно так на улице, а у тебя на столе в комнате гора подарков, завёрнутых в яркую блестящую бумагу. Я никогда ни до, ни после такого не видела... А ты их не разворачивала и важно сказала, что будешь это делать, когда все гости разойдутся... Оль, я тебя на фото сразу узнала. Ты совсем не изменилась: в тебе звенит твоя струночка девчачья.
Ну вот... не пропадай... Впрочем, куда пропадать-то? Теперь будем общаться, хорошо, родная моя?
Оля: Я помню, как мы катались с горы, возле гаражей тракторами делали горку, она казалась огромной, как дом! У меня была отцова шапка-ушанка, а у тебя пальтишко в крапинку.
Зоя: Да, горка была огромная. А потом там построили деревянную горку... и мы катались до вечера, пока не приходили старшие ребята... А пальто в крапинку мама мне вручную сшила...
Оль, так странно, неужели возможно вернуться в детство? Ты написала про горку, шапку свою ушастую... а я это все увидела, как будто вот она ты – стоишь, вся раскрасневшаяся от мороза... Косичка белобрысая твоя из-под шапки высунулась. И фанерки у нас под мышками...
А Оля К. жила в доме, где была булочная...
Оля: Спасибо, Зоя! У тебя двор был всегда залит солнцем, а мой был тенистый, у Оли тоже. Всегда с радостью бежала к тебе, казалось, что и жизнь у вас светлая и счастливая. Да, Оля К. жила на первом этаже, там и теперь живет её мама, Марии Петровне уже 82 года, они с моей мамой подруги, точнее сестры. У нас, ещё помню, была радиола затянутая тканью, часто слушали мою любимую пластинку «Севастопольский вальс». А помнишь, пекли картошку на пустыре?
Вообще у меня школа связана с какой-то печалью. Помню унылый вид из окна: домики на грязной дороге, мокрый снег наискосок, серое на сером фоне. И чем-то меня эта картина притягивала, на уроках чаще смотрела в окно, чем на учителя. Делали мне замечания, возвращали в школьные будни частенько.
С Олей К. мы переписывались раньше часто, а теперь все новости узнаю через маму, созваниваюсь с ней по субботам. А вижусь с Олей каждый год летом. А помнишь нашу первую учительницу Надежду Дмитриевну, мне казалось, она никогда не улыбалась, я её боялась. Я ещё помню новогодний утренник в школе, мы все снежинки в сшитых мамами платьях, у меня на подоле были пришиты синие пластмассовые снежинки, было холодно. Зоя, а ты в хоре пела школьном?
Зоя: Для меня детство - всё радужное, потому что мы с родителями каждые выходные весною, летом и осенью уезжали или на озера рыбачить, или в лес по грибы и ягоды... почти всю округу возле Уральска объездили. Мы с братом росли,и география походов расширялась...
В городе я была только зимами. А зимой, сама помнишь: горка - куча мал-мала, лыжи, коньки... снежки... У нас на Урале были прекрасные зимы... Ещё помню, как утром объявляли предупреждение о сильном морозе. Папка сидел на кухне и завтракал, а потом шутил надо мной, что только первоклашкам в школу идти не надо. А мама укоризненно качала головой, что он меня обманывает...
А ещё возле Детского мира продавали сладкую вату за десять копеек.
Учительницу помню, помню, как девочки после четвёртого класса, когда нам дали классного руководителя другого, бегали на переменке к Надежде Дмитриевне, щебетали возле неё, и я тоже с ними бегала, но стояла поодаль, а она меня не замечала никогда. А я-то думала, что она нас всех любила, ну, что мы все были её в млажших классах.
А про новогодний утренник я помню, только мне сшили платье зелёное с оборочками, и я была ёлкой с игрушками, платье было из-за этого тяжёлое...
В хоре школьном я пела. Помню, как меня загоняли один раз на репетицию. Просто отлавливали, чтобы я не сбежала после школы. Была осень. Родители мои собирались в лес за грибами (а я до сих пор без леса жить не могу), так я со школы убежала без учебников и пальто, потому что одноклассники меня караулили и отбирали вещи.
Я ещё помню, как мы дружно приходили к школе, когда проводилось родительское собрание. И пришкольный участок помню: грядочки с кустиками... спортивное поле, обсаженное иргой...
Оля: Однажды зимой был морозный день, в школе отменили занятия. А мы с Олей К. решили пойти на каток, нам показалось, что погода подходящая для этого, да и народу будет мало - это хорошо. Чтобы не терять времени, коньки обули еще дома. А каток, как ты помнишь был на берегу Миасса, а это ходьбы минут двадцать примерно. Мы докондыляли кое-как и катались, помню, а как домой брели - это уже смутно. Намучились, перемерзли, еле живые вернулись, слава богу, не заболели. Все казалось легко и просто в детстве, казалось, я все могу, надо только сделать шаг. Это ощущение сейчас бывает редко очень.
А ещё вспомнила, как в школе выступали на маленькой сцене актового зала артисты: акробаты и жонглеры, среди них была гимнастка-толстушка, такая маленькая и кругленькая женщина, но очень пластичная. Она была одета в блестящий купальник с малюсенькой юбочкой, а на голове - шиньон.
Зоя, представляешь, я тоже в Серёжку была влюблена, но ещё в садике, он жил в нашем дворе, а потом переехал. Я помню, как они всей семьей перетаскивали вещи в руках. Видно новая квартира была недалеко. У Серёжи сестра была, если я не ошибаюсь, старшая.
Зоя: Ну, Оля! Ну, ты даешь! Это я про то, что ты тоже была влюблена в Серёжку!!! У меня в альбоме «детство» есть фотография, где мы в садике. Там есть Серёжа и я, может, ты и себя найдёшь? По-моему, это ты рядом со мной стоишь, только мы тогда платьями поменялись.
Вчера был День жён-мироносиц - православный женский день, который только и праздную (вместо 8 марта) уже давно. Ездила на кладбище с незнакомыми людьми... на могилу к другу моему Мартину... пообщалась... с его новыми (для меня) друзьями. Я ведь его не хоронила и не знала ничего про смерть его...
Мы дружили вчетвером: Писатель, Критик и Музыкант и я... Ни одного нет уже в живых. А все они были моложе меня - на месяц или год-другой. Мартин - музыкант... двенадцать лет назад умер - сгорел. Я нашла его опять через сеть: молодежь создала группу его имени... И родня Критика тоже через сеть меня нашла… Андрей стал сценаристом. Несколько фильмов было снято по его сценариям. Недавно показывали фильм по его сценарию, который был дописан коллегой Андрея… «Сеть» называется…
Я себя со стороны увидела там, на кладбище. Мальчики были рядом, ну, мои мальчишки: Коля-писатель, Андрей-критик и Серёжа-музыкант. Я их ощущала, как будто Ангелы их рядом были. И так светило солнце... и птицы пели...
А я стала другой, - когда стала - не знаю даже... этой зимой... Парнишка один, из последних друзей Мартина, на кладбище несколько раз повторял восхищённо, что от меня исходит колоссальное чувство покоя и гармонии...
Я уже дома была, а Ангелы мальчишек так со мной и остались... знаешь... это будто посреди снегопада стоять и не мерзнуть и одновременно, как будто в цветущем саду... вот так и я с их Ангелами.
Лёка, получается, что из-за сети теперь прошлое возвращается в настоящее!
Оля: Да, Зоя, меня тоже сеть и события, связанные с ней, наталкивают на размышления. Как легко прошлое, казалось уже давно невозвратно ушедшее, возвращается и живёт рядом, только протяни руку. Вот пример тебе: я в 1979 году ходила турпоход по Алтаю, мы заблудились в горах, и у нас погибла молоденькая проводница Лена, которая вела по маршруту, - она сорвалась в щель ледяную. Тело достать не смогли - риск большой. И вот, представь, спустя двадцать четыре года, от посторонних людей из сети узнаю, что ребята, с кем я была в походе, пошли по тому же маршруту и ниже по леднику нашли Лену на поверхности под тонким слоем льда, как спящую царевну. Похоронили в горах.
*****
Это было похоже на сказку, но закончилось печально, потому что в жизни всегда бывает так, а не иначе… Олина грустная история напомнила Зое об Илье. Он тоже любитель сказок, потому что все сказки имеют счастливый конец. Ещё в начале общения с ним в сети, когда Зоя убедилась, что он не ФСБшник, она узнала, что Илья женат и сразу же дала ему понять, что общение между ними невозможно. Илья сказал тогда, что у него есть шанс, потому что он живёт гражданским браком. И Зоя впервые поверила в возможность счастливого конца и в своей собственной жизни, которая всем кажется такой яркой со стороны…
*****
Вдобавок ко всему на прозе.ру появился какой-то загадочный Московский Дед Мороз, которому понравились Зоины эссе, и он стал забрасывать её длинными рецензиями. Илья начал ревновать, и Зое пришлось написать Московскому Деду Морозу, что у неё есть друг, которые читает её эссе и рецензии к ним. И тогда Зоя получила от Деда Мороза следующее письмо:
Из письма московского Деда Мороза Зое:
У Вас с Вашим, не менее загадочным, чем Вы, другом всё получится. Это я гарантирую как профессиональный Дед Мороз - работал в фирме "Заря", когда учился в Москве. Я ездил с мешком по праздничной Москве, поздравлял ребятишек. Мои районы были от Кремля к Обуховскому, и дальше вдоль шоссе Энтузиастов - Перово, Новогиреево, Вешняки. А ведь профессиональный - это почти настоящий, верно? Перед Новым Годом я напоминаю об этом форумчанам, предлагая загадать маленькое, но заветное и тёплое желание. Одна из писательниц прислала мне заказ: «Хочу выйти замуж за своего парня». Похоже, он колебался. Что Вы думаете, желание дамы исполнилось, все форумчане имели возможность увидеть детали свадебного торжества на её заглавной страничке... а сейчас их сыну уже год. Вот так.
Зоя сначала посмеялась: надо же, продолжается действие снежной любви, Дед Мороз с исполнениями желаний посреди весны появился. Она поблагодарила тогда доброго Деда Мороза, а сама задумалась:
- Похоже, что я в последнее время общаюсь с людьми только для того, чтобы через них Бог рассеял мои сомнения. Видимо, Он посылает моему любимому дружеское плечо мужской поддержки.
*****
Третья родная душа нашлась в Питере. Это была Иветта. С ней они учились вместе ещё в институте, по окончании которого не виделись двадцать пять лет. Иветта совсем не изменилась за эти годы. Ветка оставалась той же самой бойкой и не пасующей ни перед какими трудностями. Она воспитывала одна двоих сыновей. Её мальчикам, как она их называла, было двадцать четыре и двадцать лет, но Ветка тряслась над ними, и было почему. Питер – достаточно криминальный город, опасности подстерегали на каждом углу. Но старшего Веткиного сына беда достала с другой стороны. Ещё в подростковом возрасте у него заболели суставы и после длительного обследования врачи поставили страшный диагноз: старение тканей. С такой болезнью человек живет не более семи лет. У Гриши, Веткиного сына, этот год был седьмым.
Когда Зоя слушала рассказ Ветки на её кухне в Питере, то внутри неё стал раскачиваться колокол сердца, отбивающий набат молитвы о спасении детей… Пропасть боли разверзалась в ней, когда она узнавала о детских страданиях. Зоина дочь рано осталась без отца. Она долго болела в детстве, и Зоя думала, что дочь не выживет. И теперь, когда Зоя видела материнские слёзы, то у неё всё внутри переворачивалось, потому что она знала цену этим скупым каплям.
***
Вета с весны звала Зою в гости, благо, города их были по-соседству. Но Зоя не могла уезжать никуда в разгар учебного года. Да и повода для поездки тоже не было.
Впрочем, и в начале лета повода не было. И разве можно считать поводом поездки в другой город слова Ильи, что ничего он ей не обещает. Зоя плохо помнит, что с ней тогда было. Она просто набрала Веткин номер телефона, а та скомандовала всё бросать и ехать сейчас же к ней.
Холодный промозглый Питер соответствовал Зоиному состоянию. Она ходила с Ветой в её бутик. Зоя садилась в углу и смотрела в одну точку, пока Ветка не начинала её теребить:
- Опять о своём Илье думаешь? Этот твой Илья – чёрт из сети, сам там сидит безвылазно и тебя в свои сети затащил. За молитву лучше берись.
- Вет, да я и не думаю о нём, - начала говорить Зоя, но Вета перебивала:
- Как же, не думаешь, по глазам вижу.
- Я не думаю, я и молюсь за него, - одними глазами улыбнулась Зоя.
- А ему это надо? Он – чужой муж, - возмутилась Зоя.
- Он – родная мне душа, вот я и молюсь… и за таких, как он, тоже, - откуда-то издалека проговорила Зоя.
- За родных молись, за детей, родителей. А ты – душа, душа, - кипела Вета.
- Я и молюсь. Дети мои – по плоти родные, а Илья… У нас с ним глаза одинаковые, только в его глазах такая тоска… Одинокий он.
-- Вот-вот, опять жалеть начала. У него баб столько, - Ветка качала в возмущении головой.
- Женщин много, а душа неприкаянная.
- Зой, глаза-то протри, он телом твоим попользовался, а ты: душа! Живёшь в какой-то выдуманной тобою стране по своим придуманным правилам. Вечерами ты ему слова ласковые в сети пишешь, а по ночам он с женой спит.
- Нет, Вет, это ты пойми. Знаю я, что он эгоист. Он ничем не жертвовал. Он не видел, как поступает настоящий мужчина. Не видел, что должен делать в доме мужчина, и что такое мужчина, потому что вырос без отца. С таким женщиной не станешь, потому что для такого мужчины женщина – это мать… его мать, мать его детей… Я бы за такого замуж не пошла. Как бы я с ним жила? С него его женщины пылинки сдувают, всё отстирывают и отглаживают, готовят разносолы, убирают за ним, как за ребёнком, а сами забывают о том, что такое мужская забота, мужская рука… не в постели и не с молотком, а рука, которая владыка, которая весь дом в кулаке держит.
- Ой, дурочка ты, мужчины все – дети, - Вета махнула на Зою рукой.
- Нет, они в начале брака дети, а потом, если мужчина любит свою жену, то начинает оберегать её от всяких тяжестей, как физических, так и моральных. А Илья даже ножниц мне не поточил. Сначала сам напросился, а когда я через месяц напомнила ему, что адрес свой сообщала, чтобы он ножницы пришёл наточить, то он меня обвинил, что я сказку разрушаю. – Зоя начала понемногу приходить в себя, вспоминая, как Илья обиженно говорил, - я тогда уже поняла, что пропаду с ним. Да, я с ним стала женщиной, он вылепил меня из тела моего. Но быть беззащитной женщиной мало приятного. Для Ильи жизнь давно уже превратилась в игру. У него выработалась психология игрока, когда человек считает, что всё можно переиграть. То есть, даже если проиграл одну игру, то можно приобрести опыт, чтобы выиграть другую.
- Но он же взрослый человек. Это только подростки с неустоявшейся психикой подвержены влиянию компьютерных игр, - засомневалась Вета, - я статистику читала, что если у человека есть реальная работа, то компьютерные игры по вечерам – всего лишь способ расслабления, который не затрагивает психики.
- Вет, а ты знаешь, что русскоязычный термин «виртуал» происходит от английского прилагательного virtual — «возможный», «мнимый»? Получается, что у него теперь есть возможность жить так же, как он и до компьютерных игр жил, играя. Он играл с детьми, а воспитывала их мать, поэтому старший сын не хочет жениться. Илья играл с женщинами, теперь играет в компьютере.
- Ты хочешь сказать, что он вот так живёт все свои пятьдесят лет, играючи, и Бог его ни разу не наказал? – удивилась Вета, - такого не бывает!
- О, ещё как бывает, когда род отмолен. Такое бывает… - Зоя замолчала, подумала и продолжила: - Вот говорят, что на детях великих людей Бог отдыхает… Вет, мне страшно… я становлюсь игрушкой в его руках.
- Но ты сама с ним заигрываешь, чего его только винить?
- Я его и не виню… Вот, знаю же, что у него ко мне только мужской интерес, и не могу остановиться. Не могу сказать ему «нет».
- Ты Илью больше Бога любишь, - вдруг заявила Вета.
- Нет, что ты… - Зоя испуганно глянула на Вету.
- Тогда исполняй волю Божию, а не Ильи, - сказала, как отрезала, Вета.
- Я даже, Вет, подозреваю, что он ни одной женщины не любил.
- Подозревает она, - фыркнула Ветка, - прозревай давай!
- Да пойми же ты, что я не только тело и не столько тело, а душу его люблю несчастную, еле-еле светящийся огонёчек, и о её спасении молюсь… - Зоя смотрела в балконный проём, - смотри, сестричка, паучок у тебя тут. – Зою радовало всё живое в «каменном мешке», как она называла про себя Питер.
- Ой, опять ты со своими сказками о кузнечиках, светлячках, паучках… с утра пораньше, - Вета посмотрела на часы, - давай, собирайся, поедем к Ксении на Смоленское, успеем до работы, в крайнем случае, попозже откроюсь.
У Ксении Петербуржской Зое полегчало. Впервые за всё время пребывания душа её возрадовалась. Зоя купила пару свечей. Свеча о здравии Ильи выскакивала из подсвечника. Сначала она выгибалась и складывалась пополам, но не гасла, а наоборот, начинала плавить своё собственное основание и падала на пол. Зоя пару раз подняла свечу, подивившись тому, что, надо же, куплена тут, как и все остальные свечи, стоящие мирно в подсвечнике, а словно из другого воска вылеплена. Зое стало не по себе из-за непослушной этой свечи. Она ещё раз попыталась утвердить свечу в углублении подсвечника и отошла в очередь к раке блаженной Ксении, продолжая следить за выкрутасами горящей свечи. Женщины из очереди её подправляли: то одна подходила, то другая, то третья.
- Прямо как в жизни его, - подумалось Зое.
Когда они с Ветой вышли из усыпальницы Ксенюшки, Ветка заявила, что блаженная быстро помогает.
- Быстро, это год? – спросила Зоя.
- Может, и быстрее, может, уже и через полгода душа твоя звероуловленная освободится из сетей страстных, - безапелляционно утвердила Иветта, - Кстати, Илия – величайший праведник и ревнитель истины, был даже вознесен телесным образом на небо. Молись ему, святой поможет вам.
На следующий день Зоя отправилась в храм святого, в честь которого был крещен Илья. Храм был похож на плывущий корабль. И благость поселилась в душе Зои при взгляде на золочёную главку, рассекающую голубую ткань неба, по которому шли разводы узорчатых облаков. Зоя вспомнила, что эти облака называются перьевыми, и улыбнулась смущённо, потому что вспомнила тут же Илюшину белоснежную шапку волос.
- Во-о-о-от так я и живу, перешагивая из снежных сугробов в море черёмухи, оттуда в пуховую тополиную облачность, а с тополиной высоты и до перьевых облаков добралась, - обрадовалась Зоя, потому что белый цвет стал основой жизни её, счастья её земного. Но тут же спохватилась: он – чужой муж, чужой, чужой. Сердце заколотилось, и в груди опять защемило от боли. Зоя, еле сдерживая слёзы, вошла внутрь. Да и на улице начинал накрапывать дождик из неведомо откуда взявшегося серого облачка.
Внутри храма крестили младенцев. Таинство заканчивалось, и Зоя подождала, пока всех деток по очереди или подведут к алтарю, или же занесут и заведут в алтарь. Храм удивлял пышным, богатым убранством. Иконы все были в дорогих окладах, везде сияла позолота. А к иконе святого Илии нужно было подниматься по ступенькам. Зоя не знала, что больше потрясло её: эти ступени или неизвестное ей ранее изображение святого. Она поднялась к иконе, приложилась, поставила зажжённые свечи о здравии Ильи, опять приложилась к иконе.
Глаза святого не имели ничего схожего с глазами любимого. Из очей с иконы исходил чистый свет любви, от которого размягчался сердечный камень. А в глазах Ильи пряталась вселенская боль и тоска.
Зоя спустилась по ступенькам вниз и бросилась на колени перед иконой, вся в слезах умоляя:
- Господи, помоги любимому именем святого своего и спаси душу его от сети зверя блудного!
Свещница смотрела, как заворожённая, на коленопреклоненную перед образом женщину, которая, не замечая текущих по щекам слёз, с умилением и любовью смотрела на лик святого, а губы её шевелились в тихой молитве. Горящие свечи стали трещать и поплыли, роняя воск на пол.
Когда Зоя вышла из храма, свещница с опаской приблизилась к тому месту, где она молилась, и с благоговением осмотрела закапанный слезами и воском пол возле иконы, потом перекрестилась и приложилась к иконе. Икона была влажной. Свещница не поверила своим глазам и провела пальцем по лику: икона мироточила. Свещница побежала к настоятелю:
- Батюшки-светы! Что деется!!! Батюшка отец настоятель, у нас чудо!
Настоятель выслушал её и сказал сокрушённо:
- Столько лет ты при храме, а чудо сподобилась впервые разглядеть. Ты сама чудо и есть. По молитвам нашим воздаёт нам Господь. Вот той женщине и будет по молитве её, а тебе – по твоей…
*****
По возвращении из Питера Зоя избегала встреч с Ильей. Подруга посоветовала купить витамины для укрепления нервной системы, но Зоя вместо аптеки забрела на вокзал и купила билеты в Москву. Не прошло и суток, как она сидела в поезде в женском купе, и именно это женское купе насмешило её, потому что пятым пассажиром был огромный пушистый рыжий кот со своим паспортом и билетом. Его везли мама с дочкой, которые были заняты друг другом, причем проделывали всё это они тихо и миролюбиво. Соседка сверху, пришедшая последней, забросила сумку наверх и села заигрывать с котом, сообщая ему о своем чистокровном московском происхождении. Когда поезд тронулся, Зоя боковым зрением заметила, что сумка москвички дёрнулась. Она посмотрела внимательней наверх. Москвичка перехватила её взгляд, и Зоя пояснила:
- Сумка лежит небезопасно.
- Ну, если вы её не возьмёте, то ничего с ней не случится, - невозмутимо отпарировала соседка сверху. Мамочка с котом выглянула и увидела грозно наклонившуюся в её сторону раскрытую сумку, из которой вот-вот вылетит жестяной жбан пива прямо ей на голову.
- Небезопасно не для вас, а для нас, - пояснила женщина слова Зои.
Москвичка фыркнула, недовольно поправила сумку и стала парировать философское проборматывание Зои о том, что кто о чём…
- А о чём первом и думать в поезде!
Зоя не стала делиться тем, что первое, о чём думаешь в поездке: чтобы вещи все были закреплены и не летали, как в космическом корабле. Тем более что в вагоне невесомости нет. Она молча читала книгу и улеглась спать одной из первых, а утром, оказавшись на перроне, также молчаливо и почти не осматриваясь, растворилась в вокзальной толчее.
К Преподобному дорогу Зоя могла найти с закрытыми глазами. Иногда не бывая по два года в Лавре, она помнила путь до мельчайших подробностей, потому что часто вспоминала это благодатное место.
Зашла в академию. В семинарском храме трехъярусный иконостас, широкий: в двух верхних ярусах по двадцать одной иконе.
В Троицком соборе иконостас пятиярусный, вытянутый ввысь и изменяющий не только пространство, но и состояние. Когда взгляд поднимается по колоннам вверх, он встречается с сиянием, исходящим от ликов святых. В контрасте тёмных фресок и древних в коричневых тонах икон с лучистым нетварным светом, который невозможно написать, человек осознаёт себя ребёнком, которого любят, но который давно забыл, что это такое. Он стоит на плитах, по которым ходили святые, он смотрит на стены, расписанные святыми, он касается времени, которое стало вечностью. И вечность входит в него.
- Мама, а там лежит мёртвая царевна из сказки? - пятилетний мальчуган громко задаёт вопрос, показывая на ряд разноцветных зажжённых лампад, подвешенных над усыпальницей Преподобного.
- Серёженька, тише, там живой Сергий, - испуганно шепчет его мама, рыжеволосая толстушка, приехавшая, видимо, откуда-то из средней полосы России.
- Его зовут, как меня? А почему тише, если он живой? А почему фонарики разноцветные возле него? Он царь? - Не унимается малыш. Мать не знает, что и ответить.
Монах, поправлявший свечи в светильнике неподалёку от очереди, показывает матери в сторону раки и сам идёт туда же, наклоняется к дежурившему возле усыпальницы иеромонаху и что-то тихо говорит. Иеромонах кивает в ответ и внимательно смотрит на подошедшего с матерью мальчугана, которому всё интересно. Очередь страждущих приложиться к раке Преподобного на время останавливают. Иеромонах открывает крышку раки, и мать прикладывает Серёжу. Монах в это время приглашает из очереди мужчин.
- Серёжа, как Преподобный любит тебя, - сквозь слёзы проговаривает его мама.
- А как ты это узнала? И почему ты плачешь, мама? Это же хорошо, что любит, - уговаривает маму малыш. А толстушка не сводит глаз с усыпальницы и шепчет, не замечая текущих жарких слёз:
;- Преподобный Сергий, моли Бога о нас!
Зоя стояла в очереди и плакала вместе с этой рыженькой женщиной и молилась Преподобному за всех своих близких: за одноклассника Серёжу и его семью, за дочь… свою и Ильи, за мам… свою и Ильи, за сыновей Ильи и… за Илью…
*****
Через два дня Зоя возвращалась в свой город, она сидела в вагоне и читала православный журнал. Она читала всё подряд, включая рецепты, лишь бы помыслы не одолевали её. В статье о Преображении Господнем она наткнулась на следующее высказывание: «Когда апостол Павел был восхищен до Третьего неба, он сказал, что слышал там глаголы, о которых нельзя сказать языком человеческим».
Дочитав до этой фразы, Зоя замерла. Она вспомнила, как силилась описать возлюбленного своего - таким, как увидела его впервые, но никак не могла подобрать слов. Потому и не могла найти слов в языке человеческом, что Господь показал ей душу возлюбленного Илии, а не одно только тело. Душу, вопиющую к Богу, которую не слышит Илья, и потому – бедную. Да, именно тогда Зоя поняла, что полюбила его. Но враг стал подсказывать, что спасти душу мужчины можно только в браке. И Зоя стала тогда мечтать о недозволенном: о браке с женатым мужчиной. Сейчас Зое стало страшно, что она могла так подумать. Как она могла даже подумать такое?
- Прости меня, Господи!
Гадки желания мои,
Нарушающие заповеди Твои.
Но спаси любимого моего,
Не знающего о страстях моих.
Не казни его безвинно
За вожделения мои!
Всю ночь Зоя пролежала на верхней полке без сна. Поезд не качало, словно не по земле были проложены рельсы. Но Зоя ничего не замечала. Она объяснялась с Богом.
- Господи! Я верю… верю в Тебя! Но я верю в любовь и счастье! Что же мне теперь делать? Я не могу жить без Ильи. Да, я столько раз принимала решение не встречаться с ним… Но когда он звонит, я забываю обо всех своих решениях. Когда он приходит, я таю в его объятиях. Господи! Спаси меня от безволия моего! Знаю, что не его, а Твою волю должна исполнять я. Да, это его жена должна слушаться Илью и бояться страхом Божиим, а я… Кто я? Что я?
До знакомства с ним цветы делились на две категории: растущие и сорванные. Теперь не могу без боли смотреть на алые розы и испытываю щемящий до слёз неизбывно-расслабляющий прилив сердечный только от одного взгляда на белые хризантемы.
Самое страшное – это предательство, измена. Именно предательство простил Иисус… Господи, помоги мне простить его! И пусть он спасётся! Пусть, Господи, он спасётся! Не остави его, Боже, - шептала Зоя из последних сил, - пусть спасется, спаси его, Господи! – слезы иссякли уже, а она шептала одними губами: - Господи милосердый, спаси любимого! Я исполню всё, что Ты велишь!