Я завидую твоему язычку. Он может так игриво касаться твоих губ. Я завидую... знаешь, чему еще? Твоей кружке с горячим чаем. Тому, как ты обнимаешь ее руками, грея холодные, мраморно-изящные пальцы о фарфоровое тепло. Я завидую... Ночи, в глубину которой смотрят твои дивные глаза. Каждой мелочи, на которой останавливался задумчивый взгляд. Жаль, я не попал в ряд этих мелочей. Может, я слишком материален для тебя? Может, недостаточно пристален мой взгляд?
Я боюсь задерживать его на тебе дольше пары секунд. До дрожи, до мурашек по холодной коже хочу встретиться с тобой глазами, но мне страшно, страшно так, будто единый взгляд повлечет за собой смерть всего, что мне дорого... Хотя... не за дорогое я боюсь. Да и дорогого у меня не осталось, когда я впервые увидел тебя.
Я называл себя циником, с усмешкой отрицал чувства менее реальные, чем чувство голода или боли, снисходительно улыбался на признания в любви, не желая знать и верить. Это звучит глупо и главное — поздно, но как же глубоко я заблуждался... В моменты, когда я не думаю о тебе, я готов на коленях просить, умолять о прощении всех, кого я отверг за свою жизнь. Потому что только сейчас я понимаю, насколько нестерпимо замечать взгляд, направленный сквозь тебя...
Однажды мне показалось, что ты улыбнулся мне. Слегка приподнял уголки губ, чуть прищурив пронзительно-зеленые глаза. Не в память это мгновение врезалось — в сердце... А оказалось, ты улыбнулся кому-то за моей спиной. Прошел мимо, а я, задыхаясь, хватал губами бесполезный воздух. Я никогда не замечал, насколько сильный ветер поднимает проходящий рядом человек. Никогда не задумывался, сколько оттенков в этом ветре. Тогда вихрь из ощущений ворвался в душу, круша всё на своем пути... А ты просто уходил с кем-то сзади меня, и не подозревая, какую бурю ты только что вызвал в моей душе.
А ты сможешь увидеть в моих глазах этот ураган, который заставляет меня содрогаться от особо сильных горячих порывов прямо в сердце? Сможешь, если я не отведу взгляд, пока ты его не заметишь? Увидишь в моих глазах свое отражение? Я же другой теперь. Я больше не утверждаю, что чувств не существует, нет, как я мог такое говорить? Ты первый, кто заставил меня признать поражение. А теперь позволь мне признать его еще раз: ведь я всегда гордился тем, что не смотрю людям в глаза.
Даже время замедлило ход — а я и в это не верил. И не знаю, что лучше — верить красивым словам из книг, или ощутить на себе, как разрывается грудь от гулких ударов изнутри, когда ты поднимаешь голову от тетради.
Вот он я — весь твой.
И ты улыбаешься и говоришь, что у меня красивые глаза.
Мне улыбаешься.