ВЕРА. Одно из самых ранних и светлых детских воспоминаний – о храме Тихвинской иконы Божьей Матери, что в селе Алексеевском. Села этого давно уже нет, эта церковь находится напротив станции метро ВДНХ и расположена на Ярославской улице. Раньше это место называлось – село Алексеевское. Возникло оно как путевой дворец царя Алексея Михайловича (Тишайшего) на пути в Троице-Сергиеву Лавру. Поэтому и называлось – Путевой дворец с церковью. Здесь государи останавливались отдохнуть после выезда из Кремля. Это сейчас все быстро – сел на поезд в метро и через 20 минут - ты уже в Кремле. А раньше, когда утром выезжаешь из Кремля как раз к вечеру и доберешься по тряской дороге до Алексеевского. Вокруг церкви (кстати, это место называется Церковная горка, и как только не пытались его переделать, ничего не помогало, народ называл его по-старому Церковной горкой. Так и осталось оно даже при Советах с этим названием. Я хорошо помню это село, у церкви протекала речушка Копытовка, которую потом взяли в трубы, но запах, напоминающий о названии, остался. Я помню также и строительство метро ВДНХ, которому очень радовался дедушка, т.к. с его открытием мы стали с ним довольно часто путешествовать по Москве. Вспоминаю нашу поездку в Донской монастырь на могилу его прапрабабки княгини Анны Федоровны Шаховской-Щербатовой и еще чьи-то могилы, которых, кажется, уже нет, т.к. в них захоронили каких-то важных большевиков. Но я опять отвлеклась, что неизбежно, когда речь идет об истории... Так вот, вокруг церкви было поселение всех нужных служивых людей (обозников, лабазников, конюхов и т.д.) Со временем расширялось село и кладбище вокруг храма. Мы часто бывали с бабушкой Кланей (маминой мамой) на кладбище, а потом заходили в церковь. На кладбище была похоронена мать моего деда (маминого отца) – прабабушка Катя (о ней я писала раньше и о ее пропавшем муже, моем прадеде тоже). Мы ухаживали за могилкой: поливали цветы, вырывали сорняки. Сидели с бабушкой на скамеечке, а бабушка рассказывала и пела старинные песни вперемешку с церковными песнопениями. Было тихо, спокойно, кругом пели птички, летали бабочки, внизу журчала речка Копытовка. В притворе храма все стекла были разноцветными – такие маленькие витражи ярко малинового, изумрудно-зеленого, голубого, яично-желтого цветов, которые сразу поднимали настроение и вселяли надежду. Я обожала это место, особенно, когда витражи подсвечивались солнцем, тогда можно было протянуть руку и она окрашивалась в тот цвет, который тебе хотелось. Я так и путешествовала по ступенькам, подставляя руки под разноцветные лучи. Это воспоминание навсегда у меня осталось, как положительный атрибут церкви. Мы входим в храм из притвора под тихое церковное пение. В солнечных лучах, пробивающихся из высоких узких окон, кружатся невидимые до того пылинки. От алтаря ползет сиреневый дымок кадила. Запах ладана, ни на что не похожий, благостный, как будто заполняет мою детскую душу. Мне так хорошо, что я начинаю плакать. Бабушка обеспокоенно спрашивает меня, что случилось. «Давай никогда отсюда не уходить, давай здесь жить!» Через много лет я узнаю, что именно об этом просили апостолы Спасителя на горе Фавор.
Эти походы в храм были нашей с бабушкой тайной – родители не хотели меня крестить, считая, что я имею право выбора. Конечно, я благодарна им за эту свободу в выборе, но разве могла я выбрать кого-то кроме Христа, имея таких дедушек и бабушек? Мне только жаль тех лет, что я могла бы провести в храме с верующими людьми и, если не уберечься от греха и соблазна, то, по крайней мере, рядом был бы священник, который направлял бы мою духовную жизнь в нужное русло. Мне жаль также неизбежной потери чистоты помыслов и поступков, от этого тоже, как мне кажется, можно было уберечься в храме. Впрочем, Господь все устраивает так, как мы определяем своими поступками. И, наверное, теперь я бы не стала ничего менять, так как у меня прекрасная семья, и я не мыслю себя без моих детей и внуков, но… многие свои поступки мне хотелось бы выправить, а в храме, через исповедь и причастие я могла бы получать реальную помощь…
…В пятом классе меня определили в звено…юных атеистов. Нам поручили сделать стенгазету и альбом о религии, об одурманивании народа, преподаватель намекнула, что хорошо бы сделать фоторепортаж. Мои одноклассники загорелись этой идеей, решено было ехать в Елоховский собор – он был тогда самым главным. К тому времени школьная среда уже начала делать свое дело - быть верующим было не только плохо, но и позорно. Это были хрущевские времена, был запущен спутник, уже вернулся из космоса Гагарин, вышел антирелигиозный фильм «Тучи над Борском», где фанатики распинают на кресте юную девушку (читая через много лет воспоминания Ольги Ивинской – последней любви Бориса Пастернака, я наткнулась на описание мордовских лагерей, через которые ей пришлось пройти во времена, так называемой «хрущевской оттепели» - они были забиты верующими всех вероисповеданий, но, в основном, конечно, христианами . Обвинения выдвигались самые фантастические и чудовищные, началась новая волна гонений на Церковь, которой, распевая песни под гитары, не замечали «шестидесятники». .. Уже в семидесятые годы мы с мужем поедем к бабе Лизе Хохловской (Калитиной) в Нальчик. Пройдем районом Долинский, пытаясь отыскать бывший дом Петровых (моей бабушки Люси), а затем, минуя долину роз, мой брат Сергей Кузнецов- внук бабы Лизы, проведет нас далеко в горы в заброшенный монастырь. Монахов выселили в хрущевскую «оттепель», обвинив в связях с заграницей… по рации(!) Этот поход достоин отдельного описания, что я как-нибудь и сделаю… Такие притеснения верующих происходили в стране повсеместно, и это не могло не иметь своего резонанса у основной массы неверующего населения: «А вдруг, и правда, верующие такие изверги, а вдруг нас в жертву принесут?» И посыпалось огромное число доносов, начали заполняться бывшие сталинские лагеря – каждый правитель страны вносил свою особую лепту по части их заполнения). … Какое могло быть у детей такой страны отношение к вере, Христу, объяснять не надо, итак все понятно. Одному моему знакомому родной отец сказал: «Лучше бы ты стал алкоголиком или умер, чем стал верующим!» Вот с такими мыслями мои одноклассники и поехали в Елохово, я тоже была в этой компании, как член звена (до сих пор стыдно!) Мы приехали в храм с фотоаппаратом, хотя плохо себе представляли, что мы должны сфотографировать для «обличения». Решили снимать все подряд, а потом пусть учительница сама выберет то, что нужно. И вот я на пороге храма – впервые после нескольких лет перерыва. Опять тоже тихое благостное пение, тот же аромат ладана, какие-то совсем другие лица, как на старинных картинах… и ощущение ..., от которого сжимается горло и хочется плакать. В результате я отказалась идти. Тогда звеньевая смилостивилась и сказала: «Ладно, не хочешь в церковь, будешь брать интервью у какой-нибудь верующей девочки. Спросишь ее почему она ходит в церковь и пристыдишь, посмотришь, что она тебе ответит». У меня заныло в груди – я вспомнила, как недавно одной из учителей была организована травля Клавы Власовой из нашего класса. Самой тихой и безобидной девочки в классе. Они с братом Валеркой Власовым были из традиционно верующей семьи, и родители не делали им поблажек ни в чем – это особая длина одежды, прическа, потупленный взор. Никогда Клава не была ни октябренком, ни пионером. У меня не хватило духу заступиться за Клаву, но ее взгляд, ее слезы до сих пор жгут мое сердце и совесть. Я вспомню об этом, вернее, я не забуду, а просто пойму, что эта проблема для меня не решена, когда после смерти моей мамы (1980 г.) я поведу Наташу (старшую дочь) на очередной урок музыки в известную и престижную музыкальную школу, забыв после стирки ее нижнего белья, пришить крестик к маечке. Это сразу заметит ее учительница и начнет медленно накручивать веревочку от креста на свой палец, а потом, слегка придушив, спросит: «Так ты, оказывается верующая?» И моя девочка, не спасует, потому что мы уже были христианами, и я ей часто рассказывала про ту историю с Клавой. Она твердо ответит: «Да.» И этим выиграет поединок. Хотя, конечно, это потом отразится на ее оценках, на том, что «она не похожа на других», ей трудно в коллективе, поэтому надо ее забрать. Но она закончит эту школу и блестяще сдаст экзамены в регентское отделение Троице-Сергиевой Лавры… правда, проучится она там недолго, т.к. вскоре выйдет замуж и родит двойню, но это особая история…
А в тот далекий вечер на наш вопрос к верующей девочке, выходящей из Елоховского собора после службы: «Девочка, почему ты ходишь в храм?» Девочка вскинет голову и отбреет нас : «Потому что вы дурры!» И мы уйдем, посрамленные, сразу поникшие, понявшие, что делаем что-то не то. Кстати, пленка была засвечена, а может быть, как я сейчас уже думаю, кто-нибудь из умных родителей, специально ее засветил. Могла ли я подумать тогда, что когда-нибудь буду стоять в этом самом храме в страстную пятницу и горячо молиться за эту девочку и…Клаву, что муж у меня станет священником, а я – матушкой?
После этого похода я стала подолгу задумываться над тем, что дало той девочке силы и дерзость так ответить, что в ней было такого, чего не было во мне, когда обижали Клаву? Я это поняла, хотя на тот момент не могла сформулировать: вера и сила духа! Отсюда начинается медленный путь ко Христу, конечно, я сходила с этого пути, плутала, но вектор уже был определен маленькой грубиянкой из большого храма.
…Я попросила папу рассказать мне о христианстве (дедушка уже отошел в мир иной, и это тоже повлияло на мое отношение к вечным вопросам). Отец отругал меня за ту поездку и дал почитать книгу, «чтобы разобралась что к чему», он сказал, что к верующим надо относиться с уважением, независимо от их вероисповедания, что это дело святое, а глупость надо исправить – с Клавой подружиться. Это было самое сложное, ведь Клава была изгоем в классе. Но она посмотрела на меня всепонимающим взглядом, по которому я поняла, что прощена…
Книга называлась «Библия и современность.» Написана была матерым атеистом. Но как же я была благодарна отцу за нее: я сразу поняла сюжеты многих полотен мировой живописи, которые написаны, в основном, на библейские темы, так как в книге пересказывались главные библейские притчи… Чем больше я читала этот атеистический бред, тем больше недоумевала – неужели это можно воспринимать всерьез? Критика сама не выдерживала никакой критики! Если взрослый человек уверен, что Дни творения, это календарные земные дни, то разве это серьезно? Отчего ему не придет в голову, что в один из этих самых дней была собственно сотворена Земля, как планета, а вместе с тем и светила, которые только еще будут определять долготу дня? Мне, 12-летней девочке стало смешно: а что же дальше, такая же глупая критика? Почему он так примитивно трактует образ Бога, просто, как человека в определенном историческом отрезке. Ведь, если Господь всемогущ и всегда был, то как быть со временем? Для Бога тогда нет времени, а большинство аргументов автора строилось именно с учетом времени… Закончив читать, я поняла, что это меня не устраивает, и эта « Библия и современность» - не только не убедительна, но просто примитивна… С этого момента меня стало интересовать все, что так или иначе касалось христианства. А после прочтения «Подростка» Достоевского, которого я просто зачитала до дыр, передо мной встало так много вопросов, что перед очередной поездкой моей бабушки Люси в Ленинград (там жил ее младший сын – Вениамин – кинооператор, или дядя Веня Калитин со своим сыном Юрочкой), я попросила бабушку взять у какой-то бабы Лены, которую я никогда не видела, но она наша близкая родственница(не знаю с чьей стороны – бабушки или дедушки, т.к. ни ее, ни дяди Вени уже нет в живых) Библию. Бабушка говорила, что она очень верующий человек, и у нее хранится много икон и книг из нашего имения. Но так как имения были и у бабушки, и у дедушки, я так и не знаю, кому из них баба Лена приходилась родственницей. Баба Лена с радостью передала мне Библию, и я засела в огромное дедушкино кресло с шелковой обивкой (когда он в комиссионке покупал это старое кресло, соседи недоумевали – зачем при такой тесноте кресло? Но теперь- то я знаю – это напоминало ему имение...) По радио звучал Бах, была осень, листья падали в нашем саду, скользя по окну, и некоторые задерживались на нем, как случайный подарок. Я принимала все, что было написано в Евангелии, но многого не понимала в Ветхом Завете. Я поняла, что это главная книга в моей жизни, и стала сверять с ней свою жизнь, мне хотелось делать добро, встать на колени и плакать, тогда я не знала, что это называется каяться. Это очень долгая тема, поэтому я прерву свой рассказ, а продолжу при случае. Скажу только, что эта книга у меня пропала в самый неподходящий момент моей жизни, а будь она под рукой в нужное время, возможно, жизнь моя сложилась бы иначе… А в то время рядом со мной не было ни одного человека, с кем я могла бы поделиться этим своим открытием. Я пробовала подходить к молодежи в храме, но мне не везло – все пугливо отходили. (продолжение следует).
----------------------------------
фото: одна из родовых икон нашей семьи, которая по воле Божьей уцелела, несмотря на красный молох. Это икона трех святителей - Василия Великого, Иоанна Златоуста И григория Богослова.