- Каллист врач, к нам вон кто пожаловал, - проговорил Верна, кивая в сторону двери, где переминался с ноги на ногу заросший щетиной человек в грязном хитоне и заплывшими глазами.
- Кто это? – удивился Каллист, нахмурившись – ему показалось, что это кто-то из истинных христиан, вроде тех, что недавно посещали Верну и клялись «бородой Доната».
- Это… отец ихний, вот что, - еще тише добавил Верна.
- Эй, врач, - прохрипел Демокед, - ты мальчишек взял… себе на утеху… так мне заплати. А то на рынке снова говорить про вашу семейку начнут.
- Разве на рынке еще не иссякла местная Гиппокрена? – спросил Каллист.
- Севаста забирай, а Поликсения мне отдай. Он – моя кровинушка, не отдам тебе на поругание! – ударил Демокед себя в грудь огромным кулаком.
Никто – ни он, ни Каллист, ни даже зоркий Верна – не видели Поликсения, спрятавшегося в потухшем очаге под Добрым Пастырем с мохнатым псом.
- Слушай, Демокед, - произнес Каллист, пораженной легкостью пришедшего ему на ум решения, - а ты бы продал мне Поликсения в рабство? Деньги – сейчас.
- А что? – вдруг обрадовался Демокед, мгновенно забыв, что Поликсений – его кровинушка. – Бери!
- Отлично! – воскликнул Каллист, чертя быстро строки на услужливо принесенной Верной восковой дощечке. – Вот здесь распишись – и вот деньги.
Демокед пересчитал золотые.
- И кувшин дайте, глотка высохла.
- Воды? – поинтересовался Верна.
- Вина! – возмутился Демокед.
+++
Уже темнело. Верна заглядывал в каждую беседку, потом в каждый сарай, в курятник, и, наконец, обнаружил в конюшне, рядом с игреневой кобылой и ее белым жеребенком, на куче соломы, свернувшегося в клубок, как от боли в животе, Поликсения.
- Ах, вот ты где! – схватил его за ухо Верна. – А я-то тебя обыскался! Проказник! Быстро домой! Ужин на столе!
Поликсений слегка вздрогнул, склонив голову набок – к уху – и покорно встал, ничего не говоря.
- Я тебе! – продолжал Верна. – Разбаловались с братом!
Мальчик молча стоял перед ним, смотря куда-то в сторону сухими, опустошенными глазами.
- Ты что это? – встревожился Верна, отпуская его ухо и торопливо щупая его лоб. – Никак, заболел! Да у тебя жар! Говорил же – не играйте на солнце в мяч! Ну?
- Верна, - поднял на него сухие, покрасневшие глаза Ксен. – А ты с детства был рабом?
- Я родился в доме господ, - с гордостью сказал Верна.
- Ты мне потом расскажешь, как это – быть рабом? – спросил Поликсений, смотря куда-то в сторону.
- Расскажу, расскажу. Идем-ка в постель, я тебе ужин туда принесу. Ты горишь весь. Проголодался, наверно?
- Нет, - кратко ответил Поликсений и упал в обморок.
… Когда вернулся Каллист, к нему навстречу выбежал зареванный Севаст.
- Каллист врач, Каллист врач! – захлебывался он словами.
- Опять реветь? Я словно не мальчиков воспитываю, а девчонок!
- Ксен… Ксен умирает!
- Что?!
…Поликсений лежал на постели в полузабытьи. Его светлые кудрявые волосы были мокрыми от воды – Верна только что сменил примочки – и кудри ребенка распрямились в тонкие куцые пряди.
- Ксен! – окликнул его Каллист, поднимая его на руки. – Ксен! Поликсений!
Тот приоткрыл глаза.
- Я – теперь чей раб, Каллист врач? Можно, я буду вашим тогда рабом?
- Ксен! – воскликнул Каллист растерянно. – Что ты городишь?
- Я буду вас слушаться, - продолжил Поликсений. – Я буду вам помогать. Я писать умею…и читать…
- Сейчас, сейчас, - проговорил Каллист. – Сейчас Верна приготовит тебе ванну. У тебя лихорадка.
Он прижал ребенка к своей груди и вынес на веранду. Сгущались сумерки.
- Возьмите меня, пожалуйста, к себе, - попросил Поликсений, заглядывая ему в лицо. – Я буду самым верным вашим рабом.
- Ксен! Что ты чудишь! – Каллист слегка встряхнул его, и мальчик, вскрикнув, испуганно обхватил его за шею.
Вдруг Каллист все понял.
- Ты слышал наш разговор с твоим отцом? – мягко спросил он. – Ты и в самом деле подумал, что я тебя у него купил? Не бойся – ты свободный римский гражданин, каким и родился.
Он убрал спутанные мокрые волосы со лба Ксена, и стал ходить по веранде взад-вперед быстрыми шагами, прижимая его к себе.
- Понимаешь, Ксен, твой отец думает, что он продал тебя в рабство, на самом деле он только получил деньги и подписал бессмысленную писанину. Я поступил так, думая, что его частые визиты в наш дом ни к чему. Как у тебя сердце бьется! Испугался, бедняга?
- Да… - прерывисто выдохнул Ксен, и неожиданно заплакал навзрыд, уткнувшись в хитон Каллиста.
- Ты не плачь, не плачь, - гладя его по голове, говорил Каллист. – Мы с тобой завтра опять медицину учить будем… Ты ведь хочешь?
- Хочу! – счастливо всхлипнул Ксен.
…После ванны мальчик, успокоенный, уснул на руках вифинца. Каллист с улыбкой смотрел на лицо маленького земляка – Анфуса давно уже сказала, что Ксен похож на него. Каллист бы усыновил его, если бы не был бездомным странником, о благие боги – какой хороший мальчишка! А если бы они с Финаретой…нет, нет, нет. Он дал себе слово не думать об этом больше.
+++
Через несколько дней Каллист, перечитав последние письма Кесария, вел урок с мальчиками. Поликсен читал труд Галена «О назначении частей человеческого тела», а Севаст чертил углем на доске.
- Это Финарета и Александр! – заявил Севаст, с удовлетворением художника откидываясь и смотря на свое произведение.
- Нет, - возразил Поликсений, показывая на высокую фигуру в плаще, ниспадающем благородными складками – это Каллист врач.
- Нет, - отмахнулся Севаст, уверенно и быстро зачерняя углем волосы фигуры. – Это Александр врач.
- Больше сегодня занятий не будет, дети, - произнес Каллист. Он почувствовал, что очень устал – нет более сил. Как будто лихорадка начинается.
Он вышел из экуса, прошел мимо пруда с золотыми, как волосы Финареты, рыбками, и даже не склонился, как обычно, к его прозрачной воде.
Он долго шел через сад, мимо рощи, потом не глядя, напрямик.
… Солнце в полудне, он раздраженно срывает с плеч плащ, перекидывает его на руку.
На склоне холма он бросается на землю и долго лежит ничком, чувствуя всем телом жгучие лучи солнца. Как хорошо было бы умереть…
Вдалеке масличная роща – за ней имение его дяди.
Тень от большой одинокой смоковницы понемногу накрывает его голову. Он встает, опираясь руками на сочную траву - ее темные следы остаются на хитоне, словно морские брызги – и переползает в тень.
- Да, я должен уступить, да, - заговорил он, споря с невидимым собеседником, обхватывая голову и раскачиваясь, как от нестерпимой боли. – Пусть это будет счастье Кесария и ее, пусть… мне не надо ничего. Пусть – ему. Нельзя позволить, чтобы наша дружба распалась. Нет. Пусть – ему. Он заслуживает этого более, чем я. И она… куда мне ее звать? Скитаться по дорогам? С бродячим лекарем? С никому неизвестным периодевтом, странником-врачом? Что я могу ей предложить? Нет, даже подумать стыдно и смешно. Он – сын патриция…или всадника? Неважно. Я тоже сын патриция. Я махаонид, потомок Асклепия! Что толку. Ни кола, ни двора. У нее имение…что подумает Леэна? Что я зарюсь на приданное? У Кесария есть доля наследства. Вот доберемся до Назианза – и я поеду дальше. В Египет. А лучше – в Карфаген. Чтобы греческой речи вокруг не звучало, чтобы все было – чужое, чужое, чужое… Пусть он будет с ней. Да. Я решился. Надо добровольно сдаться, уступить. Я не буду разрушать нашу дружбу. Все. Прощай, Финарета. Я так и скажу Кесарию. Пусть не будет этих недомолвок. Они там провели несколько месяцев вместе – конечно, она пленена им. Он красивый, умный…девушки любят, когда глаза синие. И он высокий. Да, и Леэна его любит, а меня… просто терпит, пожалуй. Она и забрала Финарету нарочно. Что ж. Да – ни кола, ни двора. Надо привыкать. Буду жить так.
- Каллист! – позвал кто-то сзади.
Он обернулся – медленно, закрывая глаза краем ладони.
На мгновение ему показалось, что на лугу перед ним стоит Асклепий Пэан – в два раза выше человеческого роста, окруженный сиянием, в наброшенном через левое плечо огромном плаще.
- Каллист! – повторил Асклепий и бросился к нему.
- Кесарий! – закричал Каллист, кидаясь навстречу и стискивая друга в объятиях. – Кесарий…
Он зажмурил глаза от слепящего полуденного солнца.
- Послушай, Кесарий, - начал Каллист.
- Ты не слышал, как я тебе кричал издалека? Что с тобой? Каллист! Ты в слезах…Что случилось, друг мой? Ты молился? Я помешал?
- Нет, - ответил Каллист, веря и не веря, что перед ним стоит прежний Кесарий – загорелый, сильный, в покрытом пылью дорожном плаще. – Я должен тебе сказать, - его голос теперь звучал уверенно, с какой-то радостной твердостью, - я должен тебе сказать – ты один из нас двоих имеешь полное право взять ее в жены.
- Кого? – переспросил озадаченно Кесарий.
- Финарету, - быстро сказал Каллист.
Кесарий склонил голову на бок и медленно оглядел друга.
- Вот что делают они, хозяйственные дела. Что ты, что Грига – оба вы близки к френиту от них.
Он свистнул, подзывая коня.
Каллист продолжал стоять, опустив руки и щурясь от света.
- Я, интересно, для чего расписывал матушке все твои добродетели, а? – спросил Кесарий и с размаху хлопнул друга по плечу. – И про имение тоже… Я придумал. Все очень просто. Как мне раньше в голову не приходило! Отец отдает мне мою часть имения. Так? Я, наверное, уже до совершеннолетия дорос в его глазах… Мы с тобой делим ее пополам. Это немало, насколько я могу судить. И ты можешь свататься к Финарете. Видишь, все просто. Осталось только съездить в Назианз.
- К-как? В Назианз? – пробормотал Каллист.
- Ну, да – я же оттуда родом. Каппадокия – красивый край, поедем. А потом – я в Александрию, ты – сюда. Финарета просто без ума от тебя.
- Финарета? – спросил Каллист и глупейшим образом заулыбался.- Откуда ты знаешь?
- Ну…я же ее брат. Она всегда хотела иметь брата, знаешь? И потом, мы – христиане…ну, ты понимаешь, мы поговорили с ней о тебе…вернее, мы часто говорили… то есть мы все время говорили с ней о тебе! – Кесарий весело захохотал. – Ну, что ты так смотришь на меня? Поехали домой…в имение то есть. Леэна с Финаретой в повозке едут, а я – верхом. Ты был прав, я поправился совсем. Тебе надо было бы тоже съездить – ты такой усталый.
- Да нет, я ничего, Кесарий, я ничего… Говоришь, она…
- Все уши прожужжала мне о тебе. Что, не знаешь Финареты?
- Послушай, Кесарий…
- Что еще?
- Я не хочу, что бы ты ради меня приносил жертву…
- Какую такую жертву? Я жертв не приношу. Я христианин. Забыл на радостях?
- Да не это. Давай поговорим серьезно. Ты ведь любишь Финарету?
- Да, - невозмутимо ответил Кесарий. – Люблю. Как сестренку. Так я и Горги также люблю. Мне всегда хотелось младшую сестренку, кстати. Старшая – это не то.
- Как это - как сестренку?! – возмутился Каллист. Кесарий засмеялся.
- Давай, Полидевк , садись на моего коня – поедем быстрее домой. Он выдержит нас, Диоскуров, не бойся!