На фото:АВТОПОРТРЕТ РАФАЭЛЯ. 1506 год.
(ЗАМЕТКИ О РАФАЭЛЕ САНТИ)
…Свеча коптила, и тени от ее пляшущего пламени метались по стенам. Джованни Санти осторожно снял щипцами нагар со свечи и склонился над листом бумаги. Вдруг скрипнула дверь и на пороге появился мальчик в ночной рубашке до пят. “Что ты пишешь?”- спросил он, удивленно глядя на толстую рукопись большими темными глазами. “Пишу “Рифмованную летопись” для потомков” – немного высокопарно ответил ему отец. – А ты почему не спишь? Уже поздно…Иди, мой друг, завтра я тебе всё расскажу про мою летопись…”
Мальчик послушно затворил за собой дверь, а отец с грустью подумал о том, что Рафаэлю явно не хватает материнской ласки и внимания – с восьми лет растет без матери.
В ночной тишине отчетливо прозвучал лай собаки, ветер захлопнул расписной ставень и всё стихло. В комнате был слышен лишь скрип пера…
Джованни Санти, придворный художник и поэт герцога Урбинского, по свидетельству историков, был весьма посредственным художником, но очень образованным человеком. В своей “Рифмованной летописи”, которая нынче, как величайшая ценность, хранится в библиотеке Ватикана, он поведал о таких итальянских мастерах, как Мантенья, Мазаччо, Боттичелли, Перуджино, Леонардо да Винчи .
Он имел свою художественную мастерскую, в которой немало времени проводил его маленький сын. Отец сумел привить мальчику любовь к искусству и сам научил его практическим навыкам живописи. Он умер, когда сыну было всего лишь одиннадцать лет – детство Рафаэля кончилось ранним взрослением и вынужденной самостоятельностью. Но уроки отца не пропали даром - искусство стало смыслом жизни Рафаэля. В 1500 году он отправляется в Перуджу и поступает в мастерскую одного из самых знаменитых художников того времени Пьетро Вануччи, известного нам под именем Перуджино.
Традиционно индивидуальность ученика мало заботила мастеров-учителей того времени. Главная задача была одна – передать технику мастерства, остальное целиком зависело от способностей ”подмастерья”. Рафаэль за четыре года изучил манеру Перуджино настолько, что его копии было невозможно отличить от оригиналов учителя. Исключительная одаренность позволила ему пройти путь ученичества значительно быстрее, чем это бывало обычно, а ведь случалось, что обучение затягивалось и до пятнадцати лет…
Он рано узнал вкус славы и успеха. Упорство и работоспособность молодого мастера поражали всех – словно предвидя, как недолог будет его век, Рафаэль не выпускает кисти из рук. У двадцатилетнего юноши уже есть своя мастерская, ученики ловят каждое его слово, выгодные заказы наполняют его кошелёк золотыми и серебряными монетами. Но провинциальная ограниченность заказчиков тормозит пробудившиеся творческие силы художника – ему не дают рисовать так, как он хочет и может. Например, монахини одного из монастырей, сделав заказ Рафаэлю, подробно описали, что и как должно быть изображено на иконе и даже потребовали, чтобы божественный младенец был непременно в одежде. Художник с трудом сдерживал свои эмоции – экая нелепость! – и едва не отказался от такого поручения. Разве это – искусство?! Он мечтает сбросить с себя оковы условностей и запретов, мечтает творить свободно, вдохновенно, но понимает, что эту возможность ему способна предоставить только Флоренция – высшая художественная школа того времени.
И вот, в конце 1504 года, с рекомендательным письмом от своей покровительницы, имеющей прочные связи с правительством Флорентийской республики, Рафаэль появился во Флоренции, которая покорила его с первого взгляда своей строгой красотой. Он поражён ее архитектурой, на площади Синьории с восторгом взирает на мраморного “Давида” Микельанджело, его буквально оглушил шум и разноголосица флорентийских площадей.
Очень скоро ему стало известно, что в Флоренции живут и работают с десяток Рафаэлей – это открытие его неприятно удивило, но для себя он твёрдо решил, что отныне здесь должно звучать лишь одно имя – Рафаэль Санти. С чего же начать? Конечно, с изучения флорентийского искусства. Каждое утро с кожаной папкой в руках он, как прилежный ученик, посещает храмы и делает множество зарисовок, отбирая то, что могло бы ему оказаться полезным в будущем. Он бывает в мастерских, где художники ведут нескончаемые споры об искусстве, занимается науками, изучает анатомию, механику движений, пишет с натуры – он не дает себе покоя ни днем, ни ночью.
Но самое главное – Рафаэль видит и слышит великих мастеров – Микеланджело и Леонадо да Винчи. Он побывал в мастерской Леонардо в момент его работы над знаменитой “Моной Лизой” и долго после этого не мог прийти в себя от восторга. Джоконда снилась ему по ночам, он делал её наброски по памяти и даже написал сонет. Вот строки из него: “Покой утратив, я пришел в смятенье. И мне не подчиняется рука, Чтоб в красках воплотить небес творенье”…
Вглядитесь в знаменитый “Автопортрет” Рафаэля, написанный во Флоренции. Казалось бы, его лицо нельзя назвать красивым и все-таки оно прекрасно своей одухотворенностью. Художник сумел передать в нем столь много, что можно “читать” этот портрет, как книгу. В нём и благородство, и мягкость, и печаль…Он еще робок, застенчив, но решимость двигаться только вперёд, настойчивость и упрямство уже начинают проявляться в чертах его лица. Таким он был в те самые годы, когда день ото дня росла его известность, когда все чаще имя Рафаэля по праву занимало место рядом с именами великих мастеров эпохи Возрождения.
Именно во Флоренции одна за другой стали появляться нежные, задумчивые, грациозные, излучающие покой и умиротворение, рафаэлевские мадонны. Поначалу они были восприняты с некоторым недоумением. Ведь вместо принятых канонов к библейским сюжетам, Рафаэль предлагает зрителю вполне реальный мир, полный света и добра, показывая идеал женственности и материнства. Все мощнее начинает звучать его неповторимая интонация. Одним из первых он стал изображать своих мадонн на фоне узнаваемых пейзажей, как воплощение земной красоты. В отличие от старых флорентийских мастеров, он постоянно ищет, и его мадонны преисполнены жизненной правды, а благочестие их в каждой работе выражается по-новому. Вслед за мадоннами Рафаэля на свет появляется множество копий и гравюр, которые приносили громкую славу молодому художнику.
Среди аристократии и состоятельных флорентийцев началась настоящая “мода” на картины Рафаэля, которые, следуя молве, становились чуть ли не оберегом, ограждающим домашний очаг от бед. По случаю появления очередной рафаэлевской Мадонны в коллекции, а в одной только Флоренции он написал их два десятка, устраивались пышные торжества и приёмы. Рафаэль везде был желанным гостем, особенно в состоятельных семействах, имеющих дочерей на выданье. Он был принят и обласкан высшим светом, с головой окунулся в яркую, но праздную и суетную жизнь… Об этом ли он мечтал, ведь до сих пор ни один флорентийский храм не украшают его работы. Все-таки невнимание церковных иерархов не могло не огорчать. И его начинают посещать мысли о Великом городе – Риме, откуда доходили удивительные вести о затеянных папой Юлием П грандиозных преобразованиях. К тому же, с тех пор как Микеланджело и Леонардо покинули Флоренцию, центр притяжения для Рафаэля, естественно, переместился в Рим.
Если урбинский период в его биографии можно назвать ученическим, флорентийский – годами становления и взлета, то римский – это время, когда гений Рафаэля творит легко, раскованно, самозабвенно. В Рим его пригласил Папа Юлий II. Могущественному понтифику так приглянулись проекты 25-летнего Рафаэля, что он отпустил на все четыре стороны ранее приглашённых, весьма именитых художников. Говорят, что Папа даже повелел сбить уже нарисованные фрески. Так это или нет, но хорошо известен неукротимый нрав Юлия II, который несмотря на старость и болезни , на постоянные интриги вокруг него, руководил осадой укрепленных городов, командовал в сражениях, носился галопом на лошади, увлекая за собой в безумные авантюры испуганных кардиналов. Сам он не боялся никого и ничего, нередко ночевал среди солдат у костра, не страшился вражеского огня, даже если его белоснежное одеяние было залито кровью убитых рядом воинов.
Старик частенько ссорился с неуступчивым Микеланджело, а в гневе позволял себе даже “окрестить” величайшего скульптора своим преосвященческим посохом. Но с Рафаэлем у него сложились иные отношения. Вероятно, расположению папы способствовал общительный, деликатный, незлопамятный характер молодого художника, которого все любили.
Девять лет жизни Рафаэля было отдано фрескам Ватиканского дворца, которые наряду с “Тайной вечерей” Леонардо и Сикстинским потолком Микеланджело, специалисты считают вершиной монументальной живописи. С энергией и вдохновением истинного человека Возрождения, Рафаэль работал одновременно над множеством произведений - его выразительные римские портреты, сами по себе могли бы сделать его имя бессмертным. Характерная их особенность – простота, реализм, но эта живопись полна величайшего смысла и удивительной глубины. Властный и мудрый старец – папа Юлий II, увлеченный папский библиотекарь и большой учёный Ингирами, полный достоинства и благородства граф Кастильоне, женственная, притягательная, совсем как живая, Донна Велата… В каждой из своих моделей кисть мастера уловила, что-то глубоко индивидуальное, значительное, позволяя нам через много веков пристально, с удивлением вглядываться в облик человека эпохи Возрождения. В эти же годы он написал около десяти превосходных мадонн и среди них несравненная “Cикстинская мадонна” .
…Прижимая к груди сына, она спускается с неба навстречу людям – гордая, скорбная, недосягаемая. Мадонна очень молода и от этого еще более трогательная и прекрасная. Под ее босыми ногами – земной шар в облаках. В огромных глазах и страх перед трагической участью её ребёнка, и стойкость перед лицом судьбы, и сознание необходимости жертвы. Она несёт своего сына людям… Дано ли им спасти мир, достоин ли он такой жертвы?..
Картина полна внутреннего движения. Её ритмический строй таков, что неизбежно приковывает наше внимание к центру. Словно распахнулся тяжёлый небесный занавес и тайна неба открылась глазам зрителя. На переднем плане притягивают взгляд два ангелочка, совсем не озорные, как чаще всего их изображали, а серьезные и задумчиво-печальные, ибо они-то знают, что всё уже предопределено свыше…
Некоторые искусствоведы считали, что рафаэлевская Мадонна слишком проста, на ее голове не блистает корона, ноги босы, покрывало и плащ ее из обычной ткани. Да и младенца она держит так, как их держат крестьянки. Но эту босоногую женщину встречают, как владычицу небесную. Красноречивы фигуры святых Сикста II и Варвары – они полны благоговения перед молодой матерью. Всё в картине продумано до мелочей – здесь нет ни одной лишней детали и ничего нельзя убрать, чтобы не нарушить удивительную гармонию.
Рафаэль, многие годы вынашивая в душе этот образ чистоты и жертвенности, настолько “переболел” им, что хотел сам, без участия кого-либо, написать свою Мадонну. Он оставил незаконченные росписи в Ватиканском дворце своим ученикам и ринулся с головой в работу, сутками не выпуская кисти из неутомимых рук. Эта картина, написанная на холсте, была установлена в монастырской церкви Святого Сикста в провинциальной Пьяченце . Долгие годы она пребывала в безвестности, впитывая в себя копоть церковных свечей перед алтарным образом Святого Сикста, пока в 1754 году монахи-бенедиктинцы не продали её саксонскому курфюрсту Августу III за весьма приличную сумму. Вот тогда “Сикстинская мадонна” оказалась в Дрездене, откуда благодаря снятым с неё гравюрам, она разлетелась по всему свету и прославила навечно имя своего создателя.
Конечно, первый вопрос, который возникает при взгляде на Мадонну - это вопрос о прообразе и он непрост, потому что в разных работах последних лет жизни Рафаэля угадывается одно и то же лицо, которое было облагорожено и возвышено безумной любовью художника.
…Он повстречал ее в 1514 году, когда работал в Риме над заказом одного банкира – разрисовывал главную галерею дворца “Форнезино”. Уже были созданы “Три грации” и “Галатея” , но для “Амура и Психеи” Рафаэль не находил подходящей женской модели. Судьба послала ему Психею, когда он прогуливался по берегу Тибра. Это была прелестная 17-летняя девушка Маргарита Лути, дочь местного хлебопёка, за что мастер и прозвал её Форнариной. Он пригласил ее в качестве модели и, как это нередко случалось с художниками, безоглядно и навсегда влюбился в свою натурщицу. Рафаэль снял для неё виллу, осыпал подарками и драгоценностями, у дочери простолюдина появились дорогие наряды, свой экипаж для выезда, она стала жить, как знатная дама.
Но злые языки утверждают, что Форнарина была не слишком признательна художнику и не отказывалась от внимания других мужчин. Что у этой девушки с ангельским личиком была душа куртизанки. И едва ли не это стало причиной смерти Рафаэля - страсть, переживания, нервное истощение подорвали его здоровье.
Последние пять лет жизни Рафаэля были напряженными. Заваленный бесчисленными заказами папы и римской знати, он выступает главным образом как руководитель объёмных художественных работ. После смерти главного папского архитектора Браманте в 1514 году, он занимается строительством грандиозного собора св.Петра, увлечён археологией античного Рима, мечтает о восстановлении первоначального облика прославленных зданий древности и, более того, всего Вечного города.
Его считали баловнем судьбы, но он ковал эту судьбу своими руками, без устали шлифуя своё мастерство, не давая своему таланту ни дня отдыха и покоя. Специалисты свидетельствуют: сохранилось множество рисунков к ватиканским росписям. Знакомство с ними открывает доступ в творческую лабораторию мастера. И первое, что бросается в глаза – беглые наброски сменяются эскизами, эскизы более продуманными рисунками отдельных частей росписи, затем целыми композициями и так до тех пор, пока замысел не получает ясного графического выражения в законченном картоне. С такой же высочайшей мерой требовательности трудился Рафаэль и над своей последней картиной “Преображение”, отразившей глубокое разочарование, переживаемое искусством Высокого Возрождения. Она осталась незавершённой…
Художник умер в Великую Пятницу 6 апреля 1520 года, в день своего рождения.
В ту ночь римляне были разбужены мощными раскатами грома и зловещими вспышками молний во всё небо. Над Вечным городом бушевала сильная гроза, не позволяя никому уснуть. А наутро во всех церквах зазвонили колокола – они оповещали римлян о невосполнимой утрате – смерти великого Рафаэля.
Его современнику Микеланджело судьба даровала долгую жизнь – он всего несколько месяцев не дожил до своего 90-летия, Леонардо да Винчи прожил 67 лет, Рафаэль ушёл из жизни совсем молодым – 37-летним. В мистических совпадениях современники увидели особый знак Провидения. С этим трудно не согласиться.
Иллюстрации -
http://www.proza.ru/2012/03/27/1563