Я сидел в удобном кресле у Юрки Лапицкого в его новом домике в Абу-Касре. Мы отдыхали после очередного проигранного футбольного матча на первенство строительства. Конечно, два года игры в волейбол сыграли с нами злую шутку – мы разучились бегать, и у нас получались только красивые прыжки в штрафной с хватанием мяча руками. А какие-то шустрые механики, появившиеся здесь всего месяц назад, привыкшие иметь дело с дефицитом, незаметно передавали мяч друг другу, пока украдкой не проносили его в наши ворота!..
И чтобы как-то оправдать себя в своих глазах, мы вспоминали во скольких других мероприятиях, кроме футбола, нам приходилось еще участвовать!
Начиная, конечно, с Коммунистической партии, которая работала за границей в условиях подполья и называлась большим профсоюзом. Некоммунистические правительства не любят коммунистов за их простые и ясные предложения перестать воровать и поделиться доходами с населением. В Ираке коммунистов тоже не любили и часто вешали. Поэтому, пробираясь в наступившей темноте на свои собрания, мы чувствовали приятное возбуждение запретной деятельности. Иногда хочется рискнуть головой – она от этого сразу спохватывается и начинает думать. А наши жены, узнав про местные традиции, следили за тем, чтобы мы своих собраний не пропускали.
Профсоюзная организация, назвавшись малым профсоюзом, вообще ничего не делала, чтобы никого не раздражать – разве что иногда помогала искать Чапу. А комсомольская организация одела трусы и майки и лукаво назвалась физкультурной.
Вся власть на контракте, как объяснял мне всезнающий Юрка - «генеральские права», принадлежали главному советскому эксперту. Уголовный кодекс нашей страны здесь не действовал - чужая территория, и поэтому любое преступление наших граждан рассматривал только он. По договоренности иракцы не вмешивались. Здесь можно было даже кого-нибудь убить, естественно, из своих. Но, несмотря на большое количество поводов, такого случая еще не было.
А когда вся власть принадлежит одному, то пока он спит, тихо и дружно прорастают ростки новой власти: общества рыболовов, меломанов, барахольщиков, шахматистов, и, конечно, общество потребления крепких напитков, в которое отовсюду вливались все желающие, а другие общества и организации становились его коллективными членами.
И, как мне по секрету сообщил Юрка, вслед за валом прибывающих строителей, на Мадину обрушился вал самогоноварения такой мощи, что Юрка предложил лучше и не пытаться устоять против него, а послушно ставить брагу. Ибо, говорил Юрка, в Абу-Касре самогон уже входит в моду, о нем везде говорят, и ему все поклоняются. У Кузьмы, привезшего из Багдада 600 бутылок араки, купили только четыре штуки, и он теперь сидит среди своих ящиков, как потерявший популярность святой, и своим примером подкрепляет свою религию.
И получалось, то ли мы строили плотину и гидростанцию, то ли готовили большое брагохранилище и пристраивали к нему гигантский перегонный аппарат. Появились в хождении бутылки с красными перчиками внутри и с этикетками ручной работы, где на фоне пальм и будущего гидроузла лукаво улыбался, держа в руке полный стакан, подвыпивший главный эксперт. Уже мало было держать самогон в какой-нибудь красивой бутылке – его уже ставили на почетное место. Вот-вот должны были произойти канонизация самогонного аппарата и пойти первые святые, потому что пострадавших за идею стали причислять к великомученикам.
Высшей мерой наказания неудачнику была немедленная - ближайшим самолетом - ссылка в Москву. Ее получили у нас многие. В санитарных машинах, или случайно оставшись невредимыми, они покидали нас с отрешенными лицами самогонных аскетов.
Даже тех, кто думал, что закончил свой срок удачно и ловко избавился от перегонного аппарата, продав его иностранцам, возмездие настигало в дороге, потому что иностранцы приходили жаловаться главному эксперту, что русские аппараты плохие и не работают, потому что у них ничего не получается!
Иногда кара была первым, что видели прибывшие сюда люди. Когда радостные крики за праздничным столом по случаю приезда незаметно переходили в истошные вопли, звон и мордобой, означающие отъезд, старожилы, случившиеся поблизости, выходили взглянуть еще раз на загадочное явление природы – появление человека, ехавшего сюда издалека, и его исчезновение обратно на следующий день, когда и обидчик, и пострадавший катили в Багдад в автобусе, сидя рядом, как братья.
Посетив одно из добровольных обществ, успел сделать доброе дело и я. Возвращаясь домой после приятного вечера, я встретил у ворот Амары расстроенную Эльхам.
- Что случилось? – спросил радостно я.
- Я опоздала на последний автобус! Он уехал на пять минут раньше! - раздосадовано воскликнула она. – А мне обязательно надо быть сегодня в Абу-Касре!..
Я пообещал все уладить и храбро пошел к нашему сменному диспетчеру, чей «УАЗик» всегда стоял перед домом:
- Сергей, дай машину, я Эльхам в поселок отвезу.
- Эльхам я б и сам отвез!.. - хитро ответил Сергей.
Я сделал непонимающее лицо и пошел советоваться с Точиллой. Игорь взял ключи у второго диспетчера, и мы вышли к воротам.
- На… Езжай!.. - протянул мне ключи Точилло.
И на глазах у многих я храбро впервые уселся за баранку «УАЗика», а Игорь помог Эльхам сесть сзади, а сам устроился рядом со мной.
- Поехали!.. – привычно скомандовал он, как будто всю жизнь был командующим.
Я быстро нашел в темноте замок зажигания, нужная передача включилась сама, и машина привычно прыгнула в темноту, будто давно уже хотела кого-то догнать и разорвать в клочья.
В виде поощрения я почувствовал на спине прикосновение ладошки Эльхам. От этого я на ходу нашел включатель фар, вырулил на свою полосу и стал управлять машиной, как бывалый жокей, натягивая поводья тормозов, когда она начинала приплясывать или переходить в галоп. Я даже захотел закурить сигарету, но началась Мадина с ее узкими улочками, поворотами, неожиданными ямами, и я оставил это занятие, и сосредоточился на дороге, и моей спины еще раз коснулась нежная поощрительная рука.
А Точилло сидел ко мне вполоборота, как бывалый наездник-инструктор, и лицо его настолько бесстрастно улыбалось, будто за всю свою жизнь он видел массу крушений.
Хорошей дороги в поселок еще не было. Ее только начинали отсыпать, и она напоминала полосу препятствий вплоть до ям с водой. «УАЗики» создаются прыгучими и упругими. Им иногда надо куда-нибудь запрыгнуть или откуда-нибудь соскочить. И я умеренно пользовался их способностями, не сшибая ничего лишнего. Я был очень старателен, Эльхам нежна, а машина ко мне снисходительна.
Эльхам указала нужный домик. Мы остановились. Эльхам вышла и официально громко сказала:
- До свидания! Спасибо!
И мы повернули домой.
- Ну, а теперь давай потише! – сказал всепонимающий Точилло.
На следующее утро, когда мы осторожно объезжали на микроавтобусе все те препятствия, которые я накануне брал сходу, Игорь наклонился ко мне и, улыбаясь, тихо спросил:
- Помнишь, как ты тут вчера ехал?..
- А ты уже поставил брагу? – так же тихо спросил я Юрку, чтобы сменить видение.
- Да, - ответил тот. – В пластмассовом баке, которые нам выдали для грязного белья. Говорят, что лучше даже в немытом.
И проведя меня в ванную, он показал этот большой бак, внутри которого зловеще шипел зеленый змей.
И когда мы снова уселись в креслах, Юрка указал мне на домик напротив через улицу и сказал:
- Вот сейчас Толя и Коля гнать будут!
В домике напротив Юркины соседи занимались в данный момент финальным действием, соответствующим максимальному наказанию. Их домик просматривался с нашей стороны насквозь – так были в нем устроены окна. И мы по движениям теней легко догадывались о происходящем там процессе.
А процесс обещал быть захватывающим, потому что к их домику вдруг подъехала машина эксперта, из которой легко вышел Газат – помощник эксперта по кадрам, и с трудом вылез Стомихеев. Сейчас, когда раненый тиран проснулся, он хотел показать, кто тут хозяин, а два маленьких человечка еще ничего не знали и думали, что все хорошо. А мы с Юркой могли лишь замереть у окна и не сводить глаз с разворачивающегося действа.
Эксперт подошел к входной двери, и Газат, будто показывая товар лицом, встал в сторону и эффектно нажал кнопку звонка. Мы его, естественно, не слышали, но вздрогнули вместе с теми, кто его услышал в доме напротив. Фигуры застыли, кто где и с тем, что держал в руках. Потом одна отмерла, подкралась к окну и снова окаменела. Раздался второй звонок, прямо как в театре - и в домике все смешалось. Ведь скоро будет третий, пора открывать занавес, а надо было еще много чего лишнего убрать со сцены.
Эксперт с терпеливостью палача спокойно ждал у порога, пока кто-то из приговоренных с большим полным горячим баком в руках не додумался кинуться в туалет…
Канализация из домика выходила в колодец как раз рядом с входной дверью - это Лапицкий, как проектировщик поселка, знал хорошо. Поэтому он не удивился, когда рядом со Столетовым из металлической решетки вдруг высоко поднялось большое белое облако, из которого пьяно ухмыльнулся развязный джин. Эксперт и Газат пригнулись, решив, что джин их сейчас будет бить…
- Сейчас будет финал! – торжественно объявил театрал Юрка. Те, в домике, думали точно так же, но не зная получившегося эффекта, думали, что конец будет хоть и обидный, но счастливый.
Всю картину видели только мы, да еще, может быть, тот, кто смотрел сверху, потому что оторваться от такого зрелища было невозможно. Пауза длилась как в хорошем театре - каждый приходил в себя.
Наконец, эксперт шевельнулся: Столетов плюнул, попав себе на брюки, выругался и, припадая на искусственную ногу, резко направился к машине. За ним молча трусил расстроенный Газат. Машина заворчала и отъехала. На опустевшее место действия с небес плавно опускалась вспугнутая благодать. В домике напротив к окнам прильнули две бледные личности, только что чуть было не приобщенные к святости… Должна была прозвучать какая-то финальная фраза, и Лапицкий не выдержал:
- Да… Давно я такой интересной пьесы не видел!..
Продолжение:
http://www.proza.ru/2012/03/30/4