Укрощение родителей

Таня Беринг
— Привет! — Владька Макаров влетел в класс и хлопнул сумкой о парту.
— Здорово, — грустно ответил ему Петруха.
До звонка на урок оставалось ещё десять минут.
— Ты чего такой? Не выспался? — Владька разложил на парте учебники-тетрадки и, развалившись на стуле, стал просматривать в YouTube смешное видео.
— А! — отмахнулся Петька.
— Ясно. С родителями опять поругался, — догадался Владька.
С Петькой он дружил с детского сада и знал его лучше всех. Вот, например, если у Пети белел кончик носа, значит, он злился, а если на лбу появлялась складочка – значит, он принимал для себя важное решение. Ещё Петька умел шевелить ушами и делать куриную лапу, сгибая только верхние фаланги пальцев. 
— Да хоть домой не ходи. Достало всё! — проворчал Петька.
— А ты подружиться с ними пробовал? — спросил Владька.
— С кем? — часто-часто заморгал белёсыми ресницами Петька. Он всегда начинал чаще моргать, когда чего-то не понимал.
— С родителями! С кем же ещё!
Петькино недоумение потонуло в пронзительном школьном звонке.
В класс вошёл Андрей Борисович. Худой и длинный он получил в школе прозвище Карандаш. Андрей Борисович вёл математику в старших классах и второй день заменял приболевшую Светлану Егоровну.
— Доброе утро, молодые люди! — голос у Карандаша был мягким, бархатистым, как у ведущего с «Детского радио». — Разбудим ваши мозги задачами на смекалку. Итак, маме тридцать два года, возраст сына составляет две восьмые от её возраста. Сколько лет сыну?
Класс молчал. А Петька подумал, что его маме тоже тридцать два года и если её жизнь раскроить на восемь кусочков, то в каждом окажется по четыре годика. Он представил себе маму маленькой девочкой, как на фотографии из бабушкиного альбома. На маме серое платье с белыми зайчиками. Хотя бабушка утверждает, что оно синее, просто раньше все фотографии были чёрно-белыми. Но это не главное. Главное, что маме четыре года, а ему десять. Покомандовал бы он ею! Принеси то, подай это. Она б у него побегала в булочную на самом интересном месте в «Гарри Поттере». Потом Петька прибавил маме четыре года. Обижать малышей он не любил, а вот восьмилетнюю девчонку поколотить за вредность не мешало бы. Уж он бы её воспитал! Скрипя сердцем, Петька добавил маме ещё четыре года. Двенадцать. Да, двенадцать больше чем десять. Вот откуда всё началось! Этот командный тон и дурацкая манера часами висеть на телефоне и в Инете. Эх, две восьмых против шести восьмых! Никаких шансов!
— Петрунин! Петрунин! — Андрей Борисович тронул Петьку за плечо. — Мы хотим услышать ваш ответ.
— Восемь лет. Сыну, — вскочил Петька.
Класс задрожал от хохота.
— О! Полагаю, это ответ первой задачи? — растерялся Андрей Борисович.
Все снова засмеялись. Но Петьке было всё равно. Его мучили более важные проблемы.
После уроков Димка помчался на тренировку, а Петя с Владькой побрели домой вдвоём.
— Да чушь ты говоришь! Как можно подружиться с родителями, если они всё время орут? Только и слышу: «Сделай! Убери! Принеси! Помой!» Я что раб им какой-то? — не на шутку распалился Петька. — А тут ещё Светлана Егоровна! Написала в дневнике, что я невнимательный и мог бы учиться лучше. Мама так завелась! Вспомнила даже, что когда я был маленьким, то любил с горки скатываться, а подниматься – нет. И что ещё тогда она подумала, как это плохо скажется на моём характере. А папа! Стоило ему увидеть трояк за диктант, так такое началось! Он, видите ли, был отличником! Его родители гордились им, а я своих позорю! Но ведь это моё детство! И я хочу прожить его сам! — Петька со всей силы пнул ногой камень. — А что меня добивает больше всего, это когда они начинают перечислять, чем пожертвовали ради меня. Мама, видите ли, ушла с высокой должности, чтобы утирать мне нос, а папа не поехал учиться в Кембридж, и теперь он всего лишь менеджер в банке. Когда они так говорят, я начинаю чувствовать себя ошибкой их молодости, и мне хочется умереть или уйти из дома, — Петька на секунду замер. — Всё! С меня хватит! Я уезжаю в другую страну!
— Как это? — от удивления Владька чуть не споткнулся.
— Автостопом! Я в кино видел. Это легко. И мелочь у меня есть! Целый мешок! Из поездки в Диснейленд остался! Пройдёт много лет, стану я богатым, приеду в гости, и тогда все: и мама, и папа, и Светлана Егоровна, и даже Андрей Борисович пожалеют, что плохо со мной обращались! — несмотря на Петькину решительность, в его глазах стояли слёзы.
— Да, плохи твои дела! — сочувственно сказал Владька. 
Как помочь другу, он пока не знал, но твёрдо решил, что никуда Петьку не отпустит. И тут их окликнула Лида Галочкина. Она стояла у подъезда с большой корзиной и улыбалась.
— Макаров! Хорошо, что я тебя встретила! Герман Петрович велел передать, что сегодня в пять репетиция! — протараторила она.
— Да знаю я! А корзина тебе зачем? Подснежники собирать будешь?
— Для Моисея. Ты что забыл, его в корзине нашли! — и Лида уж было собралась рассказать весь сюжет библейской истории, как Макаров оборвал её.
— Всё, Галочкина, свободна! Мы тоже читать умеем.
Лида обижено поджала губы.
— На репетиции подсказывать не буду, так и знай!
— Ой, ой, ой! Очень надо! — сгримасничал Владька.
Он хотел добавить ещё чего-нибудь обидного, как вдруг вспомнил совет Германа Петровича, режиссёра их театральной студии, чаще смотреть на себя со стороны. И тут Владьку осенило!
— Петька! Я знаю, как тебе помочь! Есть один метод – укрощение родителей называется. Работает на все сто! Вот вчера вечером вы из-за чего поругались?
— Вчера? — Петька напряг память. — Мама просила меня купить хлеба на ужин, а я забыл, и ещё разбил мячом её любимую вазу.
— И ты хочешь, чтобы тебя не ругали? Да меня за это вообще убили бы!
— Значит, мой случай безнадёжен? — испугался за самого себя Петька.
— Расслабься! И не таких спасали! Пойдём к тебе. 
Ребята вошли в подъезд, и пока Петька возился с ключом, Макаров убедительно сказал: 
— Короче, ты должен увидеть себя со стороны!
— Как это?
— Сейчас узнаешь!
Сбросив в коридоре рюкзак и ботинки, Владька прямиком направился в спальню Петькиных родителей.
— Посмотрим, что у нас тут, — он распахнул шкаф-купе и замер. — Петька, а зачем твоей маме столько туфель?
— Папа тоже не понимает, но мама, знай, своё твердит: это моя слабость, это моя слабость, — пожал плечами Петька.
— Ясно. Женские приколы, — и Владька с интересом начал двигать вешалки с одеждой.
— Ты что ищешь? — занервничал Петька.
— Я же сказал. Ты должен увидеть себя со стороны, — и Владька сунул ему в руки сиреневое бархатное платье и тёмные замшевые туфли с пуговками. — Надевай!
— Зачем? 
Но Владька уже копался в косметике на туалетном столике.
— Ух, ты! Да у твоей мамы и помад, как туфель. А какая ей больше нравится: красная или розовая?
— Красная! — буркнул Петька.
Он злился на Владьку, что тот ничего толком не объяснял, и к тому же запутался в рукавах маминого платья.
— А это её любимые духи, да? — Владька понюхал флакончик и несколько раз нажал на пульверизатор. — Цветочные.
В конце концов, Петька справился с платьем и влез в туфли.
— Ну.
— Что, ну? Садись, давай, — скомандовал Владька.
Петька подчинился. Владька выдавил на ладонь тональный крем и стал размазывать его по лицу друга. Потом чёрным карандашом нарисовал стрелки на веках, наложил голубые тени, тушью начернил ресницы и жирным слоем обвёл красной помадой губы. Начесав Петьке его жидкие волосы, Владька сделал несколько шагов назад и громко сказал: 
— Здрасьте, Эльвира Михайловна.
Петька повернулся к зеркалу и оцепенел. Ему часто говорили, что у него мамины глаза, но только сейчас, в её вещах и с макияжем, он понял, как сильно на неё похож.
 — Шикарное сходство! А теперь вживаемся в роли, — и Владька побежал в Петькину комнату. — Какой у тебя здесь порядок, аж противно! 
Когда Петька доковылял на высоких каблуках до своей комнаты, там уже было всё – вверх дном.
— Ты что делаешь? — закричал Петька.
— Чувствуешь, да? Нарастает?
Петька и впрямь был готов придушить Владьку: вчера он полдня посвятил этой дурацкой уборке.
— Так. Отлично! А теперь подожди меня за дверью, — Владька вытолкнул друга в коридор. — Входи, когда крикну.
Петька сел на оттоманку. Внутри него всё клокотало и бурлило. Он сто раз пожалел, что купился на Владькины советы – убираться-то придётся самому! И вдруг он услышал грохот. Не дожидаясь зова, Петька влетел в комнату. Огромный горшок с цветком был разбит вдребезги. Чёрная земля горочкой лежала на светлом ковре.
Петька захлебнулся от гнева.
— Мамочка! — радостно закричал Владька, — Как я рад тебя видеть! Ты сегодня такая красивая! Прям, как актриса. А волосы у тебя какие шикарные! И платье, как у королевы!
Петька потерял дар речи и беспомощно вытянул руки в сторону черепков.
Владька сразу сделал виноватое лицо.
 — Мамочка, мне очень жаль, что я не удержал горшок. Честное слово, хотел сделать тебе приятное – переставить его на кухню. Не вздумай убирать! Я всё сделаю сам. Представляю, как ты устала. Ваш Николай Иванович совсем тебя не жалеет. А ты ведь у меня самая умная, самая красивая мама на свете!
Петька хлопал накрашенными ресницами и не знал, как реагировать на Владькину болтовню. Однако самым удивительным было то, что гнев, который охватил его с самого начала, словно кобра под мелодию дудочки, покорно оседал, так и не успев вырваться наружу.
— Ну, что? — Владька внимательно посмотрел на друга. — Работает?
Петька сглотнул слюну.
— Кажется, да.
— Тогда меняемся ролями. Отдавай мне платье, а сам устрой что-нибудь гадкое.
Петька мигом снял с себя мамины вещи, и пока Владька переодевался, рассыпал по кухне гречку и рис, вылил на стол молоко, сломал палочку в жалюзи, всюду раскидал фантики от конфет. Напоследок, для чистоты эксперимента, Петька залез в пакет с мукой и высыпал себе на голову пару горстей.
— Готов? — крикнул из коридора Владька.
— Заходи.
Выворачивая бёдра, счастливый Владька вошёл в кухню. 
— Ааа! — закричал он, не ожидая увидеть седого Петьку.
И тут ребята услышали, что входная дверь открылась. Петькина мама, Эльвира Михайловна, отпросилась пораньше с работы из-за высокого давления. В тёмном коридоре она споткнулась о ботинки и рюкзаки мальчишек и, не удержав равновесия, упала.
Петька выскочил из кухни и с ходу завопил:
— Мама, мамочка, ты такая красивая! Такая умная! Николай Иванович тебя совсем, совсем недооценивает!
— Какой ещё Николай Иванович? — испугалась Эльвира Михайловна. — Петенька, ты здоров?
И тут в замочной скважине снова повернулся ключ. Оказывается, Петькин папа после совещания в банке не стал возвращаться в офис и приехал домой. Папа вошёл в коридор, и от неожиданности даже ойкнул. У стены, прижавшись друг к другу, стояли Петька с кроваво-красными губами и Владька в платье и туфлях его жены, а сама жена, Эльвира Михайловна, сидела на полу и как-то странно подвывала.
— Папа, папочка! — закричал Петька. — У тебя такие шикарные волосы! Прям, как у актрисы!
— Что? — папа провёл рукой по гладкой блестящей лысине, — какие волосы? У какой актрисы?
Эльвира Михайловна завыла ещё громче, а Владька, недолго думая, бросился переодеваться в свои вещи.
— Ну, я пошёл. А то меня мама дома заждалась, — и он прошмыгнул между Петькиными родителями за дверь.
На следующий день Петька пришёл в школу, сияя, как солнце.
— Работает! — радостно сказал он Владьке.
— Кто работает? — не понял Макаров.
— Не кто, а что. Метод твой по укрощению родителей работает. Мои теперь со мной только ласковым голосом разговаривают. Папа вчера сам предложил в шашки сыграть! А мама перед сном вслух почитала! Мы с ней договорились, что если я буду все свои обязанности по дому исполнять, она мне разрешит каждый день в комп играть с восьми до девяти вечера, прикинь, а в выходные папа обещал мне айфон купить.
— Вот везуха! — подскочил на стуле Владька. — Так нечестно!
— А, по-моему – нормально. Хороший ученик всегда превосходит своего учителя!