Язык до Киева доведёт.
Дорогой читатель! Обязан предупредить: длинно!
Глава первая.
Эх, как хочется туда, назад, где славно было голопузым пацанам закинуть на утренней зорьке удочки в тихую речку Задуваевку. А и славно клевала в Задуваевке плотва на ручейника! А когда клёв закончится, и солнце начнёт припекать наголо стриженые макушки, здорово, смотав удочки, нырнуть с глинистого бережка в зовущую прохладу. Круто так нырнуть с крутого бережка.
Помнится один из таких славных денёчков голоногого детства. Копошимся мы, сопляки, баламутим водичку, плещем друг другу в лицо. И слышим с берега громко да красиво, не по-деревенски совсем:
«-Атзынь, фраерки, Вася Копчёный, внатури, аткинулся. Дай, нырну».
Слышали, что Вася Копчёный вернулся после отсидки вчера вечером. Но не видели ещё. Целый год не видели Копчёного. Попритихли сопляки, посторонились, глазёнки раскрыли, Васю разглядываем. Ох, и красивым стал Вася! Во рту фикса жёлтая блестит. На правой руке, от плеча до кисти татуировка синяя: «Ни забуду мать радную». Во рту папироска дорогая, «Беломорканал». Волосы стрижены под ноль. Трусы в цветочек. А как плюётся красиво сквозь зубы! Цык-цык! Загляденье.
Нырнул Вася с берега, да в один мах, сажёнками, до следующего берега и обратно. Брякнулся на траву, пузом вверх, выдохнул, блаженствуя:
«- Ништяк, внатури…».
А мы, сопляки, что видели-то, кроме кинофильма «Чапаев»? Что слышали, кроме радио «Маяк»? Ни думских заседаний тебе тогда не показывали, ни американских боевиков со сплошными факами. Деревня, словом, сельпо.
Кто посмелее, те сразу:
«Вась, Вась, дай докурить…»
А я, робкий, да совсем уж сопливый, и брякни глупость несусветную, всех пацанов рассмешил:
«- Вась, а чё такое ништяк?»
Вася на бок повернулся, окурок пацанам отдал, пальцами вперёд, огонёк внутрь ладони. Отвечает, не задаётся, не важничает перед сопляком, даже щелбан не отвесил:
«- Ништяк, фраерок, это значит, по фене, зыибись».
И все вокруг засмеялись, а я на ус намотал. Я сызмальства понятливый был. Так прознал я, сопляк, про ещё один язык. Я раньше-то знал, что есть два языка. Русский да матерный, который я уже понемногу начинал осваивать. А теперь вот узнал, что есть ещё третий, феня называется. И на ней, на фене, блатные разговаривают. А правильнее если, то не на фене, а по фене. И называется это «по фене ботать». А фраера по фене не ботают.
Я и не подозревал тогда, что, есть язык покруче фени, не говоря уж о мате.
А тогда сильно блатным языком заинтересовался. Уж больно красиво Вася Копчёный сквозь зубы сплёвывал. Прямо, как в песне: парень в кепке и зуб золотой. И так это: цык-цык. Вася в тюрьме на гитаре научился. Целых пять аккордов пацанам потом показал. У нас больше трёх аккордов никто из пацанов не знал.
Вася Копчёный, сказать по правде, по профессии не был ни учителем русского языка в нашей семилетке, ни даже каким-нибудь завалящим аспирантом-лингвистом. А в популярной литературе сведения о фене даже и скудными назвать было бы сильным преувеличением. Потому сведения о происхождении фени добывались по крупицам.
Совковый миф (по фене – фуфло) внушал, что феня, якобы, происходит от слова офеня (афеня). Это, дескать, офени разговаривали на условном языке, чтобы покупателей дурить. Блатной язык, как и язык офеней непонятен простому крестьянину.
Даль, словарь которого было днём с огнём не сыскать, говорил об офенях следующее.
«АФЕНЯ, офеня об. ходебщик, кантюжник, разносчик с извозом, коробейник, щепетильник, мелочной торгаш вразноску и вразвозку по малым городам, селам, деревням, с книгами, бумагой, шелком, иглами, с сыром и колбасой, с серьгами и колечками и пр.».
Максимов, лучший знаток быта русской глубинки, провёл в краю офеней некоторое время и в книге «На востоке» писал: «Селениями своими они преимущественно группируются в Вязниковском и Ковровском уездах Владимирской губернии». И записал несколько сотен слов офеней (сами себя они называли мазыки).
Читатель легко, может сравнить приводимые здесь для примера слова офеней со словарём уголовного сленга на lib.ru.
«Лох – мужик
Баба – гируха
Девка – карата
Молодуха – ламоха
Голова – неразумница
Хрен – нахрин
Репа – кругалка
Рубли – круглеки
Поп – кочет
Напиться – набусаться
бежать – ухлебывать
Сидеть – седжонить
Продавать – кухторить».
Из знакомства с книгой Максимова понятно, что ничего родственного с блатным языком офеньский, он же ламанский, галивонский, кантюжный язык не имеет. Ни тебе изысканнейшего слова «падла», ни тебе «фраера», ни тебе «в натуре». Ни тебе «откинулся», ни тебе «отмазался». Даже ни одного однокоренного слова.
Единственное похожее слово, которое можно найти сегодня в «Словаре уголовного сленга», это слово лох. Причём, как пишет Максимов, у офеней это слово означает просто мужика. Мужик, мужчина, man, если хотите. А вот в словаре Даля говорится, что на псковском наречии (но не на языке офеней!) оно означает примерно то же, что и сегодня: «лоховес, разиня, шалапай».
С какой стати тогда появилась такая утка (по фене – фуфло) о таком происхождении фени и самого слова феня? Да по политическим, по идеологическим, совковым мотивам.
Лет 80-90 назад шлягерами из шлягеров были песни Утёсова «С одесского кичмана бежали два уркана» и «Гоп со смыком». Впоследствии наглухо запрещённые.
Предыстория их известна из учебника для четвёртого класса семилетней школы. Временщик Керенский прежде, чем сбежать в Америку, выпустил из тюрем люмпен-пролетарские массы. Воров, грабителей и мошенников. В стране была разруха и безработица. Многие положили зубы на полку. Но потребовались специалисты по экспроприации экспроприаторов. И специалистов по экспроприации, благодаря Керенскому, в каждом городе было пруд пруди.
Это сегодня всем известно, что одесский налётчик Япончик был у комдива Котовского, бессарабского налётчика, красным командиром. А банда уголовников Япончика, он же былинный Беня Крик, именовалась полком красной армии. Оно ведь известно, люмпен-пролетарии, по марксистской теории, были такими же жертвами капиталистических акул, как и другие пролетарии. И многие вожди революции даже брали себе, по примеру блатарей, разные погоняла. Для фраеров надобно пояснить: погоняло означает кликуха.
Но в конце двадцатых годов прошлого века власти стали резко «отмазываться» от своих союзников по мировой революции: анархистов, «зелёных» и прочих сомнительных пролетариев.
Неувязка какая-то получалась. Уже и Турксиб построен, и Днепрогэс, затруднивший птичкам перелёт через Днепр. А воровство да грабежи, пережиток капитализма, никуда не исчезли. Значит, от таких попутчиков надо отмазаться. И стали отмазываться.
Сейчас-то всем, конечно, знакомы эти шлягеры в исполнении несравненной Ишибаши Мийоки:
«С одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана в дальний путь.
Под Вяземской малиной
Они остановились.
Они остановились отдохнуть.
Один - герой гражданской,
Махновец партизанский,
Добраться невредимым не сумел.
Он весь в бинтах одетый
И водкой подогретый,
И песенку такую он запел:
За что же мы боролись,
за что же мы сражались.
За что мы проливали нашу кровь?».
Как видим, тогда ещё махновец партизанский, проливавший свою кровь, числился в героях гражданской. Хотя сам Махно давно сбежал от бывших соратников куда подальше.
И стало как-то враз неприличным, что пламенные революционеры корешились с люмпенами-уголовниками-блатарями. Такими вот героями революционной песни:
«Гоп-со-смыком - это буду я!
Братцы, посмотрите на меня:
Ремеслом я выбрал кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
И тюрьма скучает без меня!»
И уж совсем неприлично стало, что блатной язык – язык революционеров. Блатных из революционеров срочно исключили. Отправили на перековку, как и капиталистических акул, которых урки экспроприировали как злостных экспроприаторов. Вот и придумали теоретики байку про офеней. Дескать, блатной язык это язык мелкобуржуазных отсталых офеней. А уж никак не язык передовых люмпен-пролетариев.
На самом деле феня к офеням никаким боком не относится. Это старинный язык воров, грабителей, скупщиков краденого и мошенников. Диалектная разновидность языка криминальных предместий Лемберга и Кракова, возами экспортируемая оттуда, в своё время, в Одессу. Подобно лондонскому «кокни», английскому диалекту люмпенов. Потому феня была и остаётся непонятной простому крестьянину. А байку об «офеньском» происхождении фени вешали на уши из идеологических соображений. Самое парадоксальное, что из советских газет хрущёвского времени это «фуфло» благополучно перекочевало в издания, претендующие на солидность. Век воли не видать!
Исследованием фени я, к счастью, так и не занялся. Как ни завидовал Васе Копчёному и его красивой фиксе, а на зону, к носителям и хранителям этого великого и могучего языка, всё же, слава богу, пока не попал. Впрочем, от сумы и от тюрьмы никогда не надо зарекаться. Но читателю порекомендую авторов, подробно осветившим эту тему.
Здешний маститый автор Михаил Л. считает, что феня это чистейший идиш. А многие словечки даже и производными от иврита. И убедительно показывает это. Приведу здесь некоторые блатные выражения из его заметок.
«Лох - объект для одурачивания, для обмана. От «лахут» - "жадный (до чего-либо)".
Урка – заключённый (ивр. урка - букв. отсиживающий срок)
Атас - внимание, приготовится! От ивритского «атуд» (на идише атус) - подготовка, предназначение».
Жадный, падкий на халяву, уж никак не равнозначно офеньскому слову «мужик».
Да и слово «пацан», сообщает Михаил Л., на идиш означает «пиписка»:
«Так вот, какой-то писатель-еврей ему сказал, что слово «пацаны», которое использует вдоль и поперёк, произошло от еврейского « потцен », а потцен – это мужской член».
Да я и сам помню: часто вместо «пацан» иные, не приблатнённые, ребята называли нас, огольцов, «пистолет». А «пистолет», наряду со словом «женилка», в свою очередь, было одним из синонимов слова «пиписка».
А самые занятные и увлекательные рассказы о фене, о носителях и хранителях её традиций читатель найдёт на странице ещё одного местного автора. Этот автор – известный из книг детективного жанра Фима Жиганец. Он-то знает о фене не от Васи Копчёного.
Я же лишь рассказал о детских впечатлениях по дороге в Киев. По дороге, на которой ещё встретятся и Змей Тугарин и Соловей разбойник.
А блатное словечко фраерок на немецком языке, ветвью которого является идиш, означало в старину женишок!
Язык до Киева доведёт.
Глава вторая.
А в начале июня прогреется вода на мелководье, на плёсике посреди зарослей камыша. Карасик там и копошится, греется стайкой, ближе к обеду. Клюёт на красного червя, словно год не ел. Мы, сопляки, с утречка накупаемся, да за удочки.
И слышим, как-то, радио играет. Генка с девками купаться пришёл на речку. Этот Генка, деда Евсея внук, в отпуск приехал. Из Москвы. Он там гайки какие-то точит. Ой, красивый… Почти как Вася Копчёный. Ему б ещё татуировку… Штаны клёш. Плавки гэдээровские, в цветочек. В зубах сигарета дорогая, болгарская. «Стюардесса». Волосы кучерявые, до лопаток. И задницей так красиво крутит! В руках радиоприёмник «Спидола». И музыка на ненашем языке. Нет, не по фене, феню по радио тогда не услышишь, не то, что нынче. Тогда ещё заседаний думских не транслировали. Заводная такая музыка. Как сейчас помню:
« - Баб-Люба, баб-Люба…»
Генка рассказывал, про что песня:
« - Тама, пацаны, чувак чувихе говорит, скачи, чува, сюда, и будем задницей вертеть туда-сюда. И припев такой: баб-Люба, баб-Люба».
Про любовь, в общем. И ловко же Генка задницей вертел! Окурок на траву бросит, да ногой его растирает, одной, другой... Прямо, как в кино. И девки его любили, видать, за это умение задницей вертеть.
Сдаётся только, Генка слегка привирал. Про любовь-то, оно про любовь. Да только это, видать, была песня блатная, хоть и про любовь. Какой то был в этой песне сплошной аверхер. А мы знали, что только в блатных песнях матерятся. Ну, это тогда, конечно. Нынче-то совсем наоборот.
А за что же ещё Генку было любить? Генка только и умел, что вино хлестать, «Стюардессу» курить, задницей вертеть да материться. И в кого только такой уродился, горевал дед Евсей. Ни сам дед Евсей, никто в его роду не ругался срамно никогда. Бывало, спросишь:
«- Дед, а дед. А чем женщина от бабы отличается?».
Отвечает сердито:
«- Женщины, сопля ты этакая, никогда не матерятся!».
На селе, конечно, не без матерка. Бывало, напахивает кто картофельную борозду, а лошадь вкривь норовит. Пахарь покрикивает:
«- Борозду! Борозду! Куды полезла?!!! Куды?.. Не туды!.. Растуды-т-т-вою мать!»
А дед Евсей, помню, сказывал, что его ещё дед сказывал, что на старинные года в селе никогда никто не матерился. Матерщина пришла извне. С запада и востока. От бусурманов. Сначала в город. Поговорку слыхали: матерится, как сапожник? Вот сапожники матерились, да ещё кучера. Но те матерились только на лошадей. А ещё баре на своих крепостных матерились, чтобы лишний раз унизить. Грех это большой, говорил дед Евсей. Ругая крепостных чёрной бранью, по матери, баре не только их унижали, а унижали саму богородицу, угождая сатане. Истинно – бусурмане!
Потому нам, пацанам, дед Евсей и говорил всегда:
« - Запомните, сопли вы этакие! И козе ясно, что матерщина это чужой язык, во всём отличный от русского».
Дед Евсей такие слова, как жопа или там, муде, елда, манда к ругательным не относил. А дед Евсей всегда рассуждал верно. Если чего существует, оно имеет название. В то же время, любое слово может стать бранным, если придать ему скабрезный, похабный характер. А если слово это естественное, без скабрезности, без пошлости, то оно никак не бранное. Впрочем, читатель народ просвещённый, знает лучше робкого бытописателя толк в и табуированной лексике, и в обсцентной.
Вообще, бранные слова, они изначально чужие. А свои, они бранными реже становились. При отсутствии чужих. Взять, для примера, изящное чужеземное словечко guano, которое, по замыслу просвещённых людей, должно было в культурном разговоре заменить простонародное грубое слово дерьмо. Чёрта с два! Напротив, враз стало обсцентным.
Впрочем, Лесков про эту иноземную языковую экспансию ещё когда рассказал:
«- Как он мне это сказал, я ему говорю: ну нет, же ву пердю, это, брат,
сахар дюдю.
Отец Туберозов хотя с умилением внимал рассказам Ахиллы, но, слыша
частое повторение подобных слов, поморщился и, не вытерпев, сказал ему:
- Что ты это... Зачем ты такие пустые слова научился вставлять?
Но бесконечно увлекающийся Ахилла так нетерпеливо разворачивал пред
отцом Савелием всю сокровищницу своих столичных заимствований, что не
берегся никаких слов.
- Да вы, душечка, отец Савелий, пожалуйста, не опасайтесь, теперь за
слова ничего - не запрещается.
- Как, братец, ничего? слышать скверно.
- О-о! это с непривычки. А мне так теперь что хочешь говори, все
ерунда.
- Ну вот опять.
- Что такое?
- Да что ты еще за пакостное слово сейчас сказал?
- Ерунда-с!
- Тьфу, мерзость!
- Чем-с?.. все литераты употребляют.
- Ну, им и книги в руки: пусть их и сидят с своею "герундой", а нам с
тобой на что эту герунду заимствовать, когда с нас и своей русской чепухи
довольно?
- Совершенно справедливо, - согласился Ахилла и, подумав, добавил, что
чепуха ему даже гораздо более нравится, чем ерунда».
Поналезли в русский язык все эти ерунды да жевупердю, смешались с нижегородским, позагадили русскую речь…
Главное же в том, что естественные названия частей тела и естественных процессов совершенно неестественно приобрели похабное значение. Происхождение этих слов праславянское, и, по большей части, праиндоевропейское. И бранными они стали совсем недавно. Кто-то первым умышленно создал скабрезное производное из естественных слов. Бьюсь об заклад, что это был не простой мужик, ему бы ни в жисть не пришло в голову сочинительствовать, а представитель «образованного слоя». Да и когда простому мужику было сочинительствовать? А кто бы за него землю пахал?
Дурной пример заразителен. И пошлО – поехало. И пОшло – поехало. И получился анекдот: жопа есть, а слова нет!
Стоит только начать сочинять какие непотребные производные от любого, особенно, от мудрёного, слова, ну, депутат, или там, вагина, или менталитет, так сразу же они станут бранными. В старину таких слов слыхом не слыхали, потому чёрная брань сложилась из других совсем слов. Прежде для брани не предназначенных.
Долее всего не удавалось опохабить слово хер, означавшее, кроме прочего, вплоть до 1918 года букву русского алфавита. И только в восемнадцатом году буква хер была ликвидирована, как класс. Вместе с безобидными азами, добрыми буками, всезнающими ведами и жгучими глаголами. Да что там хер! Пятьдесят лет назад приговорили к высшей мере букву ё. Но (видно, до поры) амнистировали. Чем покойный Карамзин мешал строить коммунизм, ума не приложу.
Так вот, когда дед Евсей услыхал, как его красивый внук Генка матерится, он спросил с него строго:
«- Ты зачем, засранец этакий, материшься, деда своего позоришь?»
Генка смутился немного, но ответил честно и справедливо:
«- Это, дед, для связки слов в предложении».
Честно говоря, такой умной фразы от Генки даже я не ожидал. Попал Генка, как говорится, в самую точку.
Сопляком и я, чего уж тут скрывать, с Генки пример брал, а как же, он же старший ведь. И девки его любят, а я тоже хотел, чтобы, как подрасту, девки любили. Но подрос когда, в комсомольском уже возрасте, дошло до меня. Матерился Генка оттого, что словарный запас убогий. Вот, помню, вызовут кого у нас в классе к доске, кто весь день воробьёв из рогатки стрелял, а про уроки забыл. Тот слово одно скажет, потом мычит. Для связки слов в предложении. Ещё слово – опять мычит. Э да мэ. Но это в школе. А за стенами школы вместо мычания уже матерится. По примеру таких вот Генок. Так фраза длиннее получается. Прикинул я, юный комсомолец: а ведь у меня словарного запаса и так хватает, чтобы без такой вот связки слов обходиться. Так зачем эта ненужная связка, речь замусоривать? Чем короче речь, тем понятнее, зачем же её удлинять мычанием, не внося дополнительного смысла? А вот персонажи мои прямо из жизни, фантазии у меня никакой, и речь их всегда передаю практически слово в слово.
Кажись, было раз такое дело. Свагинил Ваня Шишкин у Генки сигарету. Генка рассердился, развыдепутатствовался, как вошь на гребешке:
« - Ещё раз увижу, вагиндюк, получишь вагиндюлей! А на первый раз прощаю. Пошёл отсюда на менталитет!».
Может, в деталях чего и перепутал, давно дело было. Но теперь, издалека, видится мне, что с Ванькиной стороны это был настоящий экшен, а не какое-то банальное жевупердю.
Этот рассказ не есть попытка анализа этимологии или семантики мычания, которым, по сути, является и матерщина. Это пустое занятие. Плуцер-Сарно давно уже всё изучил да всем поведал. Я же лишь рассказал о детских впечатлениях по дороге в Киев. По дороге, на которой ещё встретятся и Змей Тугарин и Соловей разбойник.
Да пошли они все в депутаты!
Это я не тебе, читатель! Совсем, я, что ли, опенисел?
Как говорила Генкина «Спидола», «Hey Baby, jump over here! When you do the баб-Люба, I gotta be there!»
Язык до Киева доведёт.
Глава третья.
В предыдущих главах я не упомянул о том, что языки бывают живые и мёртвые. Потому что, читатель это знает, конечно, не хуже, а даже, и лучше меня.
На берегах Задуваевки разговаривали раньше на многих живых языках. Русский, татарский, мордовский, да все смысла нет перечислять. Но самыми ходовыми языками были два. Русский и матерный. Вася Копчёный, правда, ещё пацанов, несмышлёнышей, фене учил. Многие освоили.
И никогда, наверно, не узнал бы я о существовании неведомого в наших краях мощного языка, если бы не случился поворотный момент в истории Задуваевки.
Волюнтаристский вождь нашей необъятной родины решил враз догнать и перегнать Америку, и к 1981 году всю страну одним махом отправить в коммунистическое общество. Заметьте, Америку перегнать, а не догнать Португалию, к чему сегодня ведут всё население ещё довольно обширной страны. Это вам не хухры-мухры!
Он так и сказал, как сейчас помню, что покажет всем кузькину мать. Определено было для показа кузькиной матери, как положено по марксистскому учению, три источника и три составных части.
Первое. Превзойти заокеанские народы количеством кукурузных хлопьев на душу населения. Для чего срочно была дана команда засеять пространство от Архангельска до Кушки кукурузой.
Второе. Превзойти эти же угнетённые народы по количеству стратегических ракет на ту же душу. Для чего была также дана соответствующая команда.
Третье. Сровнять, к едрене-фене, город с деревней!
Так на окраине Задуваевки, среди кукурузного поля, вырос завод с загадочным, не только для стриженых «под бокс» пацанов, названием «почтовый ящик» и два десятка пятиэтажек. С прилагающейся канализацией и телефонизацией. Благодаря именно им недавно я, правда, пацан уже лысеющий и толстеющий, и открыл новый, великий и могучий язык. Ибо именно канализация и телефонизация дала нынче возможность пользования Интернетом.
Этот могучий язык бытует, как правило, на литературных и окололитературных сайтах, да ещё на некоторых форумах. И называют его олбанцким. Не освоив пока в полной мере этот могучий язык, поделюсь с дорогим читателем первыми впечатлениями.
Олбанцкий язык представляет собой некий койне. Но образованный не естественным образом, для чего требуются десятилетия или столетия, а синтезированный. Состряпанный кустарным способом.
Стряпня немудрёная.
Горсть обсценной лексики, горсть гарлемского псевдоязыка, столовая ложка фени, горсть суржика, щепоть цыганского. Вот, пожалуй, и весь рецепт. В качестве соуса – без меры выпендрёжа. Встречаются ещё кое-какие приправы, но это так, по вкусу.
Главное же в том, что если ты владеешь олбанцким языком, то тебя за аффтыра признают. Хорошо владеешь – крутой аффтыр. Плохо владеешь – никакой ты не крутой, а вовсе даже пологий аффтыр. А не владеешь совсем – никакой ты не аффтыр, а так себе, чёрт его знает, кто.
К несчастью, многие не смогли до сих пор освоить великий олбанцкий язык. От такой отсталости бывают у таких некрутых читателей всяческие затруднения. И сетует такой пологий читатель аффтыру.
«А., дочитать рассказ не смогла.
"Исконно русский" нужно писать без дефиса, так как это не сложное прилагательное, а словосочетание наречие + прилагательное. "Исконно" является самостоятельной частью речи, к наречию можно задать вопрос.
Л.».
А. отвечает проникновенно и поучительно.
«Это не совсем исконно русский язык, Л., а некая псевдокультура, которая постепенно пустила корни и подменила понятия, перетянув на себя представительские функции - русского языка, став своего рода "визитной карточкой" русского народа!
Наша молодежь на этом псевдоязыке уже разговаривает, а не "вставляет изредка крепкие выражения для красного словца" при соответствующем случае, увы, увы, увы».
И даёт крайне полезный совет.
«Прикоснитесь к истокам "олбанского языка" :))
Не "албанского", а именно "Олбанского" (есть такой, появился в последнее время), типа "Превед медвед!" и все такое :))
Субкультура наступает, нравится вам это или нет!
А что-бы понимать друг друга, стоит разговаривать на одном языке))) с китайцем на китайском, с бандитом по фене и т.д. и т.п.»
Намекает, между делом, что с одним известным блоггером на короткой ноге. Короче, чем Хлестаков с Пушкиным. Этак скажет, по емейлу, конечно: « - ПРЕВЕД… кхм…э-э-э… брат Медвед! Как оно?» А блоггер отвечает: «Да так как-то всё…».
После этого как не прикоснуться?
А ещё говорят, в стране дефицит демократии...
Прикоснулся. «Что-бы», спору нет, впечатляет. Наповал впечатлило. Ещё больше впечатлили знаки препинания. Просто очаровали. Ну, аффтор, ну, блиндаёт:)) Как же не стремиться к освоению перетянувшего представительские функции после этого?
Отрадно отметить, что продвинутые патриоты олбанцкого языка обычно не жадничают насчёт поучений. Поучают непродвинутых (здесь и далее, кое-где, по-олбанцки) охотно.
Для меня, как ни стыдно, практически не знающего пока этот богатейший язык, это очень ценно. Давняя моя мечта – освоить, хотя бы азы «олбанцкого».
Мне, например, очень интересно было узнать, благодаря одному учителю «олбанцкого», что в «олбанцком» языке в выражении
«"(а, может, прибедняется умышленно?)" - запятая после "а" не требуется».
Этак продвинутый в олбанцком аффтыр поучал (эх, повезло же человеку!) одного непродвинутого киевского (куда нас с тобой, читатель, рано или поздно язык доведёт) автора.
Вона как у них, в «олбанцком», не требуется, однако… На запятых экономят.
В отличие от русского языка, в котором, по правилам, если вводное слово можно в предложении переставить или убрать без союза, то запятая ставится, если нет – не ставится.
Ещё более познавательно было узнать, что в «олбанцком» языке союзы тоже могут быть вводными словами! Тот же учитель «олбанцкого» не преминул посвятить в тонкости «олбанцкого» языка:
«Только в твоем случае вводные - "а может", а не одно "может"»
Вона как! Оба слова, значит… Равноправие… Здорово!
А вот русский язык на этот счёт победнее, такое право имеют только глаголы да наречия. Изредка – имена собственные. Но никак не союзы «а» или «и». Дискриминация, однако… Разве что, как раз, это самое слово «однако»… Которое одно наделено привилегием играть двоякую роль. И может быть, как союзом, вместо «но», так и, вместе со словом «например», вводным словом. Да уж... Кому дискриминация, кому привилегии. Далеко русскому до демократии!
А могут в «олбанцком языке» служить вводными словами ещё и предлоги? Судя по всему, могут. У них ведь, в «олбанцком» языке, равноправие.
Недаром говорил писатель:
« - О, великий и могучий «олбанцкий язык»!».
Потрясающее открытие: словосочетание А и МОЖЕТ – два вводных слова. Это на олбанцком языке, если не ошибаюсь, называется отпад.
Только если в русском языке при встрече двух вводных слов, между ними ставится запятая, то в олбанцком, как утверждают знатоки, она лишняя.
Это ещё что! Иные учительницы могут ещё больше удивить непродвинутых. Переписав из сети, например, таблицу умножения (вариант – правила выделения вводных слов), на её основании доказать, что дважды два равно пяти (вариант – доказать, что предлоги и междометия есть не что иное, как самые главные вводные слова). Потрясённому лоху запросто будет доказано (ты не поверишь, читатель, на примере классиков!), что запятую не только в олбанцком, но и в русском языке надо ставить не там, где это полагается, а там, где понравится. Например, в середине слова. А если кто не согласен признать этот очевидный факт, требует удалить возражения напрочь. Это у них, в олбанцком, так принято.
Да и пусть так. Олбанцкий язык имеет такие же права, как и «всяк сущий»: русский, суржик, матерный, калмыцкий или татарский. Более того, мировой литературе остаётся только сожалеть, как много потерял Пушкин оттого, что не владел олбанцким языком! Посуди сам, дорогой читатель. Пушкин жёг сердца людей одними только глаголами. А иной продвинутый аффтыр жжёт те же самые сердца не только глаголом, а ещё и междометиями, союзами, предлогами, числительными и даже прилагательными. Да что там междометия! Запятыми, круглыми скобками и двоеточиями жжёт олбанцкий язык чувствительную читательскую душу! Куда там Пушкину!
Только, на мой дилетантский взгляд, не надо насильно навязывать непродвинутым в олбанцкой грамоте авторам, изъясняться на олбанцком. Автор, как и аффтыр, не сапёр. Имеет право на ошибки. Но если уж, у какого непродвинутого аффтыра имеются огрехи, ошибки, опечатки, так пусть уж они будут русскими ошибками. Как говорил один олбанцкий деятель, кесарю кесарево, слесарю слесарево, а олбанцу олбанцкое.
Подбивая бабки, отмечу, справедливости ради, что имеется и сходство, пусть кому-то оно покажется весьма отдалённым, олбанцкого языка с русским. В русском языке имеются идиоматические выражения. В олбанцком – идиотоматические.
Не совсем, может быть, кому-то понятно, зачем, в принципе, понадобился олбанцкий язык. Какова его стратегическая цель? Неужто просто для того, чтобы поиздеваться над русским правописанием? Мелко плавает тот, кто так предположил. Ответ прост до безобразия. Чтобы русский язык, от которого и так уже почти одни рожки да ножки остались, добить окончательно. Из живого сделать мёртвым.
Этот рассказ не есть попытка анализа этимологии, семантики или идиотоматизма олбанцкого языка. Я лишь рассказал о детских (и не очень) впечатлениях по дороге в Киев. По дороге, на которой ещё встретятся и Змей Тугарин и Соловей разбойник.
Ну, вы и блиндаёте!
Язык до Киева доведёт.
Глава четвёртая.
Как задует северо-восточный ветер вдоль реки Задуваевки, так пора сматывать удочки. Клёва не будет. Тогда мы с пацанами другими делами занимались. Не такими интересными, конечно. Ваня Шишкин был в школе лучшим юннатом, Сеня Рабинович был во всей округе лучшим юнкором. А я был в округе самым знаменитым. Разгадывал географические загадки юнги Захара Загадкина и корабельного кока Антона Камбузова. И каждую неделю мою фамилию по радио называли, среди лучших отгадчиков.
Ещё тогда, по примеру Захара, стремился я разгадать мудрёные тайны топонимики. Начиная с нашего Задуваевска (до 1961 года село Задуваевка). Название это древнее. Когда ветер поворачивал с северо-запада на северо-восток, и переставала клевать плотва, он так сильно задувал, так задувал, что задувал прямо бабам под подолы. Отсюда и пошло такое славное название.
А вот выше по течению располагалось почти столь же старинное село Кукуево. Задуваевские старожилы так рассказывали о происхождении этого названия. Тамошние жители куковали всю жизнь из-за своей нерасторопности. У кукуевских плотников топоры да пилы из рук постоянно валились. Так наши мужики их вылавливали да пилили и рубили себе ещё десятки лет. Наш народ задуваевский собрался, как-то, по инициативе инициаторов, на собрание, да и сочинил народную песню, прославившую Кукуево на всю необъятную страну.
По реке плывёт топор
Из села Кукуева.
Ну и пусть себе плывет
Железяка куева.
Моя пионерская пытливость рассеяла это мужицкое заблуждение. Название села Кукуева произошло от старославянского слова «куява», которое означает высокий берег, бугор, пригорок. (Е. М. Поспелов) Вот эта «куява» - очень важное слово в моих топонимистических пионерских изысканиях.
Или возьмём Ростов. Козе понятно, что назван он в честь героя 1812 года Пети Ростова. А вот соседний город переименовывали не раз. В честь других героев, А. Щербакова, Ю. Андропова. Не так давно сшибли денег из федерального бюджета, вернули каноническое название.
Хотя не всегда всё так просто. Вот говорят, вернули исходное название Ленинграду. Исправили, дескать, историческую промашку. Да так ли это? В Ленинград был переименован город Петроград, а вовсе не Санкт-Петербург. Тогда бы и возвращать логичнее было название Петроград. А каноническим названием будет ни то, ни другое и ни третье. Потому что царь Пётр назвал в честь себя город, по своему обычаю, на голландский манер: Санкт Питер Бурх. Именно поэтому город всегда называли, и сегодня называют, и всегда будут называть в народе Питером, но не Петером. А в Санкт-Петербург, на немецкий манер, был он переименован без ведома царя-основателя. Так что, если уж возвращать каноническое название, так то, что дал городу Пётр Первый: Пи-тер-бурхъ.
Известное дело, если где есть кучкование народных масс, там, как уже говорилось, найдётся инициативная группа. Вот и в Задуваевске пришла такая группа к местному главарю, в переводе на ненашенский язык, мэру. Давайте, говорят инициаторы, вернём историческое название улице Свистовка, необоснованно переименованную в 1927 году в Интернациональную. На этой улице триста лет одни татары живут, никаким интернационалом и не пахло никогда. Городской главарь (mayor, значит, по-ненашему) взмолился:
«- Инициаторы вы мои дорогие! Да на эти бабки, что на переименование уйдут, можно автомагистраль до Москвы построить. Кто такие деньги даст на вашу Свистовку?»
К слову, о Москве. Пытливым пионером я, вроде бы, установил, что название Москва произошло оттого, что город этот, впоследствии, столица нашей необъятной родины, был заложен при слиянии двух рек. Реки Мос и реки Ква. Последние исследования показали, что весьма вероятно его происхождение названия от «олбанцких» слов «моск» и «вау».
Матерь городов русских! Это про Киев. «Как много в этом слове для сердца русского…»
Самое большое моё пионерское недоумение вызывал этот непонятный факт. Киев – слово мужского рода. Почему не отец? Если уж матерь, тогда, скорее, например, Рязань – слово женского рода. Сразу оговорюсь, Москва на роль матери не годится по причине малого возраста. А почему Рязань – об этом ниже. Пытался, пытался я пионером и эту закавыку раззакавычить. И ведь раззакавычил!
Что учебник для четвёртого класса рассказывал пионерам? В том учебнике был пересказ кусочка из «Повести временных лет». В пересказе, в свою очередь, академика Лихачёва. Ознакомившись с эти пересказом, мой смущённый неокрепший разум ещё более смутился. Абзацем выше в переводе «Повести» весьма вольный пересказ некоторых эпизодов из Книги Бытия. Которая, по словам нашего пионервожатого, как и вся Библия в целом, сознательными пионерами должна напрочь отвергаться как вредное мракобесие. Абзацем ниже – длиннющий рассказ об амазонках, лихо отрезавших себе одну грудь, мешающую поражать стрелой из лука представителей гнусного мужского пола. Что, как поведал пионервожатый, конечно же, сказка для детей младшего не пионерского возраста.
А посередине между этими абзацами рассказывалось об основании города Киев. И этому абзацу все октябрята, пионеры и комсомольцы должны были безоговорочно верить, как если бы это был «Моральный кодекс строителя коммунизма». В который не верить пионерам было нельзя. Такой вот сандвич. Сверху – сказка для тёмных старух, снизу – сказка для детей ясельного возраста. А посередине – истина в последней инстанции, в самый раз для пионеров. Этого мой пытливый пионерский ум недопонимал.
На всякий случай перескажу этот пересказ, не гонять же читателя по библиотекам да яндексам без толку.
«И были три брата: один по имени Кий, другой - Щек и третий - Хорив, а сестра их - Лыбедь. Сидел Кий на горе, где ныне подъем Боричев, а Щек сидел на горе,
которая ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, которая прозвалась
по имени его Хоривицей. И построили город в честь старшего своего брата, и
назвали его Киев.
Некоторые же, не зная, говорят, что Кий был перевозчиком; был-де тогда
у Киева перевоз с той стороны Днепра, отчего и говорили: "На перевоз на
Киев". Если бы был Кий перевозчиком, то не ходил бы к Царьграду… Кий же, вернувшись в свой город Киев, тут и умер; и братья его Щек и Хорив и сестра их Лыбедь тут же скончались».
Видать, какую южную инфекцию братец привёз. И в наше время то холеру привезут из Индии, то малярию из Таиланда.
Что зовётся в Киеве именем сестры, «Повесть» не говорит. Но от Захара Загадкина я знал, что по городу Киеву течёт река Лыбедь. А вдоль города ещё и река Трубеж.
От того же Захара Загадкина знал, что в Рязани точно так же по городу течёт река Лыбедь, а вдоль Рязани – река Трубеж. Это при том, что ни Кий, то ли князь, то ли перевозчик, ни его братья в Рязани не бывали. Судя по раскопкам, Киев на полтысячелетия старше Рязани. Тем не менее, наличие Лыбеди и Трубежа даёт основания Рязани называться матерью русских городов. Если, конечно, сам Киев примем, всё же, за отца, а не за мать. Получается, сестрица выжила и переехала на лечение от бусурманской инфекции посевернее. А этот Трубеж, скорее всего, её муж. Или домашний доктор. Среди родственников он не перечислен.
Здесь надо обратить внимание читателя на то, что место рождения Киева находится на бугре, называемом в народе Киявицей, или Кияницей. А село Кукуево – на бугре, называемом в народе Киявицей, иногда Куявицей. Слово же «кий», что в разговорном украинском, что в польском, что в белорусском, означает «дубина». Говорят, что даже на санскрите, кий – всё та же дубина. От этого слова происходит и слово «киянка» - деревянная колотушка для долбленья. Да и бильярдный инвентарь, длинная такая палка, если кто не знает, зовётся кий. Мне, как квасному патриоту, как-то обидно, что стольный город Киев основан дубиной.
Но главное, утверждают знатоки, не в этом, а в том, что налицо праславянские, индоевропейские корни. Утверждают, что Хорив на санскрите олицетворяет солнце, а Щек – змея. Стоп! Крамольная мысль. Не тот ли это былинный бусурманский Змей Тугарин, что посягал на честь христианских киевских князей?
В любом случае, история с Кием для последователей арийского происхождения славяно-балто-германских народностей – неисчерпаемый кладезь гордости.
Некоторые производят от слова «Хорив» и слово «хоругвь». На хоругвях, мы, пионеры, знаем, часто изображалось солнце.
Вот, читатель, мы с тобой вплотную и подошли к куяве. Куявой сегодня называют историческую область в Польше. А просвещённый читатель знает, что многие современные укролингвисты выяснили почти полную тождественность польского языка с украинским. И почти полное отличие от языка кацапско-москальского. И эта польская Куява расположена тоже на бугорочке посреди прибалтийской низменности! Точнёхонько в междуречье рек Висла и Нотеч. Налицо тождественность расположению, как Киева, так и Кукуева. Это в корне меняет расистские притязания сторонников кия и киянки.
Таков поразительный результат пионерского исследования.
Правда, и Даль и Фасмер единственным значением слова «куява» называют диалектное калужское «растрёпа». Но это нисколько не опровергает мою пионерскую версию. Тем более, Калуга имеет мало отношения к Киеву.
В заключение.
Никак нельзя пройти мимо названия города Саратов. Предание гласит. В старину жили на берегу Волги, под крутой Соколовой горой, защищающей от суровых степных ветров, славные буртасы Абрам и Сара. Абрам примет на ночь традиционный буртасский напиток Сиалекс, и кричит жене: « - Сара, готов!». Слог «го» впоследствии исчез. Чтобы не терять времени на пустую болтовню, Абрам командовал по канонирскому: « - Сара, товсь!» Так и стал называться город под Соколовой горой. Со временем название трансформировалось, и называется сегодня этот славный город, на чьих улицах так много огней золотых, Саратов.
Впрочем, это не топонимическое исследование, а небольшой рассказ о детских впечатлениях по дороге в Киев. По дороге, на которой ещё встретятся и Змей Тугарин и Соловей разбойник.
Язык до Киева доведёт.
Глава пятая.
Мой друг и соавтор Димпапофмнечетырегода сообщил на днях:
« - Петерь у меня есть свой мотолок, и я буду сам забивать гвозди».
Красиво и понятно. Правильно? Раз понятно, значит, правильно.
Написал карандашом:
МАШЫНА ГОНАЧНАЯ.
Спрашивает: « - Правильно?»
« - Нет, после Ш надо написать И.»
« Но тогда будет МАЩИНА!»
А, пожалуй, что и так. Возразить нечего. Но возражаю.
« - Надо писать ГОНОЧНАЯ».
« - Как так? Я же говорю: ГОНАЧНАЯ. ГонАчная».
Не нашёл, что ответить. Чёрт бы его драл, этот могучий и великий. Но неправильный. Нет, он, конечно, куда приличней английского. Там у них пишут Ливерпуль, а читают Манчестер.
Почему мужчина и женщина, но машина, а не машына?
Но как объяснить маленькому следопыту, почему одно слышим, а другое пишем? Сами толком не знаем, почему.
Почему, открыв беларуска-руский словник, мы видим перевод слова «машына» в «машина»? Потому что белорусская грамматика совершеннее. А совершеннее потому, что намного новее. Ближе к истокам. Уж постарался Иван Луцевич с товарищами, когда создавал новую грамматику. Хотя с полонизмами переборщил. Сказалось католическое образование.
Но как написал!
Абнiмi ты мяне, маладая,
Абнiманнем гарачим, агнiстым…
Так и мой друг Димпапоф частенько просит: «Абними миня, мне холадна».
Ещё сто лет назад тамбовский крестьянин запросто понимал витебского, а воронежский крестьянин легко разговаривал с полтавским.
Всеобщее среднее образование и невиданная миграция последних ста лет практически уничтожили живой разговорный язык. Усугубили этот разрушительный процесс разные языковые реформы и создание кучи всяких азбук на основе, приближенной к кириллице.
Сегодняшний разговорный язык трудно назвать русским. Часто без переводчика уличный разговор не поймёшь.
«Ну, ты блиндаёшь!» Убейте меня, но мне незнаком глагол блиндавать. А что поделаешь?
Но и в литературном языке трудно определить, что такое «правильно» и что такое «хорошо». И что такое – красиво.
Уже почти неделя, как должна быть зима. Зима. Но нет торжествующего крестьянина на санях. Хотя, крестьянина сегодня в любое время года сыскать трудно.
Заглянем прямо в Википедию, благо, она всегда под рукой.
«Зима; — одно из четырёх времён года, между осенью и весной. Основной признак этого времени года — устойчивая низкая температура (ниже 0 градусов по Цельсию), во многих районах Земли выпадает и ложится на поверхность земли снег.
Климатологи считают, что зима начинается при опускании среднесуточной температуры ниже нуля по Цельсию. В Средней полосе России это обычно происходит во второй половине ноября.
В Россию зима приходит с северо-запада».
Правильно? Конечно. Хорошо? Пожалуй. Красиво? Да как сказать…
А вот так:
«Вот север, тучи нагоняя,
Дохнул, завыл – и вот сама
Идет волшебница зима.
Пришла, рассыпалась; клоками
Повисла на суках дубов;
Легла волнистыми коврами
Среди полей, вокруг холмов;
Брега с недвижною рекою
Сравняла пухлой пеленою;
Блеснул мороз. И рады мы
Проказам матушки зимы».
Красиво? Красиво! Хорошо? Конечно! Правильно? Да как сказать…
«Пришла, рассыпалась…» А где подлежащее? Где оно, я вас спрашиваю? Если строго по правилам, должно быть подлежащее. Ну, нету подлежащего. Зато красиво.
А теперь обрати внимание, читатель! И тут и там зима приходит. А ведь не кошка, не собака. Без ног, а приходит. На худой конец, наступает. Да ведь, и то и другое – неправильно? Ага!
А всё потому, что наши предки были куда ближе к природе, чем мы, суетливые. И времена года представлялись нашим предкам не отвлечёнными понятиями, а живыми воплощениями одушевлённых стихий, которые поочерёдно приходят к людям. Потому – приходят. Как соседи приходят, как друзья. Или, наоборот, недруги. И мы, как тёмные наши пращуры, всё так же говорим: Зима пришла!
Это не этимологическое исследование и не анализ разных наречий. Я лишь рассказал о детских впечатлениях по дороге в Киев. По дороге, на которой ещё встретятся и Змей Тугарин и Соловей разбойник.
Язык до Киева доведёт.
Глава шестая.
«Змей Горыныч влез на древо,
ну, раскачивать его:
«Выводи, разбойник, девок,
пусть покажут кой чего»».
Высоцкий.
Маленькая река Задуваевка впадает в большую реку, та – в ещё большую. И так до тех пор, пока самая большая река не впадёт в море. Такой рекой является и Днепр. А на Днепре стоит мать городов русских – Киев. Когда автор этих строк был пионером и ходил с портфелем и без рогатки в задуваевскую семилетку, то недоумевал: почему мать, а не отец. Тогда я ещё не знал, что это пережиток матриархата.
А ещё есть речка Смородинка. Речка Смородинка, коню по колено, обозначала в старину важнейший рубеж, наш, кондовый, Рубикон, который нельзя было уступить врагу.
Киев – мать городов русских! Не Рязань, не Ярославль, не Владимир, даже не Новгород. Чьи обитатели такие же почти русские, как киевляне, но только почти. Киев первичен, как материя. Остальные вторичны.
Какие здесь могут быть сомнения? Куда отправлялись на службу все русские богатыри?
В КИЕВ! Это три сестры только в Москву рвались. А богатыри – в Киев.
«А ведь старый казак Илья Муромец.
Он заутреню тую христовскую
А стоял во граде во Муроме
И хотел попасть к обедне в стольно Киев-град...
…Как у той ли реченьки Смородинки
Сидел Соловей-разбойничек, Дихмантьев сын…
… то свищет Соловей да по-соловьему,
Он кричит, злодей-разбойник,
по-звериному,
И от его ли то от посвиста соловьего,
И от его ли то от покрика звериного
Те все травушки-муравы уплетаются,
Все лазоревы цветочки осыпаются,
Темны лесушки к земле все
преклоняются,
А что есть людей — то все
мертвы лежат…
…Как тут старый казак да Илья Муромец
Подъезжал он к Соловью близёшенько,
Захватил Соловья да за жёлты кудри…
…Отрубил он Соловью да буйну голову…»
Куда ведут все дороги? Все дороги ведут в Киев!
Подъезжал Алёша Попович к перекрёстку. Видит дорожный указатель.
«Первая дорога на Муром лежит,
Другая дорога – в Чернигов-град,
Третья – ко городу Киеву,
Ко ласкову князю Владимиру.
Алёша Попович ни минуты не сомневался, куда ехать, кто главнее в русской табели о рангах.
«Лучше ехать нам ко городу ко Киеву,
Ко ласковому князю Владимиру».
Надо прямо сказать, Змей Тугарин завёл шашни с женой киевского князя. И Алёша Попович это растление пресёк, два раза (по сюжету былины) отрубив голову негодяю.
Незачем говорить, что и третий из былинно-картинных богатырей, Добрыня Никитич, верой и правдой служил «ласковому» киевскому князю. Добрыню Змей Горыныч застал врасплох, голого, купающегося в реке. Но был богатырём повержен в пух и прах.
«Купался Добрыня в реке: как в ту пору, в то время, ветра нет – тучу нанесло, тучи нет – а только дождь дождит, дождя нет – искры сыплются: летит Змей Горынище, о двенадцати хоботах».
«Заревел Тугарин – содрогнулась вся дубрава». Заметим: как и от свиста Соловья-разбойника.
Афанасьев утверждает, что Илья Муромец скончался в Киево-Печерской лавре в 1188 году. То есть, в княжение Всеволода Большое Гнездо. Былины же утверждают, что все три богатыря совершали свои подвиги в правление Владимира Красное Солнышко. То есть, где-то, на два века раньше. А иные авторы – ко времени Владимира Мономаха. Вот это, скорее всего, необоснованно. Потому что, Мономах везде представляется справедливым и незлобивым.
Программное заявление Ильи Муромца:
«Я иду служить за веру христианскую,
И за землю русскую,
Да и за стольный Киев град,
За вдов, за сирот, за бедных людей
И за тебя, молодую княгиню, вдовицу Апраксию,
А для собаки-то князя Владимира
Да не вышел бы я вон из погреба».
Собакой Илья Муромец обзывает князя, надо полагать, за прошлые, языческие грехи. Сдаётся, правда, что грехи эти сильно преувеличены, чтобы показать, насколько изменился моральный облик князя, едва тот принял христианство. Как бы то ни было, ясно одно. С тех самых времён с лёгкой руки Ильи Муромца повелась национальная русская привычка ругать начальство. Хотя, скорее, с тяжёлой руки. Однако, каламбурчик…
Но ведь княгиня-то хороша! Змей Тугарин, исчадие ада, охмурил Апраксию:
«Ко княгине он, собака, руки в пазуху кладёт,
Целует в уста сахарные…»
Заметим, между делом, что Илья Муромец был казаком из села Карачарова, что под мокшанско-мещёрским городом Муромом. Ни запорожских, ни донских казаков в то время и в помине не было. Таким образом, ещё предстоит исследовать роль Ильи Муромца в становлении запорожского казачества.
И что же это за гады такие – Змей двенадцатиголовый да Соловей – разбойник?
Отметим у Даля: «Отщекотали русалки богатыря, что насилу ушел...». И выражение «защекотать до смерти» тоже всем знакомо.
В новгородских деревнях было поверье, что огненный змей летает по ночам к молодым бабам и сосёт у них из грудей молоко. С воздушных высот змей высматривает красных девушек, и если очарует какую любовным обаянием – то зазноба её неисцелима вовеки.
«Умеет оморочить он, злодей, душу красной девицы приветами, усадит он, губитель, речью лебединою молоду девицу, заиграет он, ненасытный, ненаглядную в горячих объятиях, растопит он, варвар, уста злые».
Да вспомним и хитрого библейского змея, соблазнившего невинных обитателей райского сада. Словом – змей, он и в Чернигове змей!
Автору известны две основные версии (кто-то, может, знает больше) основания Киева: арийская и, соответственно, хазаро-семитская.
Арийская версия утверждает, что полянские князья, Кий с братьями были чистокровнейшие арийцы. Утверждают также, что Хорив на санскрите олицетворяет солнце, а Щек – змея. Стоп! Не тот ли это былинный бусурманский Змей Тугарин, он же, надо полагать, Горыныч, что посягал на честь христианских киевских княгинь?
Семито-хазарская версия, соответственно, наоборот, напрочь отвергает индоевропейское происхождение Кия и семьи. В этой версии нет ни слова о змее, потому, пока она не рассматривается. Тут надобно более тщательное исследование гаплогрупп жителей полтавско-киевской низменности на предмет семитской составляющей. Которая должна, в таком случае, сильно преобладать над остальными составляющими.
Значение змея стоит в теснейшей связи с самыми основными представлениями арийских племён. Змею приписываются демонские свойства, богатырская сила, знание целебных трав. Обладание несметными богатствами, способностью изменять свой страшный облик на красоту юноши, тревожить сердца молодых жён и дев и вступать с ними в беззаконные связи.
Змей отождествляется с грозовой тучей. А шум грозовой бури в русских сказаниях всегда сравнивался с шипением змеи.
Теперь – к словарю Даля. Очевидно, слово щекотать не связано у Даля со словом щека.
«Сорока защекотала.
О сороке: стрекотать, сокотать, трещать; также о болтливой, неугомонной женщине; о хорьке: хорек щекочет или чиркает: о соловье: соловей щекочет в дубраве, поет, свищет, трелит. Пташки щекотят, или южн. щекочут, щебечут. О Бояне, абы ты сии полки ущекотал! "Слово о полку Игореве" воспел. -ся, щекотать друг друга. От зловеща сорочья щекотанья, заговор. Он засыпает под щекоченьем подошв. Щекот сорочий. Щекот птиц лесных».
Даль отмечает: «Женщины более боятся щекотки». Отчего? Уж не оттого ли, что у женщин вырабатывался веками рефлекс супротив щекотливого Змея – Щека, охочего до женской груди? Примечательно, что щекотанье в русских говорах означает и действие и звук. Представляется: щекотал коварный змей женские прелести, да щекотаньем своим зубы заговаривал. Словом, охмурял по всем правилам одной арийской книжки.
Афанасьев отмечает следующее.
Соловей-славий происходит от слово-слава. Сравним, в польском языке Slawik. Народная загадка называет язык соловейкою: «за билыми берёзами соловейко свище». (За зубами – язык) Пение соловья обозначается в старинных памятниках словом щекот. Щекатить – дерзко браниться. Щекатый – сварливый, бойкий на словах. Щекотуха – говорливая женщина. Щекотка – сорока, болтунья. В народных преданиях соловьиный щекот – символ весенних глаголов бога-громовника, вещающего в грохоте грома и свисте бури. Как соловей, прилетая весною, начинает свою громозвучную песню, свой далеко раздающийся свист по ночам, так точно и бог грозы с началом весны заводит свою торжественную песню.
Змей, как и соловей, сидит на 12 дубах.
Афанасьев считает, что в образе соловья разбойника олицетворён демон бурной грозовой тучи. Как и в образе змея, в арийской подаче – Щека.
«Начаша змей свистати, от Змиева свистания падаши под ними кони».
Надо отметить ещё две важные вещи. Разбойник – от слова разбивать. Своим свистом – щекотом – болтовнёй разбивал злодей всё в округе: деревья валил с корнями, дома рушил, коней губил. Не говоря уже о людях. А ударение в имени Соловей-Разбойник – на первом слоге! СОловей.
Боян славил словом. До нас дошло именно Слово о Полку Игореве. Невзрачная птичка соловей имеет ещё множество названий. А название соловей дано было маленькой птичке за умение славить – говорить, стрекотать, щекотать.
А вот СОловей – персонаж, явно родственный славословному, сладкоречивому щекотуну-змею. И действует он точно так же, как поганое идолище, то есть, тот же самый змей. Иные усматривают в этих кознях потомков Щека супротив Володимера символику удельных распрей, художественно отображённых в былинах. Может, оно и так. Автору интересна языковая составляющая, а в политике автор, пока не выпьет, ни черта не соображает.
А некоторые, якобы, выяснили, что речка Смородина это Москва-река. И злой СОловей-Разбойник не пускал Илью Муромца на выручку ко светлому киевскому князю, обосновавшись в дубовом бору на берегу Москвы – Смородины.
Так вот откуда, оказывается, пошло пресловутое выражение «рука Москвы»!
Язык до Киева доведёт.
Глава седьмая.
В каждом уважающем себя городе есть речка-вонючка. Во Владимире такую речку называют Лыбедь, в Рязани – Лыбить, в Киеве – Либiдь. Ну, конечно, известно всякому, это имя сестры великого Кия, то ли ария, то ли хазара. То ли князя, то ли перевозчика. То ли (ещё более запутали в последнее время), вождя туманного, то ли германского, то ли ляшского племени укров. Речки по характеру своему одинаковые. А вот пишется во Владимире и Киеве, как слышится. А в Рязани слышится, как в Киеве, а пишется, как во Владимире.
Уж больно отличается письменный язык от разговорного. А в старину отличался куда сильнее. Письменный язык, понятное дело, отражал, насколько это возможно те звуки, которые произносились в конкретной местности.
Спрятавшаяся в мещёрских болотах и кулижках Москва не имела собственной письменности, поэтому читала и писала так, а говорила эдак. Потому что письменность, из-за лени своей мещёрской, взяла готовую у господина Великого Новгорода. Которая ничем не отличалась от письменности Великого Киева (Здесь речь не о берестяных грамотах, разумеется, а о книгах). А разговорный язык, который лёг в основу этой древнерусской письменности, называют лукаво церковным, или, в последнее время, столь же лукаво, старобелорусским. Потому что, из современных письменных языков он более близок, именно, к письменному белорусскому.
Никто не будет отрицать, что все без исключения языки изменяются на протяжении своей истории. И древнерусский, он же, старобелорусский, он же церковнославянский, язык отражал, в меру возможностей кириллицы, звуковой ряд определённого наречия. Логичнее всего предположить, того наречия, на котором даже и сегодня, слава богу, говорят по обоим берегам Припяти, от Люблина до Брянска, и от Киева до Новозыбкова и Гомеля. Именно это наречие и слышится, если вслушаться в чтение старинных псалтырей.
Разговорные языки меняются по определённым законам. Письменный же язык меняется конъюнктурщиками. Леность московских дьяков привела к дисгармонии между разговорным и письменным русским языком. Здесь надо подчеркнуть, что русским, а не российским. Котляревский написал впервые на полтавском наречии больше для хохмы. «Еней був парубок моторний»… Так, кажется, могу переврать. Хохма понравилась. Несомненно, письменность малороссийская, впоследствии, прозванная украинской письменностью, гораздо удачнее. Она лучше куда как лучше отражает полтавское произношение, чем великорусская.
Правда, самоуничижительное название «украинская» коробит слух. Польское слово украина обозначало окраину польско-литовского государства, то есть, киевско-полтавские крайние земли. Соответственно, жителей окраины в метрополии называли «украинцы». Но слово это относилось не к национальности, а к месту жительства. Вообще-то, в этом государстве было русское воеводство. И даже в Польше двадцатого века жители востока страны назывались rusini и bialorusini. И жители Закарпатья, соответственно, свою мову называют руской мовой. А жители Гродненщины, соответственно, беларуской мовой. А вот полтавцы, и, что удивительно, галичане, называют свою мову, уничижительно, украинской. Это, как если бы разговорный язык Юго-Запада Москвы назвать солнцевским языком. Ну да, дело хозяйское.
Тут надо отметить ещё вот что. После того, как украинский вожак Богдан Хмельницкий решил отколоться от поляков и примкнуть к кацапам, в московском государстве тоже появился термин украина. Свободные, не закрепощённые поселения за Белгородской засечной чертой, от Тамбова до Харькова, называли Слободской (свободной, то есть) Украиной. Не имевшие собственной земли для прокорма запорожские казаки охотно ринулись заселять эту окраину. В результате, сам собой получился язык, называемый сегодня суржиком. Одни называют его испорченным кацапами украинским языком, а другие, наоборот, испорченным хохлами русским. Это, опять же, кто с какого пригорка смотрит.
Так, если смотреть с киевского пригорка, то потомки Даниила Галицкого куда больше прав имеют на верховенство в русской иерархии, чем владимиро-суздальские князья. Как-то их затёрли с годами. Но заметим, при этом, что московские правители неспроста постоянно роднились с Глинскими, Вишневецкими и другими «украинскими», или «литовскими» родами. С чего бы? Да с того, чтобы кровь Ярослава Мудрого, хотя бы по материнской линии сохранить. Потому что – знали, что был какой-то мухлёж при дележе наследия Киевской Руси. Отсюда и подтирки в Ипатьевской летописи. И сгоревшая, якобы, библиотека Ивана Грозного.
А претензии царя Фёдора на польскую корону? Скорее всего, они не менее обоснованы, чем претензии Владислава Четвёртого на корону московскую. Годунов-то имел сомнительные права, этого никто не отрицал никогда. А Владислав по материнской линии был Ягеллоном. В свою очередь, самая мощная польская династия Ягеллонов имела русскую линию. Ибо Ягелло, первый король польский и великий князь литовский был русский. Сейчас бы его назвали белорусом.
Из сказок, сочинённых для возвеличивания московских князей, особо выделяется своей наглостью и нелепостью одна. Зато, какая! Ну, козе ясно, главный на Руси это Рюрик, всем варягам варяг. И править страной должно было Рюриковичам. А вторым по значимости родом называли Гедиминовичей. А Гедимин-то этот, по московской сказке, нехристь, дикарь лесной, князёк из жмудского леса избранный почему-то князем Червонной, Чёрной и Белой Руси. Это с какой бы стати, если Рюриковичей в Новогрудке было пруд пруди? Это раз. А два: с какой тогда стати этот безродный вожак литовского полесья так высоко котировался в табели о рангах?
Уж коли, сама письменность менялась из конъюнктурных соображений, что говорить о содержании письма!
В глаза каждому бросается созвучие Литва – Москва. И Москва и Литва – название местности. Как, заметим сразу, и Мурома. Причём, Трубачёв однозначно относит название Москва к славянским, а не праславянским корням.
«Упомянутой фондовой ономастике принадлежат, например, названия Москва, Тула, являющиеся исконно славянскими (другие этимологические версии для Москвы вызывают у меня сейчас сомнение) и вместе с тем - региональными, вятичскими включениями в восточнославянский ономастический ландшафт».
«Самым же ярким и полным является ляшско-вятичское тождество Moskiew (в польском Мазовше) = Москва, оба члена которого, с польской и русской стороны, регулярно восходят к древней праславянской основе на -;- долгое *mosky, род. пад. *тоskъvе и при этом уверенно этимологизируются из слав. *mosk- 'влажный, сырой'. Таким образом, кажется, можно подвести определенные итоги в долгой дискуссии о происхождении имени нашей столицы, точнее, конечно, исторически первоначально — названия реки Москвы, причем сближения с суоми-фин. Masku или балтийским материалом (“балтика Подмосковья”) все же уступают по вероятию, глубине реконструкции и всему упомянутому выше культурному фону тождеству Moskiew = Москва, др.-русск. Московь»
Итак, всё-таки – Мос – Киев. MOSKIEV! Киев – мать городов русских! Как ни крути - Киев первичен, остальное – вторично. Соответственно, такое же славянское название и Литва.
Зачем сказка о диком лесном князе? Да всё за тем же. Принизить значение и знатность конкурентов. На депутатском жаргоне это называется «отшить».
Конечно, можно говорить о некотором внешнем различии физического строения уроженцев северных и южных областей Белоруссии. О брахицефалическом черепе одних и долихоцефалическом черепе других. Взаимная ассимиляция соседних народностей, разумеется, всегда была, есть и будет. Так же, как ассимилировались жители Оки и её притока Москвы с мещерой, мокшей и муромой, так ассимилировались жители Немана с ятвягами и, наверно, со жмудью тоже. Однако никому не приходит в голову, что Муромским княжеством правили мордовские князья, не знавшие оружия, кроме копья из орешника. А вот с Новогрудком почему-то всё наоборот. Вооружённые дубиной жмудские лесные жители вылезли из землянок и разогнали вооружённое мечами и булавами (по-арийски, киями) потомков великого киевского князя Ярослава. Нескладная какая-то сказка. Даже Муромский казак Илья, несмотря на богатырскую мощь, не голыми руками побеждал Соловья Разбойника на речке Смородине, а был хорошо вооружён, да и доспехи имел нехилые.
Ещё Мазепа, заклеймённый по обе стороны Смородины, говорил, что само название Русь отняли москали. Врал Мазепа. Сами же и отказались от канонического названия, признав себя не Русью, а окраиной польско-белорусского государства. Но и поляки с белорусами не отставали! Русских королей, Гедиминовичей, им было мало. Им тоже хотелось варяжских правителей. После заката русской по происхождению династии Ягеллонов они породнились со шведскими королями. Сровнялись, так сказать, в притязаниях с москалями. Те, в свою очередь, отыскали в родне корни Юлия Цезаря. И так далее, и тому подобное. И посейчас всё склока идёт.
А что же тот. Язык, на котором писались законы киевской, московской и литовской Руси? Не повезло ему. Этот язык не «заслужил» даже статуса «микроязыка», который милостиво согласились русинскому языку закарпатцев и буковинцев нынешние укро-хазарские и укро-арийские лингвисты, проявив редкую согласованность. После 1918 года часть носителей этого языка было названо поляками, часть – украинцами, часть – белорусами, часть – русскими.
Вот в нашей Задуваевке рождалось ещё лет семьдесят назад по семь – пятнадцать человек детей. И в соседнем Кукуеве по стольку же. Представляешь, читатель, какого размера население было бы сейчас в Задуваевке. Давно бы срослись с Кукуевым и сровнялось бы село с городом, как и мечтал наш волюнтаристский лидер. Как бы не так! Как только волюнтаристский лидер приказал сеять кукурузу и строить Москву, так ринулись из Задуваевки строить Солнцево, а из Кукуева – Беляево. Да не вернулись. И детей не рожают по пятнадцать человек. А самые популярные имена, которые в этом году зарегистрировали загсы Юго-восточного и Юго-западного округов Москвы это Камиль и Лейла. В десятку вошло также имя Платон.
Вот так-то.
Язык до Киева доведёт.
Глава восьмая.
На слове длинношеее пришлось в конце три Е.
Высоцкий.
Так уж пришлось, что дорога из нашего Задуваевска в сторону столицы проходит через село, то бишь, пардон, муниципальное образование Кукуево, что выше по течению реки Задуваевка. Тамошний главарь (Мэр, то есть, если кто русский язык уже забыл. Всё равно, не поняли? Ну, mayor, теперь-то поняли?) имеет, как и положено каждому продвинутому политику, свой блог, и весь вечер проводит на Одноклассникахру. Показывая пример истинного патриотизма. Но даже любой, хотя бы и тот, кто не различает блог и блин, может убедиться в патриотизме кукуевского главаря. Уже на подъезде к Кукуеву и дальше, до самого Задуваевска, придорожные электрические и прочие столбы окрашены в цвета красно-сине-белые. Синюю краску всучили сомнительного качества, она выцвела и приобрела голубой оттенок, отчего цвет столбов местные подростки, распивающие по современной моде, длинными вечерами, дрянное пиво, называют сокращённо КГБ (красно-голубо-белым).
Кто из нас не задумывался: « - Ну что за дураков набрали, какой-то ЕГЭ придумали».
И действительно, знаешь ли ты, дорогой читатель что-нибудь нелепее ЕГЭ? И я тоже не знаю. Разве что, пенсионный закон.
Только вот придумали-то эти законы люди умные, я бы сказал, умнейшие, нет, я бы сказал, гениальные люди. Ибо цель этих законов – о ЕГЭ ли, о чём другом, - это качание денег, я бы сказал, больших денег, нет, я бы сказал, деньжищ из бездонного госбюджета. Сам подумай, читатель. Вот сочинил ты, какой ни на есть, закон, кодекс там, или устав. Деньги хорошие под это дело хапнул, кутнул, дачку-тачку приобрёл, в Таиланд сгонял. Денежки-то и тю-тю. Сиди на голом окладе? Без фонда, без премий, без Таиланда? Ну и дурак!
Ты не обижайся, читатель. Я тоже дурак. Я вот транспортировщиком работаю. Транспортирую изделия из цеха А в цех Б. И если я буду перевозить десять раз одно и то же туда-сюда, всё равно, заплатят-то мне за одно. Сколько бы я ни лил из пустого в порожнее, не топтал лишние метры-километры, конечный результат будет один и тот же. И зарплата, соответственно. Так и ты, читатель? Если ты добыл один вагон угля, тебе и заплатят за один вагон, так? Ну и дураки мы с тобой. А, у них, у умных, всё по-другому. У них, чем больше льёшь из пустого в порожнее, тем больше денег получишь.
Наши-то сочинители сразу придумывают так, чтобы кодекс был, как можно нелепее. Чем нелепее, тем лучше. Тем в большем объёме его надо дорабатывать. А чем больше объём доработок, тем больше, сам понимаешь, читатель, больше денег дадут из бездонного бюджета. Тем больше размер премий и поощрений. Уже и в Майами в отпуск можно, и ещё куда… Ещё лучше, если надо полностью переделать! Под это дело и штаты можно увеличить, мол, не справляемся, родственника какого пристроить сообразительного на тёплое местечко. Да мало ли что…
Ещё пытливым пионером я задумался над простой для меня сегодня, но непонятной юному уму (эх, и люблю я когда приходится на три у!), задачкой. В учебнике истории пишут. 1918 год, разруха, контрреволюция, голод, тиф. А в это время выделяются бешеные деньжищи для реформы русского алфавита! Так приспичило русский алфавит реформировать, вместо того, чтобы восстанавливать разрушенные во время войны мосты да строить заводы и фабрики, что мочи никакой нет! На те деньги можно было пару Днепрогэсов построить на десять лет раньше. Только на днепрогэсах на пустопорожнем месте разве хапнешь такие денежки?
Старая азбука отражала звуковой ряд куда более полно, чем новая. Ну, допустим, еръ можно было убрать. Если, конечно, деньги девать некуда. А вот как различить, что имел ввиду Толстой, дав роману такое название? «Война и мир». Мир(ъ) или мiр(ъ)? Это же два разных слова. Читатель! Скажи честно, ты различал? Различал-таки? Дай я тебя расцелую, дорогой. Значит, не все такие глупые, каким я был в пионерском возрасте. Значит, не совсем уж даром денежки народные фукнули в борьбе с ерами и ятями.
Лет пятьдесят назад затеяли, было снова кардинально урезать бедную кирилицу. Вместо заяц писать заец, а вместо паяц писать паец. И ещё много в том же духе. Вплоть до запрета многострадальной буквы ё. Как бы матерщинники матерились, если бы прошла та реформа?
К счастью, тогдашний волюнтаристский лидер денежки, которые уж, было, выбили для своего кармана ретивые реформаторы, отобрал взад. И направил те денежки для цели догнать и перегнать Америку.
А пока открытым для моего пионерского пытливого ума остаётся вопрос. Что такое кирилица? Реформированная глаголица или авторизованное изобретение?
Для этого просто необходимо путешествие в Киев и Тмутаракнь. Ибо, по предположениям некоторых историков, именно Тмутаракань – родина глаголицы. Которая жгла сердца людей тыщу лет назад.
Только бы, речку Смородину преодолеть, на которой разбойничал сепаратист Соловей Разбойник.
Главный.
Язык до Киева доведёт.
Глава девятая.
Недавно главарь Задуваевска наградил большую группу заслуженных людей нашего славного города. О чём весь задуваевский народ радостно узнал из газеты «Задуваевский вестник», уже двадцать с лишним лет, как заменившей «Задуваевскую правду». Заменить-то, заменил, в русле, так сказать, веяний, волнений и требований времени. Правда нынче не очень востребована, а вот вести – вполне. Но традиции, стиль, язык бережно сохранили работники пера и топора нашего города. Вот и благую мэрскую весть преподносят читателю в лучших газетных традициях города и страны.
«Присуждение премий имени нашего мэра явилось свидетельством наличия высоких достижений лучших граждан нашего города в разных областях деятельности. Продолжается процесс развития движения за укрепление сотрудничества между населением, проживающим в городе и окрестных муниципальных образованиях».
Ух, крепко сказано! Козе ясно, что наличие достижений гораздо лучше, чем наличие отсутствия достижений. Сказать по правде, в «Задуваевской правде» тоже, бывало, не хуже наворачивали канцелярита. (Вот эта тавтология, читатель - не что иное, как скрытый канцелярит). Особенно, перед выборами и сразу после. И то, подумай сам, читатель. Работа у писаки, можно сказать, сдельная. Надо колонку состряпать заданного объёма. Если просто написать, по-русски, «население города и села», то сам суди, насколько короче будет. А по-канцелярски будет вдвое длиннее. Пускай, «население, проживающее» это абракадабра, нелепица, белиберда, зато гуще и солиднее. Как раз, на колонку потянет.
С влажными глазами вспомним пионерское детство. Кому не мечталось иметь дефицитный набор «Конструктор детский», в пластиковой коробочке алюминиевые штучки, настоящая отвёртка и винтики - гаечки М4? То ли дело сейчас – бери сотню разновидностей «Лего» и собирай, что хочешь.
Так и наша речь сегодня... Мало кто сохранил умение строить свою речь. Мы её не строим, а собираем речь из готовых стандартных блоков, подобных деталям «Лего». Повторяя бесконечные штампы. Мы почти совсем отвыкли говорить просто и ясно. Мало кому дано отсеять, словно через решето Эратосфена, простые слова от канцелярита и другой словесной шелухи. Казалось бы, давно уже советовал известный персонаж: «Не читайте советских газет». Нет, не слушаемся, читаем. Более того, читаем газеты, в тыщу раз хуже содержанием и в тыщу раз ниже уровнем, чем пресловутые советские. Про телевизор и говорить нечего. Там услышишь иногда такое, чего никогда не прочитаешь.
Ну ладно, чёрт с ними, с депутатами. Но ведь в нынешний, на редкость грибной, год едва ли не каждая домохозяйка «ставила вопрос о мариновании грибов»!
В одной из предыдущих глав говорилось о призыве одного маститого автора:
«Прикоснитесь к истокам "олбанского языка" :))
Не "албанского", а именно "Олбанского" (есть такой, появился в последнее время), типа "Превед медвед!" и все такое :))
Субкультура наступает, нравится вам это или нет!»
С одной стороны, призыв этот понятен. На первый взгляд, это, выглядит, как бы, противовесом одолевшему канцеляриту. Как бы не так! Этот олбанцкий язык, на самом деле, такое же «Лего», как и канцелярит, разве что, победнее ассортиментом кубиков. Складывается он из таких же стандартных деталей, многократно обмусоленных. «Моск» «ужос», "ржунимагу", ну что там ещё? Если сильно постараться, можно наскрести в размере словаря Щукиной Э. Понятное дело, маловато для рассказа. Хотя, сочинить нечто бессмысленное, условно-рифмованное, нахально обозвав «это» стихом, вполне хватает. Когда же олбанцкий афтыр сочиняет повесть, то олбанцких терминов, разумеется, недостаёт. Волей-неволей приходится добавлять кубики из другого «Лего».
Иные поражают уникальными словесами. Оцени, читатель, такое «лего», увековеченное одной из радетельниц олбанцкого языка:
«…Деревня - маленькая, унылая, с перекособоченными ветхими заборами и деревянными строениями возле них, откуда тянуло удушливой вонью давно не чищеных туалетов».
Потрясающее олбанцкое словечко «перекособоченный» не только Даль, сам автор не сможет тебе, читатель, объяснить. Об Ожегове со Шведовой и говорить не приходится. Для того чтобы понять, «перекособочен» забор, или «недокособочен», надо, видимо, знать стандарт. При каком угле считать забор «перекособоченным», а при каком – «недокособоченным». Для этого нужно знать угол, который соответствует забору «впорускособоченному». А значит, надо обращаться к строительным нормативам. А нормативы всякие, сам понимаешь, читатель, сплошной канцелярит. Попробуй отыщи норматив, соответствующий "всамыйразскособоченности" без специального образования! Перекособоченный - это звучит! На великом и могучем "олбанцком". Куда там русскому, белорусскому и даже украинскому языку! В этих бедных языках днём с огнём не сыскать такого слова. Просто изумительного по своей корявости.
Перлами славного автора (авторши) читатель может полюбоваться, взглянув на иллюстрацию. Автор бьёт не просто в яблочко, в самое сердце: "Нужно было спасать ситуацию и собак". Ситуация, судя по всему, относится к семейству кошачьих. А может, и к рыбам. Но спасать надо обоих.
А вот фраза "Юлька подозрительно покосилась на гордого выполнением с перевыполнением Леху", прямо скажу, озадачивает. Если это польское имя Лех, то надо писать на Леха. А если это русское имя Лёха, то в русском языке есть, в отличие от олбанцкого, буква Ё. Но выполнение с перевыполнением снова поражает в яблочко. Олбанцкая жуть.
Не заморачиваясь (читатель, стыдно признаться, но пока я смутно знаю значение - или значения - этого олбанцкого слова) на тонкостях олбанцкого, отметим главное: олбанцкий без канцелярского – не жилец. Это не просто два брата-близнеца. Это сиамские братья.
Когда читаешь в нашей славной газете: «В задуваевском городском парке произрастают зелёные насаждения, в том числе, многовековых возрастных групп», трудно сходу определить, олбанцкий это язык или, наоборот, канцелярский. До того они похожи.
Ведь на русском языке будет так: в парке растут деревья!
В том числе, вековые дубы, на которых так любил присесть отдохнуть, и посвистеть от души дамский соблазнитель Змей Горыныч.
Так что, полностью поддерживаю упомянутого выше олбанцкого автора. Пока не поздно, нужно спасать ситуацию и собак. Ситуацию обычно спасет министерство по чрезвычайным ситуациям. Очевидно, его и надо привлечь. С собаками посложнее. Профессор Преображенский давно умер. Академик Павлов тоже. Придётся сложить часы и трусы, в одну трубу влить, из другой вылить. И спасти. И ситуацию, и собаку, и часы, и трусы и несчастный русский язык.
И тогда Леха может с полным правом гордиться выполнением с перевыполнением.