Прикосновение прохладных губ Гретхен осветило окружающее пространство и заставило его растворится в своем сиянии. Я уже ничего не видел, и не слышал ни пьяной ругани, ни грохота кружек об стол, ни шума огня в камине. Мир исчез, почувствовав свою ненужность, и я даже подумал тогда, что этот поцелуй, может быть, и есть единственная настоящая реальность. Но тут же трезвый голос моего закованного в грубые, тяжёлые и, признаюсь, ржавые латы рассудка заметил, что, дескать, ничего подобного, и, по крайней мере, этот поцелуй не является окончательной реальностью. Я вышел из оцепенения и несколько мгновений осознавал, где я, восстанавливая жизненные реалии. В ноздри ударил сытный запах жареной баранины и перца. В руке я почувствовал горячую кружку со здешним пивом, в то время как другая моя рука трепетно обнимала прекрасную Гретхен. Все это было погружено в гул невнятных разговоров местных крестьян, ремесленников и всякого сброда, собравшегося в этот поздний час за длинным столом кабака после утомительного дня.
Молодой студент, уже окончивший тривиум, но ещё далёкий от окончания квадривиума, разворачивал перед любившими россказни слушателями незнакомую мне мировоззренческую теорию.
- Человеческое тело - это просто кусок мяса, - говорил он, втыкая двузубую вилку в сочный бараний бок. - А человеческая душа - глупа и бессмысленна, как душа барана. Все наши мысли придумываем не мы сами, так как просто неспособны ничего придумать. Все наши мысли нам сообщают ангелы и черти, стоящие за нашими спинами.
- Ну как так? - возразил кузнец. - Вот твой дружок вчера тут песни пел, так ведь это он сам придумал. Причём тут черти?
- Нет. Не сам. Все песни от первой до последней строчки рассказал ему ангел, ну или чёрт, а тот принял всё это за свои мысли.
- Так ангел или чёрт? - Уточнил кто-то из-за стола, то ли подшучивая, то ли потому, что это было для него действительно важно.
- А шут его знает. Я думаю слово один, слово другой. Так вместе и сочинили. Вот мы с вами сейчас спорим. Вы думаете, вы свои слова говорите? Нет, вам ваши слова нашёптывает дьявол, и вы просто вслед за ним их повторяете. А мои слова говорит мне ангел, и я тоже не могу их осмыслить, а могу только повторить.
- А может твои говорит дьявол, а наши Бог? - ехидно спросил какой-то крестьянин с хитрыми глазами.
- Может и так, я то откуда знаю, - легко согласился студент под всеобщий хохот. - Это всё неважно. Чаще всего говорят они оба, каждый своё. Как вы думаете, почему, когда вы рассуждаете, всегда в голове именно два спорящих голоса?
- А мы не рассуждаем, - заявил какой-то ремесленник под новый взрыв смеха.
- Подожди, - прервал его кузнец. - Пусть он вот что скажет. А зачем им это нужно-то? В смысле мысли говорить?
- Как зачем? - удивился студент. - Они за душу сражаются. Если Дьявол убедит человека совершать плохие поступки, то после его смерти заберет душу себе, а если Бог убедит совершать хорошие, то...
- Нет, ты другое скажи! - не унимался кузнец. - Зачем Богу и Дьяволу эти души, если они, как ты говоришь, бестолковы и бесполезны как души баранов?
- А вот это хороший вопрос! - обрадовался студент. - Тут материя тонкая. Видишь ли, поскольку Бог создал мир, он, этот мир, для него совершенно понятен и предсказуем. Бог может узнать положение каждой пылинки через тысячу лет. И все действия Нечистого он тоже знает наперед. Но человеческая душа - единственное в этом мире, что обладает свободой выбора. Человеческую душу не может предугадать ни Всевышний, ни Сатана. Потому-то Дьявол и хочет собрать как можно больше душ. Он знает, что если всё будет идти, как идёт, то ему ничего не светит. А если он соберёт достаточное количество душ, то сможет изменять реальность непредсказуемо ни для Бога, ни для него самого. То есть получает шанс на удачный исход своих дел. Ну а Бог... Ему же тоже скучно жить в мире, где всё наперёд известно.
- То есть души всего лишь источник случайностей?
- Ага... - коротко ответил студент, с трудом пережёвывая огромный кусок мяса.
В буйный шум кабака незаметно вошёл человек, который, судя по его внешнему виду, мог оказаться кем угодно, но, скорее всего, представлял собой мелкого дворянина. Дорожный костюм выдавал в нём такого же бродягу, как и я. Новый поцелуй Гретхен оторвал меня от созерцания пришельца. Когда я вынырнул из прохладного озера нежности в мутный воздух действительности, то услышал, как крестьянин, отхлебнув глоток пива, произнес:
- Нет, тут что-то не так. Может мысли у меня и не мои, но чувства-то точно к душе относятся. И потому моя душа не ограничивается только непредсказуемостью. У меня еще желания есть. Еда, выпивка, или вон - бабы, - крестьянин указал бородой на Гретхен. Гретхен в ответ скривила комичную рожицу.
- Да, - зевая, сказал уже довольно пьяный студент. - Не ограничиваются. Но и Богу и Дьяволу твои желания до фени. Им одно нужно - случайность. Впрочем, они пользуются нашими желаниями, предлагая то одно, то другое, что бы заполучить нашу душу. Но человек, как гений, так сказать, случайности, всё равно может поступать по-своему. Вон тот, например, - студент указал вилкой в мою сторону, - и выпивка, и деньги, и бабы - всё есть, а завтра всё равно может взять и пойти куда ему заблагорассудится.
- Никуда он завтра не пойдет, - самоуверенно заявила Гретхен.
Вошедший незнакомец тем временем устроился за столом с картами. Тут я подумал, что неплохо бы раздобыть деньжат, а то здешний хозяин, кажется, деньги за ночлег вперёд берёт. Я бережно ссадил Гретхен со своих коленей, и направился к играющей компании. Гретхен тут же встала, и пошла следом, а когда я сел, устроилась за моей спиной. Некоторое время я наблюдал за игрой, пытаясь понять её правила. Оказалось - ничего особенного, довольно простая игра, где случай значит больше, чем умение. Играли бы Бог с Сатаной в карты, что ли. Вот и был бы для них источник случайности.
Довольно скоро я включился в игру. Глядя на то, как играет дворянин, я понял, почему у него такой потрёпанный вид. Еду, вино и женщин предлагали ему явно черти. Карта шла, ночлег я свой уже выиграл, а незнакомец наоборот становился всё несчастнее. Он взглянул куда-то над моей головой и лицо его перекосилось злостью. Я оглянулся. Гретхен явно смеялась над бродягой.
- Любезный, - нахально заявил незнакомец, - Да вы мухлюете!
Это было неправдой. Совершенно глупо мошенничать, первый раз в жизни играя в игру. Я примерно так и ответил:
- Ну что вы! Мне просто везёт.
- Везение - тоже мошенничество! - выпалил мой несчастный соперник, кидая карты на стол. - Ведь мы оказываемся в неравных условиях.
Он явно напрашивался на драку. Понятное дело, когда человеку обидно, ему всегда хочется получить утешение. Удар в зубы, например, или треугольное отверстие, через которое крови так удобно было бы вытекать. Но боже мой, как мне надоело постоянно рисковать бессмысленной оболочкой божественного источника неожиданностей. А незнакомец уже угрожающе поднялся над столом. Я тоже встал. Хозяин, почувствовав надвигающиеся неприятности, появился рядом.
- Господа, - заявил он, - специально для вас! По кружке пива за счет заведения.
- И жаркое из этого мошенника, - незнакомец отшвырнул табурет и вышел из-за стола. Все притихли, ожидая развития событий. Уклонение от поединка нарушало мои представления о чести. Я скинул камзол и тоже вышел на открытое пространство. Выпитое пиво нагромождало иллюзии о невозможности нелепой смерти. Обнажая шпагу, я внезапно представил тело Гретхен, освобожденное из темниц одежды, и рука моя задрожала. Шпага противника, коснувшаяся моего клинка, почувствовала эту дрожь, и ухмылка вспыхнула на бледном лице моего врага. Я представил нас со стороны, и с легкостью отразил первый удар.
Фехтовал незнакомец неплохо. Он был зол, я был пьян. Исход был неясен. Наши безмозглые души отказались от возможности выбирать будущее, предоставив его целиком в руки Бога и Дьявола, которые, зная все наперёд, равнодушно отвернулись, предоставляя событиям течь самим по себе. Веселье ударило мне в голову, я бойко атаковал. Противник зло и яростно защищался. Публика отодвинулась куда-то далеко, предоставляя нам бесконечное поле для маневра. Клинки звенели струнами лютни, и я различал в этом звоне музыку небесных сфер. Шпаги резали воздух, обнажая суть пространства - пустоту. Легкая, но болезненная царапина заставила меня рассмеяться. Мой клинок взвизгнул и неожиданно воткнулся в вязкую и аморфную древесину ствола. В следующий момент из щеки брызнула внезапная боль, и теплая медлительная кровь коснулась моих губ. Я стал серьёзнее апостола, ученически четкими жестами отразил несколько выпадов, высмотрел брешь в защите противника и аккуратно всадил шпагу в одну из предназначенных для этого точек. В последний момент я отклонил оружие, заменяя смерть соперника неделей постельного режима и правильного питания. Казалось бы, какое мне дело до этого проходимца. Я забуду о нём уже завтра, и жизнь его не стоит потёртого медяка. Но не всегда моя рука послушна моей голове.
Возбуждённый зал успокаивался. Больного унесли, утешив пивом и тёплой постелью. Гретхен вытерла кровь на моей щеке и руке. Играть мне больше не хотелось, к пиву и еде резоннее было вернуться утром. Направляясь в свою комнату, я ещё раз окинул взглядом кабак. Неугомонный крестьянин будил заснувшего за столом студента. Тот, наконец, приподнял голову и вопросительно посмотрел шершавым взглядом на назойливого собеседника.
- Послушай, это... Как же так, - вопросил крестьянин, - если и Богу и Сатане только и нужно, что получить наши души, то почему же Дьявол предлагает богатство и удовольствия прямо сейчас, а Всевышний - то же самое, но через много-много лет? По-моему он немало теряет на этом.
- Каждый из них, - зевнув ответил студент, - торгует тем, что у него есть. Дьявол правит миром на этом свете, Бог - на том. Вот Дьявол и предлагает пожизненные блага, а Бог - посмертные.
Последние его слова я слышал уже на лестнице. Рука моя сжимала руку Гретхен.
Среди ночи я проснулся. Освободившись из объятий Гретхен, я словно вынырнул из ласкового тёплого океана в холодный злой морозный воздух. Сразу захотелось обратно, в безмятежные глубины. Но любопытство, вечный мой враг и моя опора, поставило мои босые ноги на холодный пол. Я встал, и подошёл к окну. Мне нравилось здесь. Давно всё не складывалось так удачно. Я был любим, у меня были деньги и свобода. И я любил Гретхен. Но, как алмаз режется алмазом, страсть побеждает страсть.
Дрожа от ночного холода, я оделся. Затем уложил вещи в дорожную сумку. Некоторое время колебался, брать ли с собой деньги. Это были по большей части медные монеты, и их ценность в других местах была сомнительна. К тому же сумма была велика, и весил кошелёк немало. Махнув рукой, я оставил лежать кошелёк на столе. Затем, достав книгу, я положил её рядом. Ласково коснувшись кожи обложки, я открыл заложенную страницу и вытащил закладку. Безумно хотелось спать. Хоть бы там была ночь. И не слишком холодно.
Я ещё раз посмотрел на Гретхен. Её белое тело словно луна освещало уютный хаос комнаты. Спокойное дыхание умиротворяло воздух вокруг, погружая каждый предмет в завороженный сон. Я вздохнул и перевернул страницу. Как и всегда, первые изменения остались мною незамечены. Но, через несколько секунд, тоненькие светящиеся трещинки побежали по телу Гретхен. Её тело являлось самым светлым пятном вокруг, и потому превращение началось с него. Трещинки расширялись серебристыми змейками, и водопад ослепительного света ударил через них в комнату. Вслед за светом хлынули струйки пыли, причудливо извивающиеся под дыханием спящей девушки. Трещины перебрались с тела на кровать и стену, превращая мир в осколки мистического витража. Доски пола задрожали под моими ногами, сухой горячий ветер лизнул моё лицо шероховатым языком песка. Белого вокруг было уже больше, чем черного. Весь мир разваливался на кусочки скорлупой яйца. Чёрные крупинки прошлой реальности рванулись ко мне, и, превращаясь в песок, хлестнули по телу и лицу, заставляя зажмуриться, и тут же опали мелкой белой пылью, обнажая новый мир и новое солнце.
Даже сквозь опущенные веки проникал нестерпимо яркий свет. Я подождал, пока глаза привыкнут, и потихоньку открыл их. Ярко-белая бесконечная пустыня лежала под моими ногами. Солнце стояло прямо над головой. Спать хотелось нестерпимо, но под таким темпераментным светилом, это было невозможно. Я, конечно, мог перевернуть ещё страницу, и ещё, подыскивая более комфортное место, но та сила, которая заставила меня только что уйти из счастливой ночи, не пускала меня дальше, заставляя постичь новый мир и новую судьбу, какими бы они ни были. Я бережно вложил закладку в книгу, захлопнул её и положил в сумку. Затем скинул лишнюю одежду, слишком жаркую здесь. Оглядевшись кругом, я повернулся спиной к солнцу, и, шатаясь под тяжестью недосмотренных снов, побрёл к колеблющейся в горячем воздухе линии горизонта.