Вездеход бежал по хорошо укатанной дороге, таща за собой щлейф снежной пыли. Справа и слева тянулся бесконечный тихий лес. Обогнали колонну пустых лесовозов, два груженных попались навстречу. Алла с Пашкой сидели рядом с Нимикиным и смотрели во все глаза по сторонам.
- А мы долго будем ехать? - крикнула Алла. - Дорога до Демкино хорошая?
- Дорога-а!? - удивился Нимикин. - А до Демкино, девушка, вообше дороги нет!
От Нимикина пахло водкой, но запах этот был какой-то не такой,противный, как исходил от алкашей у них на Литейном или у отца на "Ваське".
- К-как нет дороги? - удивилась Алла. - Зимой нет?.. Снегом замело?
- Ни зимой нет, ни летом, - ответил Нимикин. - Раньше гати были, а топерь провалилися - следить некому. Сейчас-то по зимнику
доберемся, летом - беда! На моторе до Верова Бора, до Самухиных перекатов, а там пешкодралом на Чексу и опять моторкой, ежели дядя Фоня
Белугин ее у Звонаря оставит... Полдня на дорогу уйдет... Ежели, конечно, лето сухое,то можно и по гатям. Главное старицу у Шишиги
проскочить.
Вездеход резко свернул с накатанной дороги и нырнул в лес. На крышу посыпался снег с потревоженных еловых лап. Алла не поняла и половины сказанного Нимикиным и встревоженно обернулась в салон к Андрею. Тот разговора не слышал и интеллигентно отвернулся, досадуя, что Нимикин выболтал то, чего мог бы и не говорить. Вездеход мчался по едва различимой не то просеке, не то тропе, которую Андрей узнавал с огромным трудом. А Алла вдруг развеселилась подумав, что здесь могут жить не только покемоны, но и какие-нибудь телепузики. "Вернусь, расскажу Райке. Она родит от зависти... Если, конечно... вернусь".
- Дядя! - закричал Пашка. - А здесь есть медведи?
- Да, действительно! - поддержала сына Алла. - Где гризли?
- Где грызли не знаю! - прокричал в ответ Нимикин. - А медведей покуд хватат! Только ить оне зимой спят!.. Правда Пашка Ульев баил, что видал
шатуна на Свербишных гривах!... Вона!.. Гли-ка - лоси!
Алла и Пашка уставились куда указал Нимикин. Стадо лосей мелькнуло слева, скрывшись в частом ельнике. Вожак задержался, словно хотел покрасоваться на виду людей, и гордо, неторопясь поспешил за собратьями. Пашка визжал от восторга. Алла сожалела, что не взяла камеру.Ведь эта Райка может на слово и не поверить. А в общем-то дорога оказалась очень утомительной. Вездеход трясло, раскачивало из стороны в сторону. Через час езды Алла и Пашка перебрались в салон. Здесь было немного, благодаря особому устройству кресел, легче.
Андрей все пытался сообразить где они находятся, потом понял, что все забыл. И лес разросся, и тропы заросли. Часа через два, Нимикин
крикнул:
- Вот оно, ваше Демкино!
Андрей и Алла встрепенулись и выглянули в окошечки. У Андрея бешенно застучало сердце, будто на одном дыхании взбежал на десятый этаж.
- А где Демкино-то?! - удивленно воскликнула Алла.
Вездеход катился по какой-то дорожке, слева-справа лес, и никакой деревни.
- Да вот же, девушка!.. Лучше смотрите!.. Ужель не видно?!...
Алла присмотрелась внимательней и почувствовала, как в груди у нее что-то нехорошо екнуло. В лесу, меж деревьев, стояли черные, словно обугленные, остатки домов: у одних провалились крыши, у других рушились стены, третьи уже превратились в бесформенные черные кучи, прикрытые сверху снегом. Те, что еще стояли - с пустыми глазницами окон, раззявленными ртами дверных проемов - напоминали черепа гигантских доисторических чудовищ. Даже не верилось, что здесь жили люди, играли свадьбы,звучал веселый детский смех. "Мертвые деревни", - вспомнились слова Шишкина. Так вот какие они - мертвые деревни!... Алла почувствовала себя неуютно, по телу побежали противные холодные мурашки. Будь ее воля-она убралась бы отсюда как можно скорее.
Вездеход взревел мотором, прорываясь через огромный сугроб, лязгая гусеницами, крутанулся на месте и остановился перед большой избой, из обоих труб которой вились в небо белые дымы. Избу окружали высокие стройные березы, опушенные морозной изморосью, и почти скрывали ее,отчего та немного напоминала застрявший во льдах пароход. Чуть левее вторая изба. Возле нее стоял бородатый, похожий на лешего, красноносый мужик со снеговой лопатой в руках. А от первой, по узенькой тропочке в снегу, проскальзываясь, спешила навстречу приехавшим, мать Андрея Анна Степановна - бойкая шестидесятипятилетняя упорно молодящаяся дама, строго следящая за собой, и даже в этой глуши ярко накрасившая все еще красивые полные губы. Рядом с ней молча прыгал по снегу серый, похожий на волка, рослый пес.
- Андрюша!..Господи!.. Аллочка!..Пашунька! Какой вырос! Мужик настоящий!.. Что ж не сообщили-то? Дали б телеграммку в Жуду, мне бы переказали! -
Анна Степановна бросалась от одного к другому, всех целовала, пачкая помадой, прикрикнула попутно на пса. - Пиратко! Тихо! Свои!
Пес, внимательно посмотрев на Анну Степановну, стал осторожно обнюхивать приехавших, за исключением Нимикина. Его он, видимо, давно уже нанюхался и больше не интересовался.
Нимикин, разминая затекшие ноги, запрыгал возле вездехода, кивнул Анне Степановне:
- Здорово, теть Аня! - и крикнул красноносому мужику. - Дядь Фоня! Мое почтение!
Андрей догадался, что мужик и есть тот единственный сосед, о котором писала и говорила мать, Афанасий Белугин. Белугин уехал из Демкино совсем молодым человеком, всю жизнь проработал где-то на Крайнем Севере, и Андрей почти не знал его.
- Здравствуйте и вам на все четыре ветра! - степенно произнес Белугин старинное северное приветствие. - Кого привез, Колюха?
- Гостей, - ответил Нимикин и захохотал. - Сегоды можешь на Новый год кабанов не приглашать!.. Вона вас тут в Демкино сколь много! Нету у тебя,
дядь Фанасий, чайку лесного, горячего?
- Найдется, - отставляя лопату, сказал Белугин. - Заходи.
- Ы-ы-ы, - глядя им вслед, покачала головой Анна Степановна и беззлобно усмехнулась. - Чайку ему лесного... Доездишься ты, Колюха,нарвешься на
гаишника.
- Ага! - заржал Нимикин. - На Вонючей гриве пост строят!
- Да ну вас! - махнула Анна Степановна рукой и заторопила своих. -
- Пошли, пошли в избу.
На месте встречи остался один Пират. Он посмотрел вслед одним, другим, широко зевнул, вывалив ярко-красный язык, потянулся и принялся яростно чесаться, прикрыв глаза и сопя от удовольствия.
Избу-пятистенок Жуковых рубили более века назад. Была она еще крепка, но уже требовала вмешательства хозяйских рук: средний угол заметно проседал, в сенях, пахнущих квашенной капустой, скрипели широчайшие половицы, двери открывались и закрывались с некоторым усилием. Андрей с замиранием сердца входил в дом где вырос и где не был много лет. Ничего вроде с тех пор не изменилось. Та же старинная мебель, сработанная местными умельцами, на полу вытканные разноцветными "жуками" бабушкины половики. Им лет двадцать, а все как новые. На стене французские часы-маятник, невесть как и когда попавшие в руки кому-то из далеких предков. В печах - русской и голландке - гудел огонь и потрескивали, как детские пистоны, дрова. На лавке у окна,поджав под себя лапы, дремал мурлыкая полосатый кот, не обращая внимания на пришедших. Андрей улыбнулся, оставил у порога чемодан и подойдя к коту, почесал тому за ухом. Котяра, не открывая глаз, вытянул передние лапы, выпустил когти и замурлыкал громче. В детские годы Андрея на этом самом месте любил лежать точно такой же кот по кличке Яшка, не дававший прохода ни одной соседской кошке, с одинаково бесшабашной храбростью дравшийся, как с собратьями, так и с собаками.За короткое время он выловил в избе всех мышей и переключился на потерявших бдительность скворцов, что промышляли насекомых на пасшихся неподалеку коровах. Громко и противно кавкая, Яшка тащил добычу домой, похваляясь вот, де, каков я охотник. Андрей отбирал у него убитую птичку и, обливаясь горькими слезами, хоронил в песочнице за амбаром Лепешиных. Там у него было целое птичье кладбище. Яшка же, слегка недоумевая, вновь отправлялся на охоту и все повторялось.
- Мам, как кота зовут? - спросил Андрей.
- Кого?.. Яшка... Как еще?.. Пошли к деду. Он сейчас не спит... Ну чего замешкались?
Андрей поймал себя на мысли, что специально оттягивает момент встречи, чувствуя перед дедом вину. Обещал когда приехать?.. А приехал когда?.. Почему же так происходит? Почему мы не мчимся при первой возможности сломя голову в те места, к которым прикипело сердце и тянется душа?..
В старинной фаянсовой пепельнице в виде кленового листа Андрей заметил окурок сигареты и улыбнулся:
- Мам, ты на "Магну" перешла?
Анна Степановна бывшая цирковая артистка, в молодости у нее был жуткий, но очень успешный номер - "Женщина - глотательница огня" - курила "Беломор", а мундштук набивала ваткой.
- Да нет. Это Валерка Круглов... Ну пошли же, пошли.
- Кто такой Валерка? - насторожившись шепнула Алла Андрею.
- Брат мой двоюродный, - ответил Андрей и по пути заглянул в комнатку, где когда-то спала покойная бабушка.
Между печкой-голландкой и окном до сих пор стояла детская кроватка.Словно все еще ждала - прибежит маленький хозяин, заберется под одеяло, провалившись в набитый свежим сеном матрасик и счастливо засопит носиком, летая в чудесном, розовом сне.
- Да идите же сюда! - нетерпеливо позвала Анна Степановна, откинула занавеску в дедову комнатку, и громко закричала. - Папа!... Радость какая!..
Гости у нас, папа!... Андрюша, вот жена его Аллочка... Правнучек твой - Пашунька!
Андрей вошел к деду и сердце его тяжело сдавило, словно кто-то чужой, из параллельного мира, запустил ему в грудь руку и сжал сильными ледяными пальцами...
Десять лет назад дед Степан провожал Андрея в Жуду. Они шли вниз по Чексе на моторке. На удаляющемся берегу стояла бабушка. Одной рукой она махала на прощание, а второй утирала краем платка текущие слезы. На лавочке, возле причаленных лодок, степенно сидели, тогда еще живые, старики Лепешины. Рядом с бабушкой, склонив голову на бок, стоял лохматый пес Полкан. Андрей принес его с Верова Бора, только прозревшим щенком - крохотным комочком шерсти с глазами-бусинками. Кормил через соску, ночами брал к себе в постель. Бабушка и Полкан стояли на берегу, пока моторка не скрывалась за излучиной Чексы. Потом бабушка , глубоко вздохнув, трепала собаку по голове, говорила: " Вот и осталися мы опеть одне!" и каждый расходился по своим делам. А в тот, последний раз, Полкан вдруг сорвался с места и побежал по берегу, вытягиваясь в струну, как сказочный волк.
Сначала подвизгивал, потом перешел на плачущий лай, словно кричал... Нет!... Не кричал - молил: "ОСТАНЬСЯ!.. НЕ УЕЗЖАЙ!"
Наконец, поняв, что все равно уедет, все равно не останется, забежал в воду по брюхо, задрал морду к верху и завыл по-волчьи... Тонко...Протяжно... Андрей ни о чем даже не догадывался, а этот умный деревенский пес знал: он НИКОГДА больше не увидит молодого хозяина.
Скрылось за излучиной Демкино, стоящая на берегу бабушка, Полкан,и только собачий вой-плач носило по Заозерью звонкое лесное эхо, и даже тарахтенье старенького "Вихря" не могло его заглушить. Андрей шмыгнул носом и отвернулся, чтобы скрыть от деда предательски потекшие из глаз слезы. Дед Степан сделал вид будто ничего не заметил.
Моторка летела по реке, чуть присев на корму, и со стороны была похожа на ракету, готовую к взлету. Река Чекса тиха и неглубока. Только в низовье, при впадению в Пачею шумит полукилометровый перекат Звонарь, да напротив Демкино перекат поменьше - Звонарек. По всему руслу разбросаны островки, поросшие ивняком-частиком и отмели, с торчащими пучками шелепуг. Темно-зеленый ельник стеной подступает к воде на берег не в каждом месте выйдешь. Дед Степан, сидевший за мотором, не сбавляя скорости, как слаломист, лавировал меж островков и отмелей, вспугивая стаи только вставшего на крыло утинного молодняка,готовящегося к дальнему перелету. Старенькая "Казанка" кренилась то влево, то вправо, чиркая самым краем борта по воде.
- Деда! - крикнул Андрей. - Ты - Шумахер!
- Чаво?!.. Кого на хер?! - переспросил дед Степан и рассмеялся, поняв, что чего-то недослышал.
В сотне метров от Звонаря причалили в маленьком заливчике и пошли напрямик через болото в Веров Бор. По Заозерью бродила тихая северная осень, усыпав болото желтыми шляпками моховиков, а на больших кочках стелилась зреющая клюква. Дневное солнышко припекала еще по-летнему, и Андрей от ходьбы основательно вспотел. Дед шел быстро,изредка тыкая по сторонам слегой. А ведь ему тогда было уже девяносто четыре!
- Деда, -взмолился, наконец, Андрей. - Куда спешим?.. Время есть!
- Пошли-пошли, - поторопил дед. - Лучше мы придем пораньше и подождем поезд, а он нас ждать не станет.
В Веровом немного передохнули, взяли у Ивана Тимофеевича Шатова моторку и спустились уже по Пачее до Жуды. Спешили напрасно. Изменилось расписание, и до поезда оставалось еще три часа.
- Может домой пойдешь? - предложил Андрей. - Хоть до Верова засветло доберешься... Все не в лесу ночевать.
Дед Степан отказался. Для любого жителя Заозерья заночевать в лесу,что щепку бросить, а уж для деда Степана и подавно: причалит к береж-
ку, костерок - по заозерски "тепляну" - разложит, постелит на землю еловые лапки, чайку вскипятит, хлебушка пожует с салом и луком, свернет-
ся калачиком и до утра, одним ухом, даже во сне, слушая лес, пока не начнет меркнуть на небе Царь-звезда - Сириус.
- Посажу тебя в поезд и пойду покойной душой, - сказал дед,прищурившись посмотрел на солнышко и предложил. - Может чирикнем чуток?
Возле жудинского универмага колготилась местная пьянь во главе с Серегой Галыниным. Когда-то Галынин был передовым трактористом богато-
го совхоза "Заозерский". Была жена-красавица - дочь Ивана Тимофеевича Шатова, того самого, у которого дед Степан моторку брал. Были дети, дом - полная чаша. Но круто повернулась жизнь, будто Пачея в обратную сторону потекла. Не выплыл Серега против этого течения, ни за какой прутик не сумел зацепиться, камнем на дно пошел. Говорят, именно он написал и постоянно подновляет надпись на станционном здании "Горбачев дурак", и будто бы надпись видел сам бывший комбайнер и генсек,будучи проездом на Север. Ничего не сказал. Только протер платочком очки и долго в одиночестве сидел в купе, глядя в окно, и поскребывая пятно на лысине.
- О-о-о! - зашумел Галынин, увидев деда Степана и Андрея. - Лешаки объявилися!
В Жуде жителей дальних заозерских деревень испокон века звали "лешаками". Но звучало это не обидно, а уважительно.
- Дядь Степан, - пристал Галынин. - Чирикнуть хочу, плесни сто капель али на пузырь одолжи.
-Не начирикалси еще? - строго спросил дед Степан. - Иди отсюдова,Сережа, не гневи меня.
От кого другого Галынин просто так бы не отстал, но Степан Ильич Жуков в Заозерье человек уважаемый: старый лесовик, ветеран четырех войн - двух мировых, гражданской и польской. Больших наград не выслужил, но и за чужими спинами не прятался. В его солидном возрасте другой бы давно успокоился, сидел бы себе на печи и семечки лущил,коли зубы есть. Да телевизор смотрел, благо с прошлого года аж четыре программы показывать стали, а он все по лесам и болотам лазит. А главное чего лазит - не понятно. Не то ищет чего, не то караулит.А что искать?.. Чего караулить?
Забурчал Галынин себе что-то под нос недовольно и в сторонку отошел, а дед Степан и Андрей взяли водочки, пару банок консервов и расположились на берегу Пачеи. Выпивали, говорили ни о чем. Точнее, говорил больше дед Степан, Андрей же мыслями был уже в Питере, потому что ждала его там красивая девушка Алла Курбатова, которой он сделал предложение, а ответ она обещала дать по его возвращению из "джунглей".
Уже у вагона, дед Степан осторожно положил свою ладонь на грудь Андрею, прямо на сердце, и вымученно, словно наконец-то решился, произ-
нес:
- Ты... это... Дрюня... перед смертью моей приедь... Не дай без тебя уйти...
- Ты что, дед?! - возмутился Андрей. - Ты хоть подождал бы до следущего отпуска...
- Не приедешь ты будущий год, - уверенно сказал дед Степан. - И на следущий не приедешь... Не скоро будешь...
- Ты-то откуда знаешь?
- Я, Дрюнька, никогда не говорю чего не знаю... Ты слушай меня: перед смертью обязательно будь... Дело у меня к тебе...
- Что за дело?
- Вот приедешь и скажу... Ну... прощевай... С Богом...
Из тамбура вагона Андрей последний раз помахал деду рукой, заметив,как у того предательски дрогнула нижняя губа, а в глазах, цвета бледнеющего осеннего неба, застыла чистая русская грусть.
3 глава
http://www.proza.ru/2012/03/31/1771