…только не сиди ты по ночам с этой козьей породой,
с мужчинами, не сокрушай ты меня, старуху!
И кто ж это видывал, чтоб из-за эдакой, из-за козьей
бороды, прости господи, из-за мужчины в монастырь
идти? Ну, коли тебе так тошно, съезди, помолись
угоднику, молебен отслужи, да не надевай ты
чёрного шлыка на свою голову, батюшка ты мой,
матушка ты моя…
Марфа Тимофеевна - Лизе.
И.С.Тургенев. Роман «Дворянское гнездо»
ГЛАВА 29. ЛЮБОВЬ ЗА ПОЛЯРНЫМ КРУГОМ
И Яся, как товарищ Ульянов-Ленин, пошла другим путём.
Что делает разочарованная в семье женщина? Рецептов много.
У Яси было чрезвычайно развито чувство жалости. При всём том, что её обижали второй муж и сыновья, у неё даже мысли не возникало разорвать с ними отношения, как это делали другие.
ОНА ИХ ЖАЛЕЛА. Проглатывала очередную горькую пилюлю, которой домочадцы её потчевали, и продолжала жалеть. Говорила себе: «Кроме меня, моих сыновей жалеть некому. А кто пожалеет Павла? Некому».
Яся старалась быть всем в чём-то полезной, делала разные уступки, всячески их оправдывала, тратила деньги, экономя на собственных нуждах. А они все вытирали об неё ноги. Она это прекрасно видела, но по-другому вести себя не могла с дорогими для неё людьми. Пожалуй, более лояльным к матери (но до определённого времени) был Алексей.
Если человеку не удаётся сразу же дать кому-то отпор, в дальнейшем у него один выход – ползти в свой угол и тихо там сидеть. Так случилось и с Ясей.
Но есть и ещё один выход: найти хорошую приправу к той жизни, которую ты сварила (сварил).
С хорошей приправой и жизнь будет вкуснее.
Семейный мир её рушился. После того, как разделили лицевой счёт квартиры на три, отношения не улучшились.
Все надоели друг другу, всем было тесно, все критиковали друг друга тайно или вслух за «не такие взгляды на жизнь вообще и на семейную, в частности; за расточительство или жмотство; за нежелание старшего поколения отойти в сторону, потесниться и дать простор молодым»; всем хотелось иметь своё жильё и жить в нём только по своим законам.
Известная истина: было бы желание быть недовольным, а повод всегда найдётся.
Так квартира Яси превратилась (чего она никак не ожидала) в боксёрский ринг; у всех домочадцем были сжаты кулаки. И чтобы, как в боксе, никто не нанёс прямой удар (директ., от англ.direct – прямой) было решено разъехаться.
Появилась задача с тремя неизвестными: разменять квартиру так, чтобы никому не было обидно.
Купли-продажи квартир тогда не было. Только обмен.
Меняли почти шесть лет. Почему так долго? Потому что, как только находился подходящий вариант, кому-то обязательно мерещилось, что его хотят обделить.
Эти годы надо было как-то жить. И выжить! Или умереть. Яся продолжала жить так, как у неё получалось.
…Начало января 1979 года. В Москве морозы до минус 40. «Горели» плодовые деревья. Не доезжая до столицы, останавливались поезда – была угроза, что лопнут рельсы. Из-за нелётной погоды по нескольку суток томились в аэропортах пассажиры.
В это лютое время руководство киностудии отправило Ясю с оператором «на разведку» в заполярный город Норильск. К очередному юбилею октябрьской революции 1917 года надо было готовить блок фильмов о достижениях советской власти в разных областях жизни общества. Кино тогда снимали медленно.
Самый северный российский город Норильск, построенный мучениками – политическими заключёнными, выдавал империи СССР уголь, никель, медь и многое другое.
Доподлинно Яся не знала, но предполагала, что все режиссёры-мужчины по разным причинам отказались ехать в ту командировку. Или побоялись морозов, или ещё не протрезвели после встречи Нового года.
В такую стужу хороший хозяин не выгнал бы из дома собаку. Яся спорить не стала.
Она сразу же согласилась, как согласился бы любой, кто чувствовал гнёт в семье. Это было элементарное бегство. Яся долго мучилась одним вопросом: «За что?». Когда поняла, что не сможет на него ответить, успокоилась. И пошла своим путём дальше.
Она ещё не получила нокаут; был лишь нокдаун.
Узнав о её командировке «на край света, где живут только белые медведи», ни сыновья, ни невестки, ни муж не закричали: «Куда ты, мать? Там опасно, мороз. Мы тебя не пустим. Уволят? Пусть увольняют. Ты что, последний кусок хлеба доедаешь?». Никто – ни слова.
К тому же, этой женщине нравились новые места и новые впечатления. Походная сумка со всем необходимым в командировках всегда была у неё наготове.
Ясе и оператору повезло. Несколько дней самолёты в те края не летали, и вдруг «окно», чуть прояснилась погода, и воздушные лайнеры стали отправлять. Поэтому примерно через три с половиной часа Яся оказалась за Северным полярным кругом.
В приземлившийся самолёт зашли пограничники, проверили паспорта.
С трапа Ясю чуть не сдуло ветром. Вокруг был только снег - в воздухе, под ногами. Он тут же забил ей глаза. Но Яся не относилась к постоянно охающим женщинам. Всё принимала с восторгом и юмором. Таким же стойким оловянным солдатиком был и её оператор.
Он понимающе улыбнулся, когда режиссёр, вмиг облепленная снегом, сказала:
- Какая красота!
Их встретили, отвезли в гостиницу. Выяснилось, что в эти первые дни наступившего нового года в городе нет ни одного журналиста «с материка», и, тем более, кинорежиссёра. Ей сразу же объяснили, что мороз здесь, в переводе на полярные показатели, учитывающие силу ветра, был под минус семьдесят.
Яся спокойно улыбалась. Где только она не побывала до этого: на подводных лодках (правда, не во время плавания), летала на военных вертолётах; на крейсере пережила шторм, во время которого сложилась такая ситуация: на палубу вышел, а палубы нет; палуба была, да людей на ней бросало, как щепки! Держала режиссёр также не раз «экзамен» в танках, на различных «самоходках». А когда во время военных учений стреляло всё, что могло стрелять, в её ушах не было ваты.
Профессия у неё была такая – богатая на экстрим. Мороз и пурга были – лишь природными явлениями, которые никак не могли её испугать.
За неделю командировки Яся и оператор посмотрели все объекты, которые были записаны в сценарии. На всякий случай они кое-что ещё добавили из того, что показалось им интересным для кино. Но это «кое-что» могло оказаться в фильме только после обсуждения и утверждения главными лицами киностудии.
…Из того, что Яся увидела, самым впечатляющим была шахта под тысячу метров глубиной, куда они спустились вместе с шахтёрами. Сопровождающие гостей мужчины ждали, когда московский режиссёр начнёт закатывать от испуга глазки и проситься «на берег». Увы, Яся не оправдала их надежды – не стала героиней драмы.
Вот они бы закатили глаза и молодецки расправили бы плечи, если бы знали, о чём она попутно думала. Думала Яся вот о чём:
«Да, а вот под землёй, в шахте, на глубине почти тысячу метров, я ещё любовью не занималась. Интересно, бывают здесь такие случаи? Я видела женщин в медицинском пункте. Там светло, горшки с терпеливой традесканцией; всё беленькое, и топчанчик стоит…
Яся, прекрати! Что за греховные мысли! Над твоей головой сотни тонн земли, люди здесь постоянно подвергаются опасности. Так это же стимул! Если у мужчин и женщин опасная работа, они должны с большим энтузиазмом любить друг друга. Как последний раз. Никто не ведает, а вдруг вот прямо сейчас на наши головы обрушится вся эта масса тяжёлой земли, и «никто не узнает, где могилка моя». Станем пищей для червей, если они на такой глубине водятся.
Жаль, что я не могу сказать вот этим мужественным, сильным, мускулистым парням, что они должны любить со всем жаром, на который способны, женщин, и что это самое главное в нашей жизни – шахтёр ты, председатель городского комитета коммунистической партии, режиссёр или ещё кто-то из людского рода.
Не поймут или сделают вид, что не поняли. Подумают, что к ним приехал сумасшедший режиссёр».
В большой гостинице в центре города было только два постояльца: Яся и оператор. Командировочный люд ещё не раскачался после новогодних праздников и Рождества, которое в советское время отмечали тайно. Хотя для коммунистической партии это тайной не было.
Наметив в вестибюле гостиницы план на следующий день, Яся и оператор расставались. Чем занимался её коллега остальное время, она не знала, и знать не хотела.
Яся жила в номере «люкс» - две большие комнаты, трюмо, шкафы для белья и посуды, стол, на котором чайник, сахар, печенье; кресла; в спальне просторная кровать, толстое пуховое одеяло. В номере было очень тепло. О том, что за окнами мороз и метель, можно было судить только по обледеневшей форточке. Кто-то когда-то забыл её плотно закрыть, и щель постепенно заросла льдом.
… Была полярная ночь. Норильск щедро освещался. Дети катались с ледяных горок. Наблюдая за ними, Яся удивлялась, что даже у маленьких открыты лица. Потом старожилы ей объяснили, что легче обморозить кожу, закрывшись по глаза шарфом.
В магазинах Яся рассматривала, как диковинку, медвежье и оленье мясо, тушки огромных рыб, не виданных ею раньше. Её поразил ассортимент товаров. Мясо разных видов, сыр, масло и другие молочные продукты, овощи и фрукты, включая апельсины, за которыми «на материке» она стояла в длинных очередях. Пальто, платья, яркая детская одежда, разнообразная обувь… А ещё множество уютных кафе, в которых вкусно и недорого кормили.
«Сытый город», - так назвала Яся Норильск. – Да, у них тут уже коммунизм!».
Правда, одну очередь она увидела. Зашла вечером в магазин, расположенный рядом с гостиницей, чтобы купить чего-нибудь сладкого к чаю, и увидела очередь.
- Наверное, за горячими пирожками? – подумала Яся.
Оказалось, за мороженым!
- Нет, такой морозостойкий народ непобедим! – искренне радовалась Яся.
Она ведь была патриоткой. И прожитые годы этого чувства в ней не умалили!
Яся не была бы Ясей, если бы уехала, не отведав и главного «блюда» - интересно ли заниматься любовью с мужчиной в полярную ночь? По количеству ребятишек на катках, детских площадках, в магазинах, в детских кафе, она поняла, что с сексом за Северным полярным кругом нормально.
И она решила при первом же удобном случае «закинуть удочку». Случай быстро представился. Командировка заканчивалась. Как было тогда принято, хозяева решили устроить прощальный ужин. Накануне у неё спросили:
- Что вы, товарищ режиссёр, ещё хотели бы попробовать? Блюдо из рыбы, которая водится только в наших озёрах, хотите?
- Хочу, - ответила Яся, - но лучше что-нибудь из медвежьего мяса. Экзотика! Мне жаль медведя. Но раз уж есть такое мясо, я бы попробовала. Будет что рассказать на киностудии. Хотя народ у нас бывалый. В ваших кафе я не решилась взять блюдо из этого мяса. Но надо попробовать, может, другого случая не будет.
Оператор не захотел идти на прощальный ужин.
Яся знала о «посиделках» на дорожку, а потому брала с собой бутылку какой-нибудь московской водки. Сама она тоже пила чаще всего водку, но только чуть-чуть. От вина, даже самого лёгкого, у неё почему-то сразу же начинала болеть голова.
А совсем не пить на таких ужинах, значит, испортить настроение собравшимся, чего Яся никогда себе не позволяла. Она не раз говорила подружкам: «Как бы я себя не чувствовала, делаю вид, что всё хорошо. «Умри, но хоть по глотку пей», – это мой девиз в командировках.
Она также знала, что прощальные ужины «хозяева» устраивали и для себя – был повод посидеть в приятной компании, познакомиться с «нужными» людьми, услышать новости от гостей, расслабиться, отвлечься от рабочих хлопот.
…Народу собралось немало, человек пятнадцать. Мужчины – в костюмах и галстуках; женщины – со свежими причёсками и маникюром, в золоте и брильянтах.
Яся всегда брала с собой, по совету Коко Шанель, «маленькое чёрное платье», купленное в «Берёзке» на боны Марка. И духи «Шанель- 5», приобретённые там же и на деньги того же мецената.
Длинный стол был щедро уставлен едой и бутылками с напитками разного цвета.
Ясю усадили на почётное место. Справа от неё сидела дама, с которой она уже была знакома. А слева место какое-то время пустовало. Ужин не начинался, кого-то ждали.
Наконец, Тот, Кого Ждали, явился. Высокий, крупный, средних лет джентльмен. В хорошо сшитом тёмно-синем костюме, с шапкой кудрявых каштановых волос. О нём можно было без иронии сказать: «Холёный!».
Яся видела, что появление этого человека было приятно для собравшегося общества.
- Простите за опоздание, - сказал джентльмен, и сел рядом с Ясей.
Голос у него был негромким, но слова он произносил чётко; тело своё нёс легко, спину держал прямо.
Быстрым взглядом он, что называется, скользнул по лицу Яси. А Яся? Что Яся? Она улыбалась. Это было не заученная улыбка московского кинорежиссёра, прошедшего огонь, воду и медные трубы. Яся была улыбчивым человеком. Да, и по опыту она знала, что с улыбающимися людьми в любой компании общаться легче, чем с напустившими на себя серьёзный, «столичный» вид.
Все расселись за столом. Обстановка продолжала оставаться непринуждённой. Потом, вспоминая тот ужин в Норильске, Яся подумает, что, возможно, именно суровые условия жизни за Северным полярным кругом, делают людей более искренними, чем на «материке».
Инициативу взял на себя инженер, который показывал Ясе и оператору шахту, заводы.
- Товарищи, минуточку внимания, - призвал он собравшихся к тишине, - у нас симпатичная гостья. Храбрая, в шахте вела себя, как…
- Орлеанская дева Жанна д*Арк, - подсказал кто-то из гостей.
- Амазонка, - вторил ему другой.
- У амазонок плохая репутация, они убивали мужчин… после того самого.
- Фея! Говорят, что они водятся и под землёй.
Инженер-тамада смеялся вместе со всеми. Потом обратился к Ясе:
- Видите, Яся Викторовна, какой у нас образованный народ. На всё есть ответ. Слово тамаде не дают сказать. Тише, товарищи, тише. Что о нас подумает гостья! Я продолжаю… Наша гостья вела себя в шахте храбро. В забое не затыкала уши. И к носу платочек не прикладывала.
Инженер засмеялся и обратился к Ясе:
- А помните, Яся Викторовна, что вы увидели в зеркале, когда мы поднялись из шахты?
Теперь они смеялись вместе.
- Лицо моё припудрилось чёрной пылью, - ответила Яся. - И почему-то чернее всего было вокруг носа. Хитрый, вы хотели, чтобы надо мной посмеялись? Почему не сказали ещё в шахте, как я разукрашена? А я так была очарована вашей шахтой, что и о зеркале забыла.
- Это было вашим боевым крещением. А кто же смывает следы боя!
При её словах «была очарована вашей шахтой», сосед слева – Тот, Кого Ждали, пристально посмотрел на Ясю, но ничего не сказал.
Тамада постучал ножом по графину.
- Итак, мы начинаем…
Сначала разлили Ясин гостинец – московскую водку.
- Может, наша гостья хочет сказать первый тост? – спросил инженер.
Яся взяла свою стопочку с водкой и поднялась. Она никогда не отнекивалась, не говорила: «Что вы, что вы, пусть говорит кто-то из хозяев!». Яся не знала, что такое жеманство. Людей она не боялась.
- Я расскажу вам одну притчу. Большая стая журавлей приготовилась к отлёту в тёплые края. Ранним утром, ещё до восхода солнца, вожак поднял стаю в воздух. Они пролетели совсем немного. Вожак чувствовал: что-то не так, птицам лететь тяжело.
Он подал сигнал, и журавли опустились на землю. И тут выяснилось, что они нарушили традицию. Всякий раз, отправляясь в дальний путь, самые сильные птицы на своё крыло брали маленьких птичек, которые перебирались туда же, куда и журавли.
Вожак вернул стаю туда, откуда они вылетали. Самые сильные журавли взяли на свои крылья по маленькой птичке. Дальше птицы летели легко и без всяких приключений.
Я хочу выпить за то, чтобы для каждого из вас, когда вы будете в том нуждаться, нашлось сильное крыло и поддержало вас. – Подумала и добавила: - И, конечно, чтобы и для меня нашлось сильное крыло.
- Браво! Браво!
- Философский тост!
- И вам – того же!
- Тост по-грузински. Я был в Грузии.
К Ясе потянулись со стопочками – чокнуться. Когда она, наконец, села на свой стул, то тут же почувствовала: к её ноге плотно прижалась нога соседа слева – Того, Кого Ждали. Даже через ткань она чувствовала горячее тело мужчины.
К тому времени, уже опытный конспиратор в любовных делах, Яся и бровью не повела. Лишь в ответ теснее прижала свою ногу к ноге соседа. Так произошёл у них контакт.
О, эти тайны ног под столами! Вдохновляющие и соблазняющие!
Прощальный ужин длился долго. Яся за столом ни в чём себе не отказывала – ела с аппетитом и особенно то, что не готовилось или редко готовилось в её доме. Уж точно, не было блюд из медвежьего мяса. К ней специально придвинули большую овальную тарелку с кусками оленьего и медвежьего мяса.
- Попробуйте непременно, - предложил ей Тот, Кого Ждали. – Позвольте, я за вами поухаживаю.
Он взял чистую тарелку и на ней красиво разложил мясо, розочки из морковки, запеченное яблоко, разные зеленые веточки.
- Вообще-то, медвежье мясо жестковато, - продолжал свою речь Тот, Кого Ждали, - но есть у нас один повар – ас. Знает кулинарные секреты. Самое жёсткое мясо у него получается мягким и рассыпчатым. Секретом не делится, как другие повара к нему не подступались. Сказал лишь, что добавляет коренья трав, которые растут только у нас. На материке их нет.
Ясе было приятно его внимание. Тот, Кого Ждали и сам ел с большим аппетитом, но изящно, не разговаривал с набитым ртом, не чавкал; виртуозно пользовался вилкой и ножом.
- Хороший тост вы сказали, - похвалил он Ясю. - Я не так красноречив. Но у нас, как и у ваших журавлей, есть традиция. Мы не имеем права её нарушать. Друзья мои! – обратился Тот, Кого Ждали к собравшимся на ужин. – Друзья мои и наша гостья! Второй тост мы всегда пьём за тех, кого с нами уже нет.
Стало тихо. Все погрустнели. Выпили молча, не чокаясь. И какое-то время сидели, не разговаривая, не притрагиваясь к еде. Яся чувствовала: это были искренние переживания, а не игра на публику. Ей уже тоже было за кого выпить молча – умерла её мама, нестарая женщина; ушла в мир иной и тётя, которая хорошо Ясю понимала.
Воспоминания о них всегда вызывали у неё слёзы. И теперь она не смогла их сдержать.
Тот, Кого Ждали увидел, как по её щекам побежали слезинки. Без расспросов подал ей бокал с водой. Яся с благодарностью на него посмотрела.
Она была уверена: сосед слева сделал бы для неё что-то большее – обнял бы или положил её голову на своё плечо, и погладил. Но не мог. По тому вниманию, которое оказывали ему присутствующие, Яся понимала, что он относится к руководящему составу этой заполярной территории, и пользуется здесь уважением.
Жизнь брала своё. Снова все зашумели, заулыбались, произносили тосты, обменивались поцелуями, что свидетельствовало об одном: «Хорошо сидим!».
Яся снова почувствовала тесное прикосновение ноги Того, Кого Ждали. И опять «ответила» ему своей ногой. Про себя она подумала: «Как хорош этот язык мужских и женских ног! Никакие слова не нужны!».
Намечалась ещё одна любовная история. Не первая, и, как надеялась Яся, - не последняя. Да, она вполне могла бы обойтись без ещё одной любовной истории. Но даже здесь, за тысячи километров от своего дома, на сердце её лежал камень – от обид, которые её не отпускали, так как были ею не заслуженными. Дома её уже давно никто не целовал и не ласкал. И теперь она не хотела отказаться от ласки, которую ей предлагал мужчина.
- Он, конечно, змий-искуситель, - размышляла Яся, - но какой красивый змий! Уверенный в себе. Мне так нравятся уверенные в себе мужчины. От них даже дух другой исходит, чем от тех, кто…кто варит холодец и солит сало. Уверенные в себе мужчины – хорошие любовники, это я уже проверила.
Я вся горю от его прикосновений. И пусть он меня соблазняет! Я ведь не Ева, а он – не Адам, и мы не в раю. Изгонять нас некуда.
Их раем оказалась гостиница.
Когда наелись, напились, наговорились, кто-то громко сказал:
- Спасибо всем! Пора и честь знать!
Получилось так, что Тот, Кого Ждали должен был довезти Ясю в гостиницу, потому что «я живу в той же стороне, а у подъезда ждёт машина».
Когда подъехали к гостинице, Тот, Кого Ждали сказал водителю:
- Завтра, как всегда, в семь.
И пошёл провожать Ясю.
Гостиница как вымерла.
Девизом Яси во второй половине её жизни стало изречение римского поэта Квинта Горация Флакка (или просто – Горация): «Срывай день!». Смысл понятен: живи сегодня, а завтра – будет завтра.
Познакомившись с мужчиной, оказавшем ей знаки внимания, она никогда не забивала себе голову вопросами: «Женат ли он? Если женат, то, как будет выкручиваться?». На подобные вопросы должны были отвечать мужчины, с которыми её сводила судьба. Это была их ответственность. А за себя отвечала она.
Когда они вошли в номер, Тот, Кого Ждали задал лишь один вопрос:
- Ты не против?
Возможно, другая сударыня стала бы уточнять: «Не против чего?». Но не Яся. Сигналы симпатии, вспыхнувшей между мужчиной и женщиной, различать она умела.
Они не зажгли свет; в номере было достаточно светло от уличных фонарей – в полярную ночь их не гасили, а лишь притушивали, когда народ уже спал.
Не спеша, разделись и легли. У каждого мужчины своя манера разжигать женщину, если он, конечно, хочет её разжечь. У Того, Кого Ждали (Яся знала, как его зовут, но ей нравилось прозвище, которым она его окрестила) была прелестная манера ласки - своими тёплыми и гладкими (без мозолей) ладонями он прошёлся по её голове, щекам, шее, грудям, животу, и - всё ниже и ниже, ничего не пропуская.
И наполнил женское тело своим электрическом. Это был сильный заряд эротического электричества.
Яся давно перестала быть пассивной женщиной. Она научилась не только брать от мужчины, но и отдавать. Она гладила и целовала его тело. Ей нравилось, что любовник не стыдится своей наготы, не натягивает на себя простыню. А потому могла видеть, как напружинивается его член. Она нежно гладила и это «чудо природы». Мужчина от её нежности вздрагивал, как при ознобе.
От того момента, как первый муж Марк лишил её девственности и до того, когда второй муж Павел отказался от неё, как сексуальной партнёрши, во влагалище Яси не побывал ни один «чужой» член. Чужие члены стали приходить в гости к её влагалищу лишь после того, как она убедилась, что свободна от сексуальных обязанностей, как жена. И она не признавала это за измену супругу.
К той ночи, когда она легла в постель с мужчиной в заполярном городе, Яся стала уже опытной любовницей. Но всякий раз, когда мужской член входил в её тело, она испытывала, непередаваемый словами, восторг. И отдавалась (её признание однажды Полине) мужчине со всем пылом, на какой была способна. А способна она была на многое. Ни один ещё мужчина не ушёл от неё неудовлетворенный, не спустивший накопившуюся сперму.
На деловой вопрос Того, Кого Ждали:
- Мне надеть презерватив?
Яся ответила:
- Не надо.
Больше вопросов он не задавал. А ей незачем было объяснять, что у неё уже нет матки, к протокам которой, по заданной им природой программе, должны были стремиться миллионы его сперматозоидов. Эти хвостатые живчики на сей раз остались без работы.
Тот, Кого Ждали с энтузиазмом наслаждался её полной раскрепощённостью и раскрытостью. Если бы это было возможно, Яся пустила бы его член дальше влагалища, где бы он, возможно, получил ещё какое-то, неизведанное доселе, наслаждение. Что такое «минет» она знала, но этот способ любовного отношения с мужчиной не был её вариантом.
Яся не стеснялась выражать свои чувства во время полового акта: стонала, вскрикивала, целовала руки любовника. Могла бы и запеть, если бы не боялась, что он примет её за сумасшедшую.
Он тоже стонал. И было видно – насыщался её телом так, как никогда вовсе, или – давно - не насыщался женским телом.
Но Яся умела и сдерживать свою эротическую страсть. Она попридержала себя до тех пор, пока не почувствовала, что её сексуальный партнёр идёт к финишу. А потому к финишу они пришли вместе.
- Ты гениальна! – отдышавшись, похвалил Ясю любовник
- Тебе понравилось? – спросила она.
- Нет равной тебе! - Тот, Кого Ждали рассмеялся. - Я так и буду тебя называть «Нет равной тебе». Не возражаешь?
- Нет.
- Первый раз я жалею, что не пишу стихи. Только стихами можно выразить мой восторг… от встречи с тобой.
- Послушай стихи из «Песни песней»*, - сказала Яся, и прочитала:
- Как прекрасна ты, милая, как ты прекрасна,
Твои очи – голубицы!
- Как прекрасен ты, милый, и приятен,
И наше зелено ложе,
Крыша дома нашего – кедры,
Его стены – кипарисы.
- Ах, ты, голубица, - сказал со смехом Тот, Кого Ждали, и обнял её. Он не уходил от неё несколько часов, и был ненасытен. Ненасытной была и Яся. Она никогда не уставала в постели с мужчинами.
Не всегда ей попадались любовники, такие азартные, со здоровым (от слова – здоровье) членом, как этот рыцарь Заполярья. Потом она скажет себе: «Это была большая удача».
Надо отметить, что Яся никогда не насмехалась над мужчинами, член которых не стоял, или, поднявшись, сразу же сникал. Она старалась помочь.
Тот, Кого Ждали был молодым. Его организм пока не съели производственные стрессы и ненормированный режим жизни. Сердце его ещё могло вынести эту адскую нагрузку – несколько половых актов в одну ночь.
Расставаясь с Ясей, он сказал:
- Ты навсегда останешься для меня «Нет равной тебе».
Возвращаясь по пустынным улицам домой, мужчина думал:
- Какая радостная эта женщина! Впечатление, как будто все клеточки её тела – одно влагалище. И мой член был не только в её влагалище, но и везде, везде…Такой любовницы у меня до сих пор не было. Она открыла мне по-новому любовные отношения, я понял, что такое наслаждаться с женщиной.
До этого мне казалось, что самое большое удовлетворение можно получить от удачно продвигающейся карьеры. Пока у меня здесь всё – тьфу-тьфу-тьфу (он поплевал через левое плечо) чтоб не сглазить… благополучно. Но эта случайная женщина подсказала мне идею: надо смотреть на карьеру, как на дело с эротическим смыслом.
Московская барышня сказала, что у меня… талантливый (тут Тот, Кого Ждали довольно засмеялся) член. Подобных слов в адрес своего члена, уверен, я больше никогда в жизни не услышу. Я его зауважал ещё больше.
Что было бы, если бы она здесь жила? Нет, не хочу этого! И в Москве, где бываю часто, я не буду с ней встречаться. Такое, как было у нас с ней в гостинице, не может повториться. Она меня всего встряхнула. «Мерси» ей за это. Но встречаться – ни-ни. Не хочу портить впечатление. Повторенье – мать ученья – эта пословица для школьников.
Полярной ночью шёл мужчина – потомок Адама, вкусивший вслед за пращуром свою порцию от запретного плода.
А в Москву собиралась возвращаться дочь Евы, также получившая свою долю от того же запретного плода.
Не будем их осуждать.
Вскоре после командировки в Норильск Яся записала в дневнике:
«Как мне нравится всё, написанное Куприным! Почему-то считается, что откровенно о любовных переживаниях мужчин и женщин, о том, что они испытывают при половом акте (хотя эти слова в нашей классической литературе не употребляются, а лишь подозреваются) написал только Иван Алексеевич Бунин. Не согласна.
Александр Иванович Куприн во многих своих рассказах, так или иначе, вносит волнующую сексуальную струю. Многие его рассказы короткие, но сколько в них чувства! Вполне возможно, что он сам был большим знатоком женских чар и ласк, а не просто выдумывал, как сочинитель. Как-то я услышала, что ещё один мой литературный кумир – Антон Павлович Чехов – был хорошим «ходоком», любил женщин во всех смыслах. А вот эротические мысли в его рассказах, пьесах, письмах читаются меж строк.
Решила перечитать собрание сочинений Куприна: от и до, все девять томов. Разве это не эротика: «Она села на ручку кресла и обвила рукой шею Алмазова»? Она – жена Верочка, он – муж, туповатый офицер Николай Алмазов. Сюжет, если снять фильм, потянет на Оскара. Рассказ называется «Куст сирени».
Алмазов, слушатель Академии генерального штаба, не без помощи Верочки, приготовил практическую работу – инструментальную съёмку местности. Накануне сдачи этого плана, офицер сидел до трёх ночи, устал, и … неосторожно посадил на бумагу жирное пятно. Конечно, стал подчищать, размазал. И решил нарисовать на месте пятна кучу деревьев.
Профессор план не принял. Оказалось, что он отлично знал описанную местность, никаких деревьев там не было. Алмазов вернулся домой в отчаянии, и уже посыпал свою голову пеплом.
Что сделала Верочка? Она сказала своему Коле:
- А просто, если там нет таких дурацких кустов, то их надо посадить сейчас же.
Собрала в узелок все свои драгоценности, вместе с Колей снесла их в ломбард, выручила около двадцати трёх рублей. Они поехали к садовнику. Он с семьёй собирался ужинать и не хотел отвлекаться. Но Верочка тронула старичка своим откровенным рассказом о случившимся с её мужем казусом. И были посажены кусты сирени, да так искусно!
Чтобы убедиться в своей правоте, профессор предложил Алмазову: «…завтра же ехать туда со мной верхом». Приехали. Бедный немец-педант! Он увидел кустики, даже листик сорвал и пожевал.
План Алмазова был принят. А с тех пор любимым цветком Верочки стала сирень.
А говорят, что у женщин куриные мозги. Нашим генералам не придумать такого.
Рассказ Куприна «Наталья Давыдовна» - это про меня. Когда-то раньше эта Мессалина не произвела на меня впечатления. Но почему я запомнила хорошо этот рассказ и искала его? Предчувствовала, что и сама буду, если не совсем такая, как Наталья Давыдовна, но со многими сходными чертами?
Наталья Давыдовна, окончив институт благородных девиц, осталась там классной дамой. У меня педагогическое образование, хоть я и не преподаватель. Мы не похожи тем, что она никогда не была замужем и не имела детей. Шестнадцать лет Наталья Давыдовна воспитывала девиц, слыла строгой; у неё была безупречная репутация воспитателя. До одного случая…
Раз в два или три месяца она испрашивала разрешения навестить больную тётушку. Вся соль была в том, что никакой тётушки у неё не было.
А дальше у Куприна так: «Отойдя довольно далеко от ограды, она вынимала из кармана густую чёрную вуаль, окутывала ею лицо, и вдруг вся мгновенно изменялась. Это уже была кокотка, искательница приключений, швейка из хорошего магазина – всё, что угодно, только не пунктуальная и строгая классная дама. Она шла свободной, развратной, слегка развинченной походкой женщины, привыкшей принадлежать сотням мужчин…».
Наталья Давыдовна была красивой женщиной, а «её талии завидовал весь институт». Многие мужчины, когда она шла под вуалью, делали ей предложения, но Мессалина искала по чертам «страстного, ненасытного и неутомимого самца и выбирала его». Это мог быть старик, горбатый, едва оперившийся кадет.
Везла мужчину на край города, в самую дурную гостиницу, и «целую ночь напролёт, без отдыха, предавалась тем наслаждениям, какие только могло изобрести её необузданное воображение». Утром она исчезала, ни разу не пообещав второго свидания.
Она торопилась и поспевала в институт к обедне. У неё был измученный вид, ввалившиеся глаза, пересохшие и искусанные губы. Директриса замечала с сочувствием, что у неё болезненный вид. Наталья Давыдовна говорила, что ей пришлось всю ночь провести у постели тёти, снося её капризы.
Возможно, такая двойная жизнь продолжалась бы у героини рассказа ещё следующие шестнадцать лет, но однажды случилось непредвиденное. В гостиницу она привезла немолодого грузного штабного писаря. После бурной ночи, уже под утро, он её обнял, положил голову на её грудь, и…умер.
Приехавший судебный следователь узнал в женщине Наталью Давыдовну, классную даму института, где училась его дочь. Он мог бы замять дело, да Наталья Давыдовна этого не захотела. Из института она ушла. На этом Куприн поставил точку.
Искусанные губы у меня бывают после свиданий с любовниками, но редко. Как-то один офицер (он, кстати, лазил ко мне в номер через окно – боялся, вдруг кто-то донесёт его жене, что он был в гостинице) так меня целовал в шею и груди, что оставил синяки. И что из того? Мой муж спит, как монах, в келье; не рвётся в ванную, когда я там голая принимаю душ, так что мне некого опасаться. Даже не запудривала синяки. Шею закрывала воротником кофточки.
В Москве у меня нет любовников. Здесь я веду себя, как образцовая классная дама Наталья Давыдовна. А в городах или местечках, куда приезжаю в командировку, не хожу по улицам под вуалью, но хорошо знаю, как подавать сигналы мужчинам, которые меня приметили, и как принимать их сигналы. Ничего нового о сигналах я не изобрела. Куприн в этом же рассказе написал:
- Без сомнения, существуют какие-то тайные, незримые нити, по которым мысли одного человека могут мгновенно сообщаться с мыслями другого, хотя бы даже только что встреченного на улице.
Мне грустно, меня томит тоска. Даже подружкам не всё могу сказать. Пишу в дневнике о своём самом разном, чтобы не выть. Или с жиру бешусь? Яся Викторовна, ставлю тебе за прилежание пятёрку.
Как говорили в прошлом: волентэм дукунт фата, нолентэм трахунт, что с латин., «желающего судьба ведёт, нежелающего - тащит». Эти слова даже Владимир Ильич Ленин взял для своей статьи «Оппортунизм и крах II Интернационала».
*Перевод И.М.Дьяконова