Он замолчал, устремив взор куда-то, куда мне было не заглянуть.
- Рассказывайте дальше, - негромко попросил я. – Что же вы сделали?
- От тела следовало избавиться, - послушно, даже апатично продолжал он. – Но, пока мы провозились, начало светать. Дэвид сказал, что ему необходимо явиться в клинику на своё место, не то его хватятся, и это будет выглядеть подозрительно. «А ты вполне можешь пропустить занятия – ты это уже не раз проделывал, - сказал он. – Мы не должны оставлять здесь всё без присмотра – кто-нибудь может войти, а мы и знать об этом не будем. Оставайся здесь, с ней, и запрись на щеколду. Не отвечай на стук и не впускай никого – я вернусь так быстро, как только смогу». И он ушёл, а я остался. Мне было так жутко, Холмс, - он вдруг вернулся из небытия своей памяти и посмотрел мне прямо в глаза. – Едва Дэвид вышел, на меня словно навалилась душная зловещая тишина. Сибилла лежала на столе – мёртвая, безмолвная, а мне казалось, что она не просто умерла, а обрела какую-то новую непонятную мне сущность, что она только притворяется обычным мертвецом... В общем, я начал серьёзно впадать в мистику. Глупо, конечно...
- Не глупо, - я качнул головой. – Следовало ожидать. Вряд ли ваше состояние в то утро можно было назвать хладнокровным. Продолжайте, Уотсон, не останавливайтесь.
- Прошло довольно много времени, - послушно продолжал он монотонно, снова глядя куда-то в пространство. – Не знаю, сколько - я потерял ему счёт. С места я не сходил – меня словно приморозило к нему, казалось немыслимым шевельнуться. Как вдруг кто-то подошёл к двери и подёргал ручку. Боже! Как у меня сердце не разорвалось в то же мгновение – не понимаю, - он вдруг закрыл лицо растопыренными пальцами и тихо засмеялся.
Я погладил его по руке, негромко напомнив:
- Дальше...
- Ну, он стоял и потихоньку теребил дверь, а я сидел и обмирал от ужаса. Потом потянуло дымом...
- Каким дымом?
- Противным. Угаром. Из щели под дверью стали подниматься целые клубы. Я понял, что вот-вот закашляюсь, и меня найдут. А вместе со мной – мёртвое тело. Комната была очень маленькая, тесная, с одним наглухо закрытым окном. Она наполнилась дымом в считанные минуты. Разумеется, в конце концов я не выдержал и бросился к двери. Отодвинул щеколду – а она была раскалённой, сначала я обжёг о неё руку и только потом догадался обмотать тряпкой. Вообще, сделалось очень жарко – я задыхался и обливался потом, как кочегар. Так вот, щеколду я отодвинул, а дверь оказалась заперта снаружи. Я всё равно не мог её открыть. Потом тряпка загорелась. Я такого не видел. Просто от жара – раз – и вдруг вспыхнула, - Уотсон снова засмеялся.
Я встал с места, обошёл его кресло и, встав сзади, положил ему руки на плечи:
- Продолжайте, доктор, продолжайте.
- Я попытался разбить окно, но снаружи были ставни и тоже заперты. Зато, когда стекло треснуло, огонь загудел. Я то стоял у окна – да уж и не стоял, корчился от дыма и жара. А с противоположной стороны стала гореть стена. И вдруг тело Сибиллы поднялось и село. Мне тогда на миг почудилось, что она жива, потом – что мертва, но не мертва, как призрак или зомби. А она просто горела. Горела и корчилась. И тогда я вспомнил про погреб. Там был погреб. Крышка с кольцом. Я схватил, дёрнул. Она поддалась. Я свалился вниз. При падении сильно ударился обо что-то, разбил голову. Не помню, сколько я там пробыл – мне-то показалось, что много часов. Что-то гудело, трещало, звонко лопалось. Я лежал на земляном полу, закрыв голову руками. Даже не молился. Я ведь чувствовал себя убийцей – как я мог молиться? Помню, меня сильно рвало – я всё-таки наглотался дыма, а может, и травма черепа сказывалась. Потом всё стихло, но когда я попытался выбраться, мне это не удалось. Похоже было, что крышку погреба завалило чем-то тяжёлым. Теперь меня уже не очень волновало, узнает кто-нибудь о смерти Сибиллы или нет, речь шла о моей собственной смерти. Я кричал, звал, даже надорвал горло, но меня, похоже, никто не слышал. Казалось, пожар даже ничьё внимание не привлёк. Наверху было тихо. Это уже потом я понял, что просто звукопроницаемость была низкой, да и со слухом у меня после всего, что случилось, видимо, было неважно. А кричать я уже не мог. Сознание путалось, пока, наконец, в какой-то момент просветления я понял, что останусь в этом погребе навсегда. Там не было воды, и я начал понемногу умирать от жажды. Пробовал пить собственную мочу, но она оказалась слишком концентрированной и снова вызвала рвоту. Мало-помалу я погрузился в беспамятство - ко мне приходили в подпол поболтать мой брат, Сибилла и даже её ребёнок, которому не суждено было родиться. Визиты Сибиллы были особенно неприятны – она сильно обгорела...- он опять засмеялся.
Мои ладони уже давно и настойчиво оглаживали его плечи, и я мог отчётливо чувствовать, как сильно он дрожит. Его голос был тих, спокоен, бесцветен, но я оправданно ждал взрыва. Да я бы и обрадовался этому взрыву – его альтернатива казалась ещё непригляднее.
- Как же вы всё-таки спаслись? – тоже тихо спросил я, желая перескочить хоть через несколько бесцветных фраз, перемежающихся изредка коротким неожиданным и тоже бесцветным смехом, от которого у меня по спине мурашки бегали.
Он ответил не сразу и как-то вроде даже изумлённо:
- Не помню. Знаете... совсем не помню. Кто и почему догадался открыть погреб? Может быть, меня всё-таки услышали...
- А что же ваш брат?
Уотсон поморщился:
- Ничего. Я увидел его только через пару дней. Он пришёл ко мне в больницу – я ведь, как вы сами понимаете, после всей этой истории в больницу попал. Ожоги, шок, бронхит из-за того, что вдыхал дым. Сначала был довольно плох, но организм молодой, да и здоровьем меня бог не обделил, так что я быстро пошёл на поправку. Дэвид пришёл и молча сел у постели. Ну, и я молчал – я уж тем более не знал, что говорить. «Джон, родной, - заговорил он, а на глазах – слёзы. – Я сам не знаю, как это вышло. Словом, я решил немножко выпить для храбрости, а потом вернуться к тебе. Я думал, мы всё сделаем вместе. Но я... понимаешь, я напился до обморока. И всё забыл. Начисто забыл понимаешь? Только вчера пришёл в себя и узнал о пожаре. Прости меня, Джон, мальчик мой!» Я сосчитал в уме – получилось, что он пил почти неделю. Неудивительно, что память отказала ему. Потом он наклонился к моему уху и стал шептать, то и дело оглядываясь на дверь. Он рассказал мне, что дом выгорел до тла, тело тоже сгорело и рассыпалось. Полицейские нашли в золе череп, но идентифицировать его, а уж тем более, разобрать теперь, как всё было, невозможно. И если я буду молчать, правда никогда не всплывёт наружу. «В сущности, Джон, всё к лучшему, - шептал он. - Ты только молчи. Ничего не помнишь – и всё». Иногда у меня бывают озарения, Холмс, редкие, но яркие. Очевидно, именно это со мной и произошло тогда, потому что я сказал Дэвиду, что, и в самом деле, ничего не помню: «Какой череп? Какое тело? О чём ты?». он так дико посмотрел на меня, но потом его лицо прояснилось. «Ну, вот и славно, - сказал он.- Ты прав, ничего такого и не было, - и тут же заторопился: - Ну, я пойду, тебе нужно отдыхать». Ну вот... Позже со мной ещё разговаривали полицейские, но я только повторял, как попугай, что ничего не помню, что, очевидно, пришёл к брату, но и этого тоже не помню, как очутился в погребе, не знаю, отчего произошёл пожар, не имею представления. На голове у меня была рана – решили, что у меня травматическая амнезия. Никто даже не связал обгоревший труп с пропавшей Сибиллой – думали, что у брата ночевала какая-нибудь девица лёгкого поведения, она по неосторожности и подожгла дом, а выбраться не смогла потому что была пьяна. Или, возможно, в дом залезли воры, которых я застал, а они ударили меня, сбросили в погреб и подожгли дом. К тому же, многие помнили, что когда-то у Дэвида стоял в комнате человеческий скелет – он ведь врач, поэтому должен был изучать анатомию. Полагаю, сам Дэвид такую версию и скормил полицейским. В конце концов, меня оставили в покое, а вскоре я перевёлся в Лондон. Ну а потом Нетли, Афганистан, ранение – это вы знаете.
Он снова потянулся к бутылке и сделал несколько глотков из горлышка.
- Так значит, письмо было от неё, от Сибиллы Норсер?
- Нет. Письмо было от её старшего брата Виктора. Сибилла рассказывала, что он умер за год до её со мной знакомства от пневмонии – застудил лёгкие, катаясь на лодке. Его именем подписано письмо.
- Любопытно... А содержание?
- В содержании всё и дело. Он угрожает. Он пишет, что отомстит мне за смерть сестры, а дальше изложена вся та история, которую я вам только что поведал, и о которой никто из живых знать не может. И если я смог уснуть после этого письма, - вдруг усмехнулся он, – значит, я и впрямь здорово устал. Вот только боюсь, что теперь со сном надолго покончено.