А ты никак постригся? Да? О, видишь. Я приметил сразу, какой-то сразу помолодевший ты. Стрижечка, она да, она человека подмолаживает. Я вот на той неделе в район ездил. Чо? Не-е-е. Не стричся. Да там надо было в собес. Опять там што-то с пенсией. Ага. Сидят как гусыни. Да им чо? Ты рази для них человек. Три часа там бестолку толпился. Ага. Ну да это ладно. Потом думаю, ну раз в район приехал, заодно и постригусь. У нас же щас на селе никто не стрижет. Раньше Макарка мужиков за поллитру обстригал. А теперича зазнался, фермером стал. Ага. Как пить бросил, так и за голову взялся мужик. Чо? Да, а как же. Его так придавило, чуть не помер. Испужалси да и бросил. Жинка евоная не нарадуется. Теперича он хозяин, крепкий. И мужиков стричь перестал. А тож какая красота была. Это ж праздник у нас был. Особенно по лету мне нравилось это дело. Соберемся с мужиками у Макарки. Он на двор табурет вытащит - «Подходи, кого первого оболванивать?» Простынкой тебя замотает, достанет свою машинку. Что? Не-е, ручная. Он ликтрической не стриг, у него отцова машинка была, с войны ишо. Воот. Сидишь на табурете, солнышко, куры по двору бродют, мужики на лавочке сидят гутарят, да над тобою подшучивают. А Макарка машинкою по макушке твоей вжик-вжик-вжик. Красота. Как? Да не. У него на всех одна прическа была. Полубокс. Ага. Тока Петру Степанычу с чубчиком делал. Тот с чубчиком любил. Пострижет тебя Макарка, дикалоном сбрызнит, простынку долой -«Следующий!» . Встанешь. Ах, как ветерком по стриженой макушке-то освежит. Крастота. Прям себя как новый гривенник осчусчаешь. Эх! Ща погодь, прикурю.
Воот. Значитца, в районе захожу в прикмахерскую. Чистенько так все. Женчины улыбчивые. Грю: «Мне б постричся, бабоньки.» Они так обходительно – «Присаживайтесь!» И в кресло содют, да кресло-то прям как министерское – кожаное, да мягкое.
-Как стричься будем? – спрашивает меня одна такая крашеная. В теле, но симпатичная. На Верку Сепёхи нашего похожая.
-Да как? Да мне по-простому, полубоксом.
-А может модельную?- улыбаетца.
-Эх! Ну давай, модельную!
-Голову мыть будем?
- Да что ж, я к тебе рази с грязною головою пришел бы, милая? Обижаешь. Мы приличия знаем. Голова моя чистая и к постриганию готовая. Чай не первый то годок стригусь.
Она смеетца: Хорошо! Хорошо!
Запахнула в простынку, и давай машинкой ликтрической красоту наводить. Я сижу как барин, а она вокруг суетится. Да вся такая ладная, да пахучая. Как наклониться надо мной, аж дух замирает. Сижу-у-у сам не свой от щастя. Я ж зли бабы то давно небыл, Галюня-то уж годков как пять померла. Ага.
Ну значится сижу, а она - то машинкою сначала, потом ножничками - чвирк-чвирк. То с одной стороны, то сдругой. Я и опомнитца не успел. Все! Готово!
Глянул, на себя, на модельного. Хорош! Прям хочь щас свататца. Прям как Петр Степаныч, с чубчиком.
Я на радостях им так и брякнул – «Теперича хоть женись». Смеютца, евино племя.
Что? Да нее. Нее. Господь с тобой. Куда мне. Старый я ужо. Скажишь тоже. Это ж я так, от избытку чувств. Ага. Однакож в следущий месяц, надо опять в собес ехать. Думаю за одно и постричся. Да ну тебя. Чо ты ржешь как жеребец? Я ж старый для нее.