Она олицетворяла революцию
«У Ларисы Рейснер были глаза, походка, голос и мысли, которые в одном человеческом существе соединяются не часто…» Вера Инбер
Перед нами портрет женщины. С первого взгляда покоряет ее полуулыбка Джоконды, приковывают внимание умные глаза. Невысокий лоб, правильный нос греческого образца, чуть ассимметричное лицо, прическа, облегающая голову, весь облик своей простотой и изяществом напоминет Венеру Милосскую. Классически ясная красота. Гармония физического и духовного. В любой черте роступает цельная человеческая натура, сильная единством чувства и интеллекта.
Однако это вовсе не богиня, воплощенная в мраморе, а живой реальный человек, очень дорогой благодарной памяти многих людей. Это Лариса Михайловна Рейснер. Очень обаятельная женщина, облик и судьба которой вобрали в себя черты революционного обновления в 20-е годы ХХ века. Яркая личность, талантливая и смелая, она стала реальным прототипом главной героини «Оптимистической трагедии» драматурга Всеволода Вишневского.
Позднее он вспоминал: « Лариса Рейснер – петербургская культура, ум, красота, грация. Человек, который пришел на флот и как-то сумел подчинить реакционную группу офицерства… Она никогда не подделывалась, одевалась хорошо, манеры были хорошие. Я помню такой случай. 1 октября 1918 года наш корабль погиб. В живых осталось 30 человек. Нас встретили страшно заботливо. Мы сидим, греемся, дают кофе, спирт. Подходит Лариса: «Расскажите». Меня толкают: «Валяй, ты умеешь». Рассказал. Она выслушала, потом подошла и… поцеловала в лоб. Парни заржали, она посмотрела, и все утихли. Это было просто и у меня в памяти осталось на всю жизнь…»
Она прожила всего лишь 30 лет, но какая это была яркая, насыщенная активной работой и журналистским поиском творческая жизнь! Журнал «Красная новь» в 1926 году писал о Ларисе: «Она отличалась духом искательства, неугомонной подвижности, смелости, жадности к жизни и крепкой воли. Этот воинствующий дух, не щадя себя, она отдала революции».
Двадцатилетняя, она уже начала издавать свой литературный журнал «Рудин». Это был 1915 год, в Петербурге. Целью журнала было выражение протеста общественному скатыванию к империалистической войне. А сверх этого еще разить «бичем сатиры, карикатуры и памфлета все безобразие русской жизни, где бы оно ни находилось».
Ранние стихи и статьи Ларисы проникнуты открытым неприятием мещанского спокойствия людей, равнодушных к общественному движению. Известный поэт Всеволод Рождественский, бывший ее сокурсником в Петербургском университете, вспоминал: «лариса Михайловна часто выступала с чтением своих стихов, но больше любила поднимать острые, принципиальные споры. В этих спорах, очень жарких словесных боях она не имела противников. Находчивая, остроумная, скорая на реплики, она даже в крайней степени возбуждения никогда не теряла самообладания. И втайне гордилась своим «мужским умом», хотя сама была воплощением женственности, тонкого кокетства. Ей была свойственна роматичность, она любила все яркое, даже резкое и решительное, но умела сдерживать свои порывы инстинктом вкуса».
Молодую издательницу волнует все новое, свежее и талантливое в литературе. Так она одна из первых заметила в выступлениях Владимира Маяковского «его гнев, его месть, его жажду освобождения».
У же в этот ранний период творчества у нее обнаружился яркий тон в полемике с благодушно настроенными людьми и политический наступательный темперамент, непримиримость борца. Некоторым современникам эти качества казались не совсем подходящими для молодой поэтессы. Но именно такие качества: беззаветная преданность делу прогресса, стремление отдавать всю себя этому делу – были опорой ее литературного таланта.
«Яростью жизни» называли современники ее жажду к путешествиям. Не из праздного любопытства туристки, а из жажды постоянного обогащения свежими впечатлениями, достоверным знаниям событий, питающим журналистскую страсть, отправлялась она в эти странствия. Ее современник, известный журналист Михаил кольцов писал: « Красочен, силен стремительный путь Рейснер-человека. Из петербургских литературно-ученых салонов – на опасные, объятые огнем и
смертью низовья Волги, в самую гущу боев с чехословаками, потом – на Красный флот, потом – через среднеазиатские пустыни – в глухие дебри Афганистана, оттуда – в угольные шахты, на нефтяные промыслы, на все вершины, во все стремнины и закоулки мира, где клокочет стихия борющегося пролетариата, - вперед, вперед, вровень с революционным локомотивом…»
Есть такая поговорка: стиль – это человек. Она очень ярко иллюстрируется писательским примером «Дианы-воительницы», как называл Ларису ее соратник и муж Федор Раскольников. Ее литературный стиль – это многогранная богатая образность, стремительность повествования, единство трезвой мысли и поэтичности, переливы нежности и гнева, иронии и сарказма. По нескольким фразам текста можно узнать и воскликнуть: «Это Лариса Рейснер!» Потому что во всем ощущается незаурядная личность автора.
Вот она пишет о событиях гражданской войны: «Чистополь и Елабуга, Челны и Сарапуль – все эти местечки залиты кровью, скромные села вписаны в историю революции жгучими знаками… Жены и дети этих убитых не бегут за границу, не пишут потом мемуаров о сожжении старинной усадьбы… Никто никогда не узнает, никто не раструбит на всю чувствительную Европу о тысячах солдат, расстрелянных на высоком берегу, зарытых течением в илистые мели, прибитых к нежилому берегу». В этом отрывке сразу чувствуется большое сочувствие очевидца нороду-борцу, гнев против его врагов, точная картина времени. И все это - Лариса Рейснер, ее голос, ее неповторимая оценка и стиль.
А вот начало ее литературоведческой статьи о таланте и своеобразии творчества Александра Блока: «Александр Блок никогда не был революционером и реформатором. Величие его поэзии не искало пурпурных и золотых слов. Всегда большой и незабываемый, даже в пшлых образах, даже в поблекшей теме он бесшумно переступил черту временного и ничтожного. Его влияние громадно, как влияние абстрактной идеи, тончайшей математической формулы.
Из сумерек социального упадка он вынес цветок мистической поэзии, бледный, но благоухающий, и в этом его величайшая заслуга. Но подражать А.Блоку, его полутонам, его лирике, выросшей из света и воздуха, его любви, затерянной в сером, холодном небе -невозможно и бесполезно… как всякое завершение – Блок неповторим».
Сколько в этом отрывке правды и мудрости! Последняя фраза заключает в себе гениальный вывод общеэстетического уровня. Его можно применить как верный вывод не только к творчеству Блока, но и многих других художников , талантливо отразивших неповторимость Серебряного века русской поэзии. И здесь, как и везде, автор раскрывается как умная, живая и интересная собеседница. Михаил Кольцов свидетельствует: «И литературный путь Ларисы Рейснер – ярок, чист, безупречен, образцов… Как серьезно, добросовестно, педантично готовила Лариса Михайловна свои газетные вещи! Они останутся надолго в истории литературы – эти острыеЮ яркие, точные, как маленькие часы, и волнующие, как стихи, очерки гражданской войны и социалистического строительства Ларисы Рейснер».
Осенью 1920 года, после решающих побед Красной Армии на фронтах, Лариса снова оказалась в родном Петрограде в должности комиссара штаба Балтфлота. Вновь произошла ее встреча с поэтом Всеволодом Рождественским. Молодые люди – ей было 25 лет, - принимавшие активное участие в литературной жизни революционного города, не могли не побывать на маскараде, организованном для творческой молодежи в недано открывшемся «Доме искусств». Накануне памятного вечера Всеволод подзадорил Ларису, сказав, что хотел бы ее видеть на маскараде в шикарном бальном платье, взятом из оперного театра… «и оно у меня будет, вот увидите!» - ответила она. «Я сделал вид, что не верю, но Лариса чуть прикусила губу – знак непоколебимого упрямства».
Но вот наступил долгожданный час… Я стоял у стены и смотрел на танцующих. Высокий тугой воротник старинного офицерского мундира неимоверно резал мне шею… И вдруг прямо перед собой у входа я увидел только что появившуюся маску в пышно разлетавшемся бакстовском платье.* Ее ослепительно точеные плечи, казалось, также отражали все огни зала. Ореховые струящиеся локоны, перехваченные тонкой лиловой лентой, падали легко и свободно. Ясно и чуть дерзко светились глаза в узкоц прорези бархатной полумаски. Перед неизвестной гостьей расступались, оглядывали ее с восхищением и любопытством. Она же, задержавшись на минуту на пороге, шуршащим облаком сразу поплыла ко мне.
- Мы танцуем вальс, не правда ли? – прошепталнадо мной знакомый голос, и узкая, действительно прекрасная рука легла на мое плечо. Музыка Штрауса подхватила нас и понесла в ослепительно сверкающем вихре…
-Ну что, не была я права? – снова я услышал теперь уже торжествующий шепот. Мне оставалось только восторженно сжать тонкие горячие пальцы и близко взглянуть в победоносно сверкающие Ларисины зрачки».
Далее В. Рождественский замечает: «Эпизод c бакстовским платьем не может удивить тех, кто знал Ларису Михайловну не только в ее официальной, служебной обстановкею Там она была и строгим , и требовательным «начальством”, умела вести свое дело и любилаего; ее уважали подчиненные, ценили ее указания и советы. Но дома, снимая бушлат или кожаную куртку, она как-то естественно превращалась в милую, тонкую собеседницу.
Стремление к ярким краскам языка, необычные метафоры, смелые и острые эпитеты, частое возвращение к образцам мировой литературы – все это было присуще Ларисе Рейснер не только как писателю, но и просто как собеседнику».
Для нас особенный интерес представляет ее первая книга «Фронт». Невозможно отделить личность автора от образа женщины-бойца Волжской флотилии, участницы боев под Царицыном. От этого образа и сейчас веет волнующим ветром бурных событий. Вот она путешествует по волнам отступления в Свияжск: «Гражданская война господствует на больших дорогах. Стоит свернуть на проселок, на тропинку, бегущую по темным межам, - и опять мир, осень, прозрачная тишина последних летних дней. Идем босиком, сапоги и хлеб на палке через плечо. Матрос Миша где-то подобрал пастушеский длинный кнут и так щелкает за спиной Портфеля, что тот приседает и готов расплакаться…»
Прибыв в Казань, путешественники, одетые по-господски прилично, доставлены кучером на квартиру … к слободскому приставу! Собственно, мы с Мишей сразу попали в театр для себя… в это-то время, когда суд божий, а также и чехословацкий**, находился в полном разгаре, мы и поселились у пристава. Сперва он несколько стеснялся, которому надобно кушать живую лягушку среди бела дня да еще по старой ежовской привычке начиная это лакомое блюдо с дрыгающих задних лапок. Но затем, попивши с гостями чаю, поругав жидов и коммунистов, убедился в нашей благонадежности и совершенно успокоился.
Растягивая удовольствие, он не чаще чем через три дня, ехал в город, причем вся улица и «подвальные»*** отлично знали, что «сам» опять отправился в штаб с доносом на кого-нибудь из них. Вечером полиция чинно забирала очередного жильца».
Героиня очерка вскоре тоже оказывается на допросе в белогвардейском штабе. «И вот в двух шагах , лицом ко мне, группа знакомых матросов из нашей флотилии. Матросы, как все матросы восемнадцатого года, придавшие Великой русской революции ее романтический блеск. Сильные голые шеи, загорелые лица, фуражки «Андрея», «Севастополя» и просто- «Красный флот». Боцман смотрит знакомыми глазами, пристально, так что видно его голую душу, которая через двадцать минут встанет к стенке, - его рослую душу, широкую в плечах, с крестиком, который болтается на сапожном шнурке, - не для бога, а так, на счастье.
Стучит, стучит пульс: секунда, другая, две, три, не знаю сколько. И глаза, громко зовущие себе на помощь, уже не смотрят. Они, как орудия в сырую погоду, покрылись чем-то серым. Стукнули приклады – матросов уводят. В дверях боцман оборачивается. «Ну, - говорят глаза,- прощай».
Героине, как и самой Ларисе Рейснер, посчастливилось бежать с собственного допроса. «Бывают в жизни минуты сказочного, безумного, божественного счастья. Вот в это серое утро, которое я видела через окно, перекрещенное безнадежным крестом решетки, случилось со мной чудо». Это чудо она совершила сама, воспользовавшись несколькими секундами отсутствия в комнате врагов. Когда в двери еще были видны «растопыренные фалды шинели и тяжелая деревянная нога винтовки часового, высунувшегося «прикурить», я успела подбежать к заколоченной средней двери, дернуть ее несколько раз – из последних сил – она открылась, пропустила меня, бесшумно опять захлопнулась. Я оказалась на лестнице, успела снять бинт, которым было завязано лицо, и выбежать на улицу. У окна общей канцелярии, спиной ко мне стоял пристав и в ожидании давил мух на стекле».
Чудо спасения ей помогли осуществить простые люди, умеющие «с лету» разбираться, кто враг, а кто свой. «Мимо штаба неспешной рысцой проезжал извозчик. Он обернулся, когда я вскочила в пролетку. – Вам куда? Не могу ничего ответить. Хочу и никак не могу. Он посмотрел на мой полупрозрачный костюм, на лицо, на штаб, стал на облучке во весь рост и бешено хлестнул лошадь. С грохотом неслись мы по ужасной казанской мостовой, все задворками и переулками, пока сивка-бурка, вспотев до пены и задрав кверху редкий хвост, влетела в ворота извозного двора. У моего извозчика сын служил в Красной армии, а кроме того он был мужем чудесной Авдотьи Марковны – белой, красной, в три обхвата, теплой как печь, доброй, как красное солнце деревенских платков и сказок. Она меня обняла, я ревела как поросенок на ее необъятной материнской груди, она тоже плакала и приговаривала особые нежные слова, теплые и утешные, как булочки только что с жару…
Через часа два, завернутая в платок с розанами, имея при себе фунт хлеба и три рубля деньгами, я уже выходила за казанскую заставу. Занятый осмотром проезжего воза , дозорный пост меня легко пропустил, мимо другого я пробралась кустами».
Лариса Михайловна Рейснер, молодая обаятельная женщина, была вдохновительницей, как прекрасная богиня, и символом справедливой борьбы героических моряков Волжской военной флотилии с врагами революции. Ее соратник по флоту Ф.Новицкий описал эпизод внезапного нападения вражеской артиллерии на их миноносец: «Вся в белом, резко выделяясь среди экипажа миноносца, стоя во весь рост на виду у всех, открыто на палубе, Лариса Михайловна одним своим видом несомненно способствовала водворению и поддержанию порядка»
В 1924 году журнал «Красный флот» писал об авторе только что вышедшей из печати книги «Фронт»: «Еще никто так одухотворенно не описывал гражданской войны, так тонко не подмечал ее многообразной сущности, не развертывал столько граней этой эпопеи… Но самое главное, важное в книге – эьо психологический анализ сущности идеи, за которую три долгих года тысячи и десятки тысяч людей с огнем проходили тысячи верст от Балтики до персидской границы». ЕЕ небольшую книгу «Фронт» по значению и художественной силе ставят рядом с всемирно известной книгой американского писателя Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир».
«Зачем было умирать Ларисе, редкому, отборному, великолепному человеческому экземпляру?» - восклицал Михаил Кольцов. В воспоминаниях писательницы Веры Инбер находим: «Пустая и злая случайность, глоток сырого молока, отравленного тифозными бактериями, прервал на седине эту удивительно задуманную и блестяще выполненную жизнь».
Она хорошо каталась на коньках и ездила верхом. Искусству верховой езды сама учила матросов-разведчиков. Одеваясь элегантно, со вкусом, она «приводила в трепет небритых молодых людей». Разговор с ней поднимал творческий тонус собеседника. «Рейснер была, пишет Кольцов, - наиболее интеллигентом в самом буквальном и в самом лучшем смысле этого слова. Она была человеком особо тонкой, высокой интеллектуальной культуры. Тонкий интеллект Рейснер не был хрупким. Он не сломался от соприкосновения с революцией, а отвердел и закалился, не потеряв, а неизмеримо выиграв в качестве… Пружина, заложенная в жизнь счастливо одаренной женщины, разворачивалась просторно и красиво». «Она вся была быстра, - заключала Вера Инбер,- много успевала, и жизнь, вероятно, казалась ей прекрасным, удивительно слаженным механизмом, в котором так радостно быть одним из ее лучших колес»
------------------------------------
*Бакст - фамилия театрального художника, автора костюмов и декораций к балету «Карнавал» в Мариинском театре.
** У власти в Казани был контрреволюционный чехословацкий военный корпус, бывший прежде частью царской армии.
*** рабочие, жившие под квартирой пристава
П О С Л Е С Л О В И Е
Этот мой очерк о Ларисе Рейснер был подготовлен как глава в книгу «Прекрасен ты, человек?», вышедшую в Москве, издательстве «Молодая Гвардия» в 1987г, но при необходимости сокращения объема текста его пришлось изъять. Такую же участь постиг и материал об Эрнесто Че Геваре. Но благодаря интернету и российскому сайту PROZA.RU любознательные читатели могут прочитать об этих прекрасных людях сегодня.