Жизнь человека сплошь состоит из событий – хороших и плохих, радостных и грустных. Поэтому и сравниваем мы ее с зеброй – полоса темная, полоса светлая. Но есть в этом черно-белом мелькании особые места, навсегда оставляющие неизгладимый след в памяти. По большому счету, таких мест всего два. Одно – первая любовь, другое - потеря самого близкого человека. Все вне этих событий – мелочь, пустяки.
Бурные волны жизни вынесли меня на постоянное место жительства в город Балабаново, что в Калужской области. Родители-пенсионеры остались в Людинове (той же области) под присмотром старшей сестры Галины. Тогда казалось, что матушка любила меня больше, чем отец. Хотя и сейчас, спустя много лет после их кончины, я в этом не уверен. Просто отец – бывший кадровый офицер, ветеран войны – был суровее, требовательнее, а мать – тихая, ласковая, - всегда заступалась, если за детские проказы мне грозил отцовский ремень.
Теперь-то понятно, что мои родители были той сбалансированной системой, которая более всего подходит для воспитания детей.
В своем балабановском «далеке» очень скучал по местам, где прошли школьные годы, по родителям. Часто по праздникам, а в отпуск – обязательно, поездом наезжал к родным в гости. После того, как приобрел «Москвича», расстояние в 250 километров, разделявшее нас, перестало быть проблемой.
Каждое лето, предварительно запасшись в Москве дефицитными в то время продуктами-гостинцами, пускался в путь по Киевскому шоссе – до поворота на Жиздру, а там, через 25 километров вскоре на горизонте начинала маячить высокая труба Людиновского литейного завода. Все, дома!
Лето 1992 года выдалось дождливым, и надежды на удачную рыбалку в местной речке Болве растаяли в мороси и тумане. Погода
как бы нарочно не выпускала меня из родительского дома, понуждая к
общению со своими стариками, на которое раньше вечно не хватало времени. Наверное, впервые так долго беседовал с родными.
Тогда-то ясно почувствовал, что мать и отец, бывшие всю мою жизнь незримым фундаментом собственного бытия, таящемся в самой глубине сердца, стали беспомощными и больными стариками. Особенно мать, уже давно страдающая склерозом мозга. Это ощущение внезапного видения беспощадной реальности, поразило меня. Как же так? Ведь долгие годы они были молодыми и сильными. Я всегда ощущал за собой надежный тыл, их незримую поддержку и помощь. Неужели это все кончилось?
Уезжая через неделю, при прощании, обратил внимание на глаза матери – грустные, и как бы навсегда уходящие. Нестерпимо защемило в груди от жалости и невозможности чем-то помочь…
Это переживание, спустя неделю вылилось в стихотворение, которое я так и назвал – «Старики».
Родные старики! Вам так немного надо –
Открытку к празднику, письмо или звонок,
А уж весьма высокая награда,
Когда к вам в гости вырвусь на денек…
Старушка-мать в слезах всплеснет руками:
«Сыночек, милый, вспомнил, наконец!»,
Уткнется в грудь мне мокрыми щеками,
Махнет рукой: «Ну, где же ты, отец?».
Отец степенно из-за занавески
Выходит, в валенках, плечо немного вбок,
Как кавалер – сперва почет невестке,
Потом уж строго: «Ну, здоров, сынок!».
Ладошка узкая трепещет от волненья,
Но вида не подаст, что он до смерти рад!
Все для того, чтоб не было сомненья:
Он – старый воин, помнит Сталинград!
На тесной кухоньке за стол садимся чинно,
От встречи радостной у всех горят глаза…
Я достаю: «Мать, веская причина!»,
Бутылку влаги, чистой, как слеза…
И мыслью вдруг я возвращаюсь к детству,
К реке и лесу, где ловил ужей
С девчонкой, жившей где-то по соседству,
Наверно ставшей бабушкой уже…
Отца и мать, как прежде, молодыми
Я вижу вновь сквозь сеточку морщин,
И тень укора между мной и ими:
«Ну, что так редко приезжаешь, сын?»
Не разберешь, кому нужнее встречи –
Иль нам, их детям, или старикам?
Поймешь, когда твои поникнут плечи
И подберется изморозь к вискам…
Как часто поздно настает прозренье!
Прощаясь, мать с меня не сводит глаз,
А я читаю в них, как откровенье:
«Ну, вот и свиделись…. А вдруг в последний раз?»
.
Через несколько месяцев позвонила сестра: мать плоха, стала падать в обморок. Недавно отец ее еле откачал, применив искусственное дыхание – умение, оставшееся с фронта. А под новый 1993 год позвонила сама матушка: «Сынок, с наступающим праздником! Приезжай, посмотри, какая твоя мать стала страшная. Недавно упала на улице, разбила лицо, опухла, почернела…». И заплакала в телефонную трубку.
Я до сих пор слышу этот ее плач, и до конца жизни не прощу себе, что не смог тогда приехать. Была срочная, неотложная работа, будь она проклята! Ну, сдал бы я чертежи нового электрического щита на три дня позже, ничего бы с заводом не случилось!
Умом я был готов к худшему, но, когда 20 января 1993 года сестра, давясь слезами, прошептала в трубку: «Мама умерла…», не поверил. «Может, обойдется, мама отлежится?…», - тупо бубнил я в трубку, с ужасом осознавая, что все кончено…
А потом плохо помню, что происходило далее.
Как обрывки старого фильма: ночь, рев мотора, пустынная трасса, переметенная снежными языками, в свете фар остервенелая метель бросает в лобовое стекло колючую крошку…. И какая-то тусклая мысль из прежней жизни: «Шины-то летние…».
На участке Жиздра-Людиново, где уже несколько часов не проходило ни одной машины, дорога окончательно ушла под снег. Помню, как яростно разбрасывал его ногами, руками выгребал из-под передних колес, бессильно глотая слезы…
Выручил тяжелый ЗИЛ, шедший со стороны Людинова к Киевской трассе. Он вытащил меня из снежного плена, а по его колее, к утру, удалось добраться до места назначения.
Не раздеваясь, прошел в большую комнату. Мама лежала с чистым, светлым, одухотворенным лицом, будто спала. Сновали какие-то люди, быстро ушедшие после моего появления.
Судя по всему, меня «заклинило» - сквозь неудержимые рыдания вырывались только два слова: «Мамочка, прости, мамочка, прости,
мамочка, прости!». Я повторял их, наверное, минут десять, пока вошедшая сестра не тронула меня за плечо…
И вдруг я услышал мамин голос! Он был тих и спокоен: «Ну, что ты, сынок, так плачешь! Все хорошо, все по-порядку. Успокойся, не волнуйся!». И тут же на меня снизошел некий благодатный свет. Высохли слезы, унялась нервная дрожь, и великое спокойствие рекой влилось в душу. Передо мной будто открылась непостижимая тайна человеческой смерти, закономерно и естественно венчающей жизнь. Мама простила меня!
Похоронили ее в хорошем месте. Рядом церковь, вокруг – сосновый бор, земля легкая, песчаная. До сих пор слышу, как янтарный песок с легким шорохом ссыпается на крышку гроба, под которой лежит моя мамочка…
Отец пережил ее ровно на десять лет, и сейчас мои родители опять рядышком, под одним большим гранитным памятником.
Непостижимым образом темная полоса моей жизни, коей, без сомнения, является утрата родного человека, в одночасье превратилась в полосу светлую. Правда, произошло это с помощью самой матушки, светлая душа которой перед уходом поведала мне, что смерти нет – человек лишь меняет среду обитания. Она знала – я не испытываю мистического неудобства при виде мертвого тела и не опасалась напугать меня своим голосом. А я знал, что человек это нечто более тонкое, высокое и невидимое, могущее существовать вне тела.
Говорят, если видишь во сне покойных родителей, это нехорошо. Надо, мол, посетить могилку, заказать в церкви заупокойную, чтобы избавиться от таких снов. Думаю, это неверно. Мать часто приходит ко мне во сне, беседует, дает советы. И всегда, после таких снов я ощущаю внутри себя тот самый благодатный свет и внутреннее спокойствие, которые охватили меня в день смерти моей любимой мамочки. Приходит иногда и строгий отец. Я благодарен своим родителям, что и после смерти они помогают мне жить.
А всем читателям советую: любите своих родных при жизни. Не забывайте и уж, тем более, не бросайте их. Только в этом случае вы можете рассчитывать на их помощь и поддержку даже после того, как они уходят в мир иной.
15 апреля 2009 г.