Рассказы из чёрного ящика - 2

Борис Иоселевич Открытая Книга
РАССКАЗЫ  ИЗ ЧЁРНОГО  ЯЩИКА – 2

БЛИЗНЕЦЫ


– Хозяин, из полиции приходили. Про деньги спрашивали.

– А ты что?

– Как учили. Откуда, грю, деньгам взяться? Сами побираются по министерствам и прочим конторам, а уж делиться тем, что самим не хватает, про такое и мы не слыхали, и вам не советуем. И к тому же, вы даже не родственник нашему хозяину, а вовсе посторонний.

– А он что?

– Никакой, грит, не посторонний. Был бы, грит, посторонним, от вашей, грит, забегаловки и фундамента бы не осталось. Я, грит, жизнью рискую, чтобы его от неприятностей уберечь, а он очень рискует своей, не оплатив своевременно моих усилий.

– А ты что?

– А что я? Мы, грю, людишки подневольные, место своё, грю, знаем. Лишь бы платили сколько обещано и когда положено. А что, грю, касаемо вашей просьбы, пойду доложу хозяину. Ему, грю, решать.

– М-да... Полиция, значит?

– Грит, полиция. Да как разобрать, кто защищает, а кто нападает? Похожи, будто близнецы.

– А пистолет при нём был?

– Такие без пистолетов не ходят.

– А где теперь?

– У меня /наставляет на хозяина/. Платить будешь?

  – Да ты погоди. Деньги второпях не считают. Скажи лучше, пистолет тебе отдал добровольно?

– Держи кобуру шире! Кто нынче добровольно отдаёт, разве что последний дурак. Стулом по голове и...

– Верни, чтоб от греха подальше. Мало ли чего...

– А кому вернуть? Труп-то унесли.

– А когда уносили, он что?

– Лежал спокойно. Я даже подумал, всегда б так, наша жизнь обернулась бы в лучшую сторону.

– Оживить бы его, чтобы неприятностей не было.

– Не вижу смысла, хозяин, особенно теперь, когда знаю, как добывается нужное.


Прямой хук. Тяжёлое падение. Вздох. Тишина.


– Сам виноват. Слишком долго размышлял. А пока раздумываешь, всякое может случиться.


ВЕРНОПОДДАННЫЙ


– Вы Мухин?

– Я Мухин. А что в этом такого необыкновенного?

– Необыкновенного ничего. А обыкновенное в том, что вас целый день разыскивает полиция.

– С чего бы такая спешка?

– Об этом вы сами полицию спрашивайте. Она ведь не объясняет, а угрожает. Нам бы, говорит полиция, только бы добраться до искомого, а уж разберёмся мы с ним по-настоящему.

– Знаем мы их разборки, не проболтаемся.

– А чем вы их так допекли?

– Сам думаю-гадаю.

– Может, «пришили» кого?

– Да вы в своём уме! Иной раз, конечно, не воздержишься, но не до смертельного случая.

– Тогда украли чего?

– Сколько в моём возрасте украдешь? Вот, когда молодым был! Но и тогда нам до нынешних, уносящих целые банки в неизвестном направлении, как от печальника до начальника. Только полиция их не трожь, потому как несуны ею и командуют.

– Выходит, политический?

– В каком, извините, смысле?

– Против властей предержащих.

– Да я четыре власти пережил и с каждой самолично ручкался. Потому пятую жду без страха в сердце.

– А вот и она, родная наша. Лёгкая на поминки.

– Мы полиция. Мы рыщем. Виноватого мы сыщем. Невиновного прихватим. На допросе всех охватим. Не упустим даже мухи... Кто из вас, признайтесь, Мухин?

– С чего вы взяли?

– Пока, гражданин, мы не берём, а только интересуемся.

– Никакой я не гражданин, а верноподданный.

– С этого бы и начинали, а не притворялись Мухиным.


Полиция уходит, опрашивая встречных-поперечных: «Вы Мухин? Кто из вас он? Признавайтесь. Зачтётся, как явка с повинной».


ЗАКОН ЕСТЬ ЗАКОН


На улице недозволенным болевым приёмом меня попридержал подозрительный тип. Заинтересовался, куда и зачем тороплюсь.


– А вам какое дело?

– Самое прямое. Культурные люди при встрече здороваются. Или запамятовал?

– Всех, кто меня бьёт, не упомнить.

– Всех и не требуется. А таких, как я, запоминают надолго и сразу.

– Кажется, видел вас в телевизоре. Откуда-то уводили или куда-то приводили. Вы депутат?

– А ты хохмач! – тип уронил меня, но ловко подхватил у самой земли. Даже помог отряхнуться. – Однажды мы уже встречались. Да ты, видать, подзабыл. И, что любопытно, на этом самом месте. Ты отдал мне часы и бумажник. Сначала добровольно, а потом закричал. Пришлось урезонивать, и то, что ты живой, означает, что фарт у тебя счастливый, не иначе.

– Господи, неужели вы? Искренне рад. Как поживаете?

– Что наша жизнь...

– Трудности с грабежом?

– В каком-то смысле. Бедному бандиту податься некуда, кроме, как на государственную службу. А там такие законы и правила, что наши, воровские, кажутся сочинёнными в департаменте Высокой нравственности и любви к ближнему. Не думал, что могу так низко пасть, но нет другого выхода, когда хочешь спастись от преследования. А ведь я был свободным художником.

– А чем сейчас занимаетесь?

– По полицейской части. Охраняю общественный порядок.

– Похоже на смену ориентации.

– Ни на что это не похоже. А что делать? Одним грабежом сыт не будешь. Эти чёртовые экономические реформы у кого хочешь вышибут почву из-под ног. Вот и приходится бороться против самого себя. Сначала пограбишь, потом поищешь награбленное. Пограбишь — поищешь... Как бы совмещаешь приятное с полезным. А тут ещё возраст, когда думаешь о пенсии чаще, чем о женщинах.

– Но почему именно в полицию? Немало и других достойных профессий.

– О достоинстве не пекусь, а в полиции потому, что хочу быть полезен не только себе, но и народу. Три отсидки, что ни говори, опыт. Иному выпускнику полицейской академии не грех позаимствовать. Было бы непатриотично с моей стороны не поставить свои знания и умение на службу правопорядку.

–  А позвольте спросить, чем вы в данный конкретный момент заняты, охраной или грабежом?

– У меня, блин, отгул. Расслабляюсь. Пребываю в состоянии лёгкого алкогольного очарования. Я улыбаюсь тебе, ты улыбаешься мне... – Он снова уронил меня, но поднимать не стал, переступил. – Никакой уважающий себя профессионал не пойдёт на дело, не чувствуя под ногами твёрдой опоры. В этом воровской и полицейский законы единодушны. /Он поглядел на часы, бывшие некогда моими, и заторопился/. А закон всё равно, что одиночная камера: пока сидишь — подчиняйся.

Борис  Иоселевич