Очерк. Закрыв собой Арктику

Юрий Комболин
Батуми полоскал дождь. Уже неделю. Даже не дождь, а ливень. Такой на Севере проходит за пять, максимум, за двадцать минут. А тут долгих семь суток. Мокнут кипарисы и магнолии, пальмы и лавр. Мокнут батумцы и порт и суда на рейде.
Из окна кабинета начальника Грузинского морского пароходства видна эта безумная пляска дождя, шабаш низвергающейся с неба воды. Хозяин говорит по телефону: «Одна просьба, дорогой. Вагоны. Нужны вагоны! Задыхаемся без них. Вся наша прибыль у причалов и на рейде стоит»…
Анатолий Алексеевич Качарава долго ещё говорит с Москвой, потом раскуривает погасшую трубку и шагает по кабинету. Лёгкий, суховатый, он похож на юношу, и только походка – тяжёлая, неторопливая – говорит об истинном возрасте этого пожилого человека. Человека из легенды.
Имя Качаравы связано с одной из ярчайших и драматичных страниц Великой Отечественной войны – боем ледокольного парохода «Сибиряков» с тяжёлым крейсером гитлеровцев «Адмирал Шеер», получившим за своё мощное вооружение название «карманный линкор». Во время этого беспрецедентного морского сражения капитаном «Сибирякова» был Анатолий Алексеевич Качарава.
Тридцать пять лет прошло с тех пор. Большинство сибиряковцев получили за свой подвиг высокие правительственные награды, а сам пароход стали называть «полярным «Варягом».
И вот капитан вспоминает:
- От Диксона мы отошли 24 августа. До этого была большая, но привычная нам ещё по мирным временам работа. Пароход забросил оборудование и продукты на арктические острова Тырнов и Русский, а на острове Уединения и мысе «Правда» сменил зимовщиков.
Все полагали, что после этого из Арктики нас отзовут, но экипаж, как это часто бывает во время войны, неожиданно получил новое задание. Какое, пока толком никто не знал, могли догадываться лишь по грузу, который шёл в трюмы и на палубу. На неё громоздили традиционные для зимовщиков: домики, лес, бочки с бензином, коров, собак, кунгасы.
Закружили меня заботы самые разные. Каждый день что-нибудь. На судно пришёл новый доктор – совсем девочка – лейтенант Валя Черноус. Матрос Пётр Шарапов и буфетчица Валя Римкис решили пожениться – оформили свой брак в загсе Диксона. В рейс с нами шли флагманский артиллерист ледокольного отряда старший лейтенант Медведев и заместитель комиссара ледокольного отряда Георгий Борисович Вайнер. Каждое это дело требовало вмешательства капитана. А тут ещё, узнав, что пароход снова идёт в дальнюю Арктику, несколько членов экипажа подали рапорты с просьбой списать их на берег – моряки рвались на фронт. Некоторым казалось, что не делом они занимаются в то время, когда другие воюют с фашистами. Пришлось беседовать и мне и комиссару Зелику Абрамовичу Элимелаху, доказывать, что без работы зимовщиков на дальних метеостанциях будет невозможно движение судов с военными грузами в северные порты, что организация зимовок, снабжение их – частичка, и не самая малая, не самая последняя единого фронта борьбы с фашизмом. Все забрали рапорты обратно.
Двадцать четвёртого августа 1942 года за час до полуночи «Сибиряков» ушёл в свой последний рейс. На борту, кроме экипажа и команды военных, обслуживавших судовую артиллерию, находились зимовщики. Согласно предписанию, полученному буквально в момент отхода, их надо было высадить на самой северной оконечности архипелага Северная Земля – мысе Арктическом, кроме того предстояло зайти на мыс Оловянный и остров Домашний. Места знакомые – бывали там до войны.
Трубка Анатолия Алексеевича давно погасла, и он не пытался её раскурить, похоже забыл о ней – так увлекли его воспоминания, хотя и держал в руке.
- И вот, чтобы напомнить о войне, утром следующего дня объявил учебную боевую тревогу. Застучали каблуки по палубе, прочь полетели чехлы с орудий и пулемётов, зачернел пароход шинелями и бушлатами краснофлотцев. И наш мирный ледокольный пароход вмиг превратился в боевую единицу. Четыре 76-ти и 45-миллиметровые пушки и два спаренных пулемёта настороженно уставились в тревожное северное небо.
За три часа отработали все положения. Тревога дала повод тем, кто подавал рапорты на Диксоне об отправке на фронт, вволю позубоскалить: мол, вместо того, чтобы действительно воевать, мы тут в войну играем. Но, тем не менее, все сработали чётко, доклады о готовности постов приходили один за другим,  люди деловито хлопотали у орудийных приборов.
Перед обедом дали отбой учению. Я спустился через некоторое время в каюту и начал раздеваться. И когда меня снова вызвали на мостик, порадовался, что не успел снять кобуру с револьвером: уж больно долго её обратно пристёгивать. Оказалось, что когда «Сибиряков» проходил вблизи необитаемого острова Белуха у западного побережья Таймыра, стоявший в это время на вахте сигнальщик И. Алексеев, заметил на горизонте дым.
Эта картина у меня чётко перед глазами и сейчас, – Анатолий Алексеевич прищурился, будто всматриваясь в тот заполярный горизонт. - Снежные заряды. Небо сливается с морем. И вот улучшение погоды. Заряд ушёл на Северо-Запад, где всё закрывают тяжёлые свинцовые тучи, и на фоне их рельефно выделяется корабль.
На руле в тот момент стоял матрос Иван Котлов. На мостике ещё были вахтенные Сима Бурков и Михаил Малыгин. Кроме вахты, здесь находились старпом Г. П. Сулаков и комиссар З. А. Элимелах.
Сомнений ни у кого не было – по левому борту виден был силуэт крупного корабля.
И с него уже идёт запрос о ледовой обстановке в проливе Вилькицкого.
Радист «Сибирякова», который, как и радисты всех судов, идущих Карским морем, должен был работать только на приём, впервые нарушил жесточайший запрет, и на Диксон ушла радиограмма: «Вижу крейсер неизвестной национальности, идёт без флага».
Сигнальщик Алексеев флажками просемафорил запрос о названии и национальности.
- «Сисияма», - ответили с корабля и подняли американский флаг.
Поднявшийся в ходовую рубку старший механик Николай Георгиевич Бочурко, который был у нас секретарём партийной организации, попросил бинокль и, посмотрев, сказал, что быть этого не может. Подошедший Вайнер согласился с ним.
Во второй радиограмме, ушедшей на Диксон, сообщили о том, что на корабле поднят американский флаг.
С Диксона тут же пришёл ответ: «В данном районе никаких американских судов быть не может. Корабль считать противником».
И я объявил боевую тревогу. Уходившего в машинное отделение Бочурко попросил в случае, если меня убьют или тяжело ранят, открыть кингстоны.
Здесь необходимо сделать первое отступление. И объяснить появление в советских арктических водах фашистского тяжёлого крейсера «Адмирал Шеер» - гордости гитлеровских военно-морских сил.
Незадолго до этого японское адмиралтейство информировало гитлеровскую ставку о том, что из Петропавловска-на-Камчатке и Владивостока идут суда на Север. Плюс к этому из Канады в тот же адрес пришло сообщение, что в порту Ванкувер должны грузиться на русские транспорты восемнадцать тысяч бушелей зерна, которые пойдут в СССР через Сибирь.
Пятого мая  адмирал Карлс, руководивший северным театром морских операций, приказал разработать план нападения на караваны советских судов. Для этого он предполагал использовать тяжёлые крейсера «Лютцов», «Адмирал Хиппер» и «Адмирал Шеер», которые базировались в Норвегии. «Адмирал Шеер» был высокоманевренным, быстроходным кораблём с большой огневой мощью. К тому времени на его счету было уже двадцать шесть потопленных транспортов.
Операция эта получила кодовое название «Вундерланд».
Немецкий генеральный штаб одобрил план адмирала Карлса. Ставка считала операцию «Вундерланд» вершиной, которая будет венчать крупное наступление против советской системы снабжения через Север. Такого наступления с применением крупных сил требовал Гитлер. На Север были брошены десятки подводных лодок и специальные авиационные части пятого воздушного флота.
Операция «Вундерланд» началась шестнадцатого августа 1942 года выходом «Адмирала Шеера»  из Нарвика. Сопровождаемый тремя эсминцами, а затем двумя подводными лодками, корабль двинулся к проливу Вилькицкого, сохраняя радиомолчание. Только из опасения быть раньше времени обнаруженным тяжёлый крейсер два дня спустя уклонился от одиночного советского транспорта.
Обогнув с севера Новую Землю, рейдер вошёл в Карское море. Сплошной лёд. Даже самолёт не помог найти в нём проходы. Больше суток бесполезного и небезопасного ожидания у острова Уединения. Это дало возможность каравану советских транспортов, следовавших с Дальнего Востока, проскочить и уйти под защиту советских боевых кораблей и авиации.
Оставалось переориентироваться на суда, идущие из Архангельска, которые были на подходе к проливу Вилькицкого.
Рейдер добрался до архипелага Норденшельда. Там опять поиски проходов и разводий, и гибель самолёта-разведчика, без которого крейсер буквально «ослеп» в Арктике. Вот здесь-то и понадобился «язык». Роль его, по мнению командования «Адмирала Шеера»,  должно было сыграть одинокое судно, встретившееся рейдеру пополудни 25 августа недалеко от острова Белуха.
На «Адмирале Шеере» не сомневались, видимо, что только один вид корабля, имеющего 28 пушек и восемь торпедных аппаратов, повергнет в панику экипаж встречного старенького парохода.
Поэтому, когда в ответ на сигнал «спустить флаг, прекратить работу радиостанции» с судна раздались орудийные залпы, на крейсере даже растерялись…
- Каждый раз, когда появляются в печати мои воспоминания об этом бое, начинают приходить письма родственников тех, кто был со мной на «Сибирякове» и о ком я ничего не сказал. И мне всегда тяжело отвечать этим людям. Ведь бой тот был как миг. Но в этот миг уложились дела многих моряков, краснофлотцев, зимовщиков, потому что каждый делал своё дело честно и надёжно, это был подвиг. А видел я немногих. Поэтому и говорю всегда только о тех, кого видел.
Итак, по судну раздался сигнал боевой тревоги. Радист П. Гайдо ушёл к пулемёту, другой радист М. Сараев на корму. Но в радиорубке остался начальник зимовки – тоже радист – Анатолий Шаршавин, не занятый боевым расписанием. Только поэтому о ходе боя узнали на Диксоне. В тринадцать часов тридцать семь минут орудия «Адмирала Шеера» открыли огонь – был сделан предупредительный выстрел. А через три минуты после первой радиограммы на Диксоне получили вторую радиограмму от Шаршавина: «Принимаем бой». Потом были ещё две короткие передачи: «Ну, началась канонада» и «Продолжаем бой, судно горит…».
После первого же нашего выстрела с палубы крейсера будто смело всех любопытных. Наши снаряды разорвались с недолётом.
Бой описан неоднократно. И уж кто-кто, а северяне знают весь его ход. Что мог сделать наш «главный» калибр в 76 миллиметров бронированному чудовищу? Мы прекрасно уже тогда понимали свою задачу – предупредить советскую Арктику о том, что в её водах находится фашистский пират. И экипаж «Сибирякова» решил её с честью, а, главное, своевременно.
Два залпа из двух башен правого борта «Адмирал Шеер» произвёл с расстояния в 56 кабельтовых. Первым попаданием снесло фор-стеньгу, и это нарушило нашу радиосвязь. В конце боя её восстановил старшина радистов М. Сараев. Второй залп – попадание в корму – снёс два орудия. Погибли оба расчёта. Г. Сулаков вызвался поставить дымовую завесу. Согнувшись, побежал на полубак.  Бежать пришлось по бочкам – неудобно. Третий залп с крейсера – попадание в носовую палубу, где были бочки с бензином. Взрыв. Пламя охватило судно. Многие погибли, в том числе Г. Сулаков, А. Колтаков, В. Паромов, А. Алфёров, П. Гайдо, П. Иванов.
Это были отличные моряки, многих из которых я знал ещё до работы на «Сибирякове», а с некоторыми и дружил. Например, кочегар Саша Гуц. Он был очень начитан. Много знал из истории освоения Севера. Дружба с ним завязалась, ещё в то время, когда я был старпомом. Он и боцман А. Павловский были моей основной опорой на саморазгрузках по точкам в Арктике. Однажды, помню, подломился лёд под трактором. Не растерявшись, они бросились к полынье, подбили брёвна под неё – спасли машину.
Так вот А. Гуц был по боевому расписанию с левого борта на пулемёте. Прибежал, отыскал меня глазами, улыбнулся. Крикнул: «Командир, всё будет в порядке!» Он погиб одним из первых.
В литературе большая путаница относительно шифровальщика М. Кузнецова. Давно хочется внести ясность. Он пришёл на судно в группе краснофлотцев в ноябре 1941 года. Мне тогда присвоили звание старшего лейтенанта, и Кузнецов был у меня как бы ординарцем. В начале боя он прибежал на мостик и спросил, что делать с документами. Я приказал затопить их. Вскоре он доложил, что выполнил это приказание, и стал спасать раненых. Погиб, выполняя это моё задание.
Когда очередной снаряд с «Адмирала Шеера» попал в машину, охваченный огнём «Сибиряков» превратился в мишень. Я отдал приказ покинуть судно…
К тому времени капитан был уже ранен. Второй раз его ранило тяжело. Качарава был без сознания, когда боцман Павловский опустил его в шлюпку.
Израненное судно ушло под воду – старший механик Николай Георгиевич Бочурко выполнил приказ командира, открыл кингстоны и затонул вместе с «Сибиряковым». Не расстался с пароходом и комиссар Зелик Абрамович Элимелах.
Это произошло 25 августа 1942 года в 14 часов 20 минут в Карском море в точке с координатами 76 градусов 12 минут северной широты и 91 градус 30 минут восточной долготы.
Первым поведал о подвиге «Сибирякова» кочегар Павел Иванович Вавилов, избежавший гибели и плена и много позже ставший Героем Социалистического Труда за вклад в освоение Арктики. Он поднырнул под перевёрнутую шлюпку и в ледяной воде доплыл до острова Белуха, пробыл на нём 37 дней и был снят оттуда знаменитым полярным лётчиком И. Черевичным.
Про экипаж «Сибирякова» потом скажут, что он совершил коллективный подвиг Александра Матросова, закрыв собой Арктику.  Да, Арктика, предупреждённая сибиряковцами, подготовилась к встрече фашистского рейдера. На Диксоне вновь установили снятые с позиций и уже погруженные на баржи крупнокалиберные орудия, и они сказали своё слово в перестрелке с «Адмиралом Шеером», который так ничего и не смог сделать этому центру арктической метеорологии.
С позором провалилась операция «Вундерланд», на которую так рассчитывал Гитлер. И первый удар по ней сделал экипаж ледокольного парохода «Сибиряков».

Батуми-Архангельск
На снимке: начальник Грузинского морского пароходства, бывший капитан ледокольного парохода «Сибиряков» А. А. Качарава.
Фото автора.
Газета «Правда Севера», 25 августа 1977 года.
*Автор четыре года учился в школе в одном классе с дочерью П. И. Вавилова Ольгой. И то, что это её отец, узнал только недавно, и то от одноклассников.