…прочитала вашу переписку с Сallisto. Изумительное стихотворение-итог «Память вскрыта, в надутых венах виноградный бормочет сок, и заляпаны нимбами стены, надрывается мыслью висок…» и т. д. Вся жизнь в нем. Цель жизни = смысл? – Ида Б., (Бельгия, Tournai)
Ответ: Жизнь – поезд. «…Размышляя о смысле жизни, он с удивлением обнаружил, что современное человечество над этим не очень-то задумывается. Никто не хочет, естественно, глобальных катастроф, атомных или экологических, ну а вообще-то едем и едем… Некоторые еще верят в прогресс, хотя с развитием цивилизации вероятность полететь под атомный, экологический или прочий откос весьма возрастает. Другие с удовольствием повернули бы паровоз назад и строят насчет этого всякие радужные планы, ну а большинство просто едет в неизвестном направлении, зная лишь одно – рано или поздно из поезда тебя выкинут. Навсегда. А он помчится себе дальше, поезд смертников. Над каждым тяготеет смертный приговор, уже сотни поколений сменили друг друга, и ни сбежать, ни спрятаться. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. А пассажиры стараются вести себя так, будто им ехать вечно. Поудобнее устраиваются в купе, меняют коврики, занавесочки, знакомятся, рожают детей – чтоб потомство заняло твое купе, когда выкинут тебя самого. Своеобразная иллюзия бессмертия! Детей, в свою очередь, заменят внуки, внуков – правнуки… Бедное человечество! Поезд жизни, ставший поездом смерти. Мертвых, уже сошедших, в сотни раз больше, чем живых. Да и они, живущие, приговорены. Вот шаги проводника – за кем-то пришли. Не за тобой ли? Пир во время чумы. Едят, пьют, веселятся, играют в карты, в шахматы, собирают спичечные этикетки, набивают чемоданы, хотя на выход здесь требуют «без вещичек». А иные строят трогательные планы переустройства купе, своего вагона или даже всего поезда. Или вагон идет войной на вагон, купе на купе, полка на полку во имя счастья будущих пассажиров. Досрочно летят под откос миллионы жизней, а поезд мчится себе дальше. И эти самые безумные пассажиры весело забивают козла на чемоданах прекраснодушных мечтателей» - из книги Ю. Ивановой «Дремучие двери».
Вот такая невеселая картина открывается после долгих раздумий о смысле жизни. Получается, что всякая жизненная цель оборачивается величайшей несправедливостью и бессмыслицей. Самоутвердись и исчезни.
«Мы останемся смятым окурком, плевком, в тени
под скамьей, где угол проникнуть лучу не даст,
и слежимся в обнимку с грязью, считая дни,
в перегной, в осадок, в культурный пласт»
- Иосиф Бродский
Мы, наше поколение, как и все в нашем возрасте, не знаем, что делать со старостью, как не хотели знать, думать, что делать с юностью. Так случилось, что мы намного старше, чем рассчитывали, (догадывались), в юности. И опять же мы не знаем, что делать с этими сверхнормативными остатками времени, куда их девать. Действо вот-вот закончится, занавес уже почти упал, в ушах еще звучит стук опущенных кресел, шарканье ног уходящих зрителей. Затихает эхо жидких аплодисментов. Роль сыграна, текст оборвался. Мы стоим на сцене перед опустевшим залом.
P. S. И жизнь, и смерть – это возрастное. И у жизни и у смерти есть причины. Иногда эти причины бывают уважительными.
РАЗГОВОР С ЖИЗНЬЮ
Я был женат на тебе, Жизнь!
Память вскрыта. В надутых венах
виноградный бормочет сок,
и заляпаны нимбами стены,
надрывается мыслью висок.
Чуть пониже левой ключицы
ты живешь, запинаясь. Всю ночь
мотыльками искрят ресницы,
хоть бери их и обесточь.
Утром горлица в лапках уносит
мои сны, полуночные вести,
лишь потом на глаза из осени
листья падают, ржавые крести.
Кто бы знал, каково поэту,
либо трезвому либо спьянА,
то ль по ту куковать, то ль по эту
как бы сторону сна.
Тугоухий, придурковатый,
кто-то смутный в N-м лице,
скалясь криво и похохатывая,
снимет трубку на том конце.
И, прищурившись глаукомой
на мое – Ах как хочется!
проскрипит – Мы с тобой не знакомы?
Все ништяк, перетопчешься!
Мир – лишь вид, интерьер снаружи.
Крови, нерва хватает пока.
Объясняться не хочется, - нужно ли?
Как исподнее холостяка,
замусолена жизнь-подруга,
пристяжной, кривобокий штамп,
люди в крыс превращаются цугом, *
в бородавчатых жаб.
Открестясь от друзей, домочадцев,
ностальгический прозелит, **
плыл один, чтобы не возвращаться
ни к Адаму, тем боле, - к Лилит. ***
А потуги творца – обезличка
и сиротство. Живу, не живу?
Я в подножье последней таблички
сеял ржавую, злую траву.
Видно Бог на мне нУжду справил,
строго-настрого наказав,
языку давать волю и нраву,
глядя вниз, в оскорбленный зал.
Потому говорил, будто резал,
и молчал, будто знал ответ,
херил-славил тебя, антитезу,
и разглядывал на просвет.
Выпускал из-за края гармонии,
слово дикое, как нетопырь.
И трясину толпы иронией
измерял я, то вглубь, то вширь,
островерхим углом и лекалом
гладко-вычурным до слезы,
и плескался раздвоенным жалом,
ядом-пламенем желчи язык.
Вурдалак и дитя, я, к червонному
твоему присосавшись соску,
пил, глотал, задыхаясь, бездонное
одиночество и тоску.
Я твой слизывал пот порочный,
жрал свое и твое дерьмо.
Нет, не то, чтоб топтал нарочно
брюхо, выходило собой само.
Кровью, порченой декадентозом,
переписку нашу с тобой
замарал. Знал, поэзии-прозы
ремесло – только сладкая боль.
Для того лишь в ночи сочинялось
из последних душевных сил,
чтобы помнить, как мало осталось,
чтоб узнать бы, КТО сочинил.
Голый разум – наездник паст;шил
без кнута и без колоколен
неуклюжую клячу – душу, -
я не знаю, как ты, я доволен
ремесла дорогим последствием,
и его никому не отнять, -
все – же ты принесла, болезная,
мне дитя, так похожее на меня.
Я любви находил загадки
в рукаве, лик менял наяву,
строил замки и падал в блуд,
передразнивал Бога украдкой…
Жил! И, странно, еще поживу!
* - вереницей, толпой;
** - принявший новую веру, новообращенный;
*** - согласно преданиям первая жена Адама, в современном религиоведении
- женское воплощение Сатаны.