Швед и итальянка

Ирина Радунская
ШВЕД И ИТАЛЬЯНКА
На три четверти швед и на одну четверть итальянец... Что может дать такое сочетание? Смешение северной и южной крови? Столкновение льда и пламени?
Эта семья, взаимоотношения ее членов, духовная атмосфера дома – все носило печать происхождения Бергов. Одаренность, увлеченность, страстность отличали их. Все знали и любили музыку, умели играть на каком-нибудь
инструменте, рисовать. И в то же время итальянская
экспансивность уживалась со шведской сдержанностью. Никакого сюсюканья, сентиментальности. И тем не менее Берг впоследствии не часто встречал такую семейную теплоту и уют, хотя искал их всю жизнь.
Тон в семье задавала мать. Она была не только широко образованной женщиной, отлично говорившей на французском, немецком, итальянском, английском, русском языках; она не только превосходно рисовала по фарфору, писала маслом, вырезала по дереву, увлекалась художественным шитьем, играла на рояле, много читала, но она была врожденным педагогом. Она умела понять каждого из своих
детей, найти с ним общий язык, стать другом и советчиком.
– А ведь тогда, в Оренбурге, она была очень молодой женщиной, – вспоминает Берг, – красивой, обаятельной.
И уже тогда она была центральной фигурой общества. Это не обычная генеральская жена, она никогда не была обывательницей, кривлякой. Толковая, образованная, она увлекалась Шопенгауэром, Спенсером, Боклем, Владимиром
Соловьевым и прививала детям любовь к размышлениям,
к анализу. Она всегда чем-нибудь занималась, хотя у нас, конечно, была прислуга. Следила за тем, чтобы мы не болтались, а делали что-нибудь полезное. Девочки вязали,
вышивали или упражнялись в языках и игре на рояле. У нас всегда царствовала ненатянутая деловая атмосфера. Мать создавала особый стиль отношений. И это имело для меня колоссальное значение. Ведь характер формируется в раннем детстве. Такая обстановка прививала детям самые
лучшие задатки. Никто не врал. Вы знаете, когда я впервые узнал, что люди могут врать, я очень удивился, я не был
к этому подготовлен. Я долго не подозревал, что на свете есть плохие люди. Я не помню, чтобы у нас скандалили,
шумели, чтобы кто-нибудь сплетничал или пьянствовал, кроме несчастного Александра – моего сводного брата.
В этой семье была своя трагедия – двое детей Иоганна Александровича от первого брака – Мария и Александр.
В отличие от детей Елизаветы Камилловны они были неполноценными, унаследовав от своей матери психическое заболевание. И тем не менее Мария была талантливой
пианисткой, выступала в концертах. Но кончила свои дни
в доме умалишенных в Петербурге. Елизавета Камилловна
и после смерти мужа часто ездила навестить ее и однажды взяла с собой маленького Акселя. Мария вспоминается ему страшной старухой, тощей и больной. Она не узнавала родных, долго болела и умерла в больнице.
Александр страдал английской болезнью, был умственно недоразвитым карликом. В Оренбурге у него была своя
маленькая отдельная комната, и оттуда часто слышались звуки флейты. Служил он на почте, но эта служба скорее всего держалась за ним из уважения к отцу. Родители старались, чтобы Ксюша реже бывал в комнате Александра. Там всегда было накурено, Александр часто бывал нетрезв, и на этой почве в доме начинались скандалы. Потом он женился, переехал в другой город. Умер он в возрасте 60 лет от рака печени.
Иоганн Александрович был добрым, отзывчивым человеком, но на редкость непрактичным. Подчиненные чрезмерно пользовались его добротой. Он вечно кому-то помогал деньгами, выручал кого-то из беды, хлопотал о пенсиях, об устройстве детей в учебное заведение. Не имея иных средств, кроме жалованья, он постоянно чем-нибудь увлекался и тратил деньги на выписку и покупку вещей, обычно никому не нужных. Он собирал редкие безделушки, марки. Взрослые смотрели на это как на чудачество, а у Ксюши они будили воображение, рождали первые мечты о дальних странах. А какие сказки рассказывал ему отец!
Иоганн Александрович передал сыну любовь к книге
и рисунку. Он коллекционировал книги с хорошими иллюстрациями, и Ксюша впервые увидел в них отражение
далекого мира, неведомых городов, невиданных зверей. Мальчик часами копирует эти картинки, грезит о путешествиях, привыкает мечтать и строить планы с карандашом
в руках. Так образуется одна из самых его стойких привычек – делать зарисовки в ученических тетрадях, в дневнике, в рабочих книгах.
Рассматривая рисунки маленького Акселя можно, и не листая страницы истории, многое узнать, например, об англо-бурской войне. Легко представить себе общественный резонанс на эту войну, увидеть ее глазами семи-восьмилетнего мальчика из далекого от событий русского города. «Атака англичан» – пылкое воображение рисует вереницу динамичных фигур, в силуэте которых главное – ружья. Развеваются четырехцветные флаги, солдаты катят мортиры, настроение рисунка – воинственный порыв. Солдаты на лошадях, солдаты на стрельбище. «Лейб-гвардии драгун» – лихой вояка на мускулистом скакуне. И буры – обороняющиеся, атакующие, взбирающиеся по горам. Раненый на наспех сколоченных носилках; его несут товарищи, один падает, другой стреляет, этот покачнулся, схватившись за сердце. Крупными буквами под рисунком «Buren». А дальше море, корабли.
Корабли на полях тетрадей по арифметике, русскому языку, Закону Божьему. Эскизы, макеты. Корабли вошли
в жизнь Берга сначала на бумаге, из книг, из рисунков и навсегда овладели его воображением.
Под влиянием отца Аксель полюбил музыку. Иоганн Александрович приобрел многих друзей благодаря своей скрипке. Они с удовольствием слушали его дуэты с женой, прекрасной пианисткой.
В гостиной – уютный полумрак, горит керосиновая лампа. Тетя Юля, сестра Иоганна Александровича, вносит самовар
и разных сортов варенья. Генерал в домашнем халате сидит
в глубоком кресле. Возле него примостился на скамейке Ксюша. Пока отец рассказывает о походах или о концертах, он рисует
и по-своему совершает путешествия вслед за отцом, а когда отец кончит рассказ, для мальчика начнется самое притягательное – отец достанет из футляра свою скрипку и начнет играть. Отец разрешит и Ксюше дотронуться до скрипки, а возможно, и провести смычком по струнам. Так, наверное, в один из темных оренбургских вечеров состоялся первый Ксюшин урок игры на скрипке. И потом, куда бы Акселя ни занесла судьба: в Кадетский или Морской корпус, на боевой корабль – он будет
отдавать по нескольку часов в день скрипке. Вплоть до того
печального дня, когда он навсегда потеряет эту возможность.