«Взвейтесь кострами, синие ночи!» - вдохновенно пели мы на концерте, посвященном окончанию последнего учебного года начальной школы. На площадке перед вторым отделением горел высокий костер, умело разведенный немногочисленным мужским персоналом санатория. Мы, нарядные и радостные, под аккомпанемент аккордеона исполняли программу, заранее подготовленную для этого дня на музыкальных занятиях под руководством Марата Асхатовича. Зрители - учителя, врачи, медсестры и няни, дружно нам хлопали. Они специально задержались после смены, чтобы праздник получился настоящим.
Пионерские костры традиционно проводились ежегодно 19 мая в День рождения пионерской организации и посвящались окончанию учебного года и лечебного сезона. Тот год для больницы был юбилейным, поэтому костер устроили на новом месте, и это тоже стало традицией. На этом мероприятии мы имели возможность показать свои достижения и в пении, и в чтении стихов, и в рисовании, и в умении делать что-то своими руками, так как кроме вечернего концерта устраивались выставки наших работ. Мы от души благодарили своих
учителей и воспитателей, врачей и медсестер, поваров и нянь за их титанический труд, переоценить который было невозможно. На следующий день мы, одновременно с радостью и с грустью, разъезжались по домам на отдых!
До этого костры устраивали на бывшей детской площадке, оставшейся нам в наследство от санатория Совета министров, коим была до эпидемии наша больница. Кроме обычных качелей и песочниц она имела открытый детский бассейн – лягушатник, гипсовые статуи пионерских горнистов и барабанщиков и, самое главное, действующую карусель с деревянными лошадками и каретами. Жалко, что за десять лет все постепенно приходило в негодность, у больницы не было денег содержать это хозяйство. Персонал своими силами немного поддерживал порядок, но к юбилею санатория площадка уже не имела надлежащего торжественного вида, да и мы выросли. Даже самому маленькому ребенку, перенесшему полиомиелит, в 1964 году было уже десять лет.
Еще о курортной жизни советских чиновников напоминали гипсовые статуи, расположенные на живописных аллеях и около зданий: львица с детенышами, фигуры девушек - спортсменок и уже упоминавшиеся футболисты. Стеклянное здание располагалось недалеко от кухни и служило отдыхающим, наверное, в качестве летней столовой и актового зала. Два финских домика использовались как коттеджи, около них даже имелся красивейший пруд с мостиком и маленьким водопадом.
О статусе санатория говорила и широкая ковровая дорожка на ступенях крыльца главного корпуса с нарядными резными верандами на обоих этажах и белоснежными колоннами в греческом стиле. Белоснежными были и гипсовые вазоны, венчающие с двух сторон парадный вход в здание и придающие всему ансамблю торжественную законченность. Ковровая дорожка служила еще некоторое время и больнице, но к моему шестилетию, то есть к тому времени, с какого я себя помню, она осталась только на фотографиях.
А вот пруд и детский бассейн помнят мои друзья старше меня года на четыре. Я же помню только небольшое болотце с весело квакающими лягушками, да и то доживающее последний сезон. К следующему моему приезду от болотца осталась густо заросшая травой впадина, в которую норовили угодить мальчишки, катаясь вдоль второго отделения на ортопедических кроватях. В целях безопасности пришлось сооружать между асфальтированной площадкой и небольшим участком сада загородку из толстых железных труб, получился такой зелененький симпатичный парапет. Бывший детский бассейн я помню в качестве противопожарного участка со щитом, лопатами, песком и ярко-красными ведрами. Некрасивое, но необходимое сооружение пытались украсить разбитыми вокруг цветниками и дорожками.
Окруженный с трех сторон яблоневыми садами санаторий и на своей территории имел смешанный фруктовый сад. Здесь кроме яблонь росли сливы, груши, алыча и вишни, так что летом нам было раздолье. Среди деревьев то тут, то там располагались круглые и квадратные беседки с лавочками и столами для настольных игр, где мы с удовольствием проводили время, свободное от процедур. Сад тянулся по левую сторону от главной аллеи между отделениями, от кухни до самой ограды, за которой автомобильная дорога и автобусная остановка являли собой грустный рубеж между больницей и домом.
Главной достопримечательностью и гордостью Аксая была большая уникальная березовая роща. Начиналась она от школы стройными рядами молодых березок и только ближе к дороге превращалась в смешанную чащу, заросшую густым кустарником так, что нам этот участок казался лесом, и мы боялись туда ходить, да и далековато было. Этот кусочек территории так и остался не исследованным и загадочным.
Аллею и тротуар от рощи отделяла широкая полоса различных лиственных деревьев и кустарников. Вот где было раздолье для изучения природы родного края и составления гербариев. Несколько видов сирени и белой акации, шелковник, грецкий орех и кусты какой-то красной ягоды, которую мы опасались пробовать и считали волчьей, представляли из себя учебное пособие по кустарниковым. Из деревьев - карагач, тополь, липа и необыкновенной красоты клен. Его широкие листья осенью я особенно любила и люблю до сих пор. Кроме разноцветной палитры желтой, красной, зеленой можно было найти листья, наполовину раскрашенные в желтый и зеленый цвет, желто-красные, красные в пятнышко, темно-пурпурные. Красота неописуемая!
Ну и, конечно, разнотравье - ковер из мелких незабудок, лютиков, цветков клевера и пастушьей сумки. Незабываемое впечатление детства - душистая, сладко пахнущая конфетами, лесная фиалка. Она росла недалеко от школы на небольшом участочке и будто пряталась за кустами на неприметной полянке. От школы вниз к аллее вела тропка, по ней сокращали путь и дети, и взрослые, спеша к школе от ворот или отделений. Здесь гуляя по тропе, мы с подружкой и обнаружили эту волшебную полянку фиалок. Знали о ней немногие, мы боялись, что ее нечаянно вытопчут, ведь она так близко была от тропинки. Больше в городе я лесную фиалку много лет не встречала, только новомодные разноцветные фрэзии по запаху напоминали мне о цветке моего детства. Года два назад я впервые за много лет во дворе своего офисного помещения увидела, наконец, эти цветочки и так защемило сердце от воспоминаний о прекрасной стране под названием Детство.
Роща, светлая и радостная, служила приютом для птиц и насекомых. Бабочки и улитки, стрекозы и майские жуки, пчелы и даже дождевые черви были интересны нам и любимы. Комаров почему-то не помню. Наверное, и лягушки пропали без них. Пение соловьев и дроздов, тишина и красота создавали впечатление рая. И только звонкая кукушка возвращала, казалось, нас на грешную землю. Своим кукованием она встречала всех приезжающих и провожала нас домой. Она была хозяйкой рощи и не изменяла ей все годы, пока мы росли. Мы так привыкли к ее кукованию, что если она вдруг замолкала, пока мы добирались от автобусной остановки до приемной, то это считалось плохим знаком того, что сезон будет неудачным.
В том же юбилейном 1964 году кукушке организовали помощницу. Около ворот построили маленький однокомнатный домик с печкой и коридорчиком - проходной. В домике поселилась пожилая женщина - вахтер, она же сторож, и стала помогать кукушке осуществлять провожательно-встречательную, а также справочную деятельность. Звали ее Домна Васильевна. Мы долго не могли привыкнуть к ее необычному облику и имени, она скорее напоминала нам сказочную старушку - Бабу Ягу. Мы не понимали и ее необходимость, ведь столько лет Аксай существовал без сторожей, проходной, всяких замков и шлагбаумов.
Странно, но праздно шатающиеся посторонние никогда не заходили и не нарушали порядок на территории. Даже деревенские мальчишки - подростки знали - обижать больных детей нельзя и, если приходили к нам, то обязательно с каким-нибудь поручением, например, от поселковой библиотеки или от администрации яблочного хозяйства или помочь в чем-то. Легко знакомясь и общаясь с ними, мы все равно ощущали какую-то дистанцию, какую-то настороженность здоровых детей. Потом во взрослой жизни нам все время приходилось преодолевать этот барьер. Но это уже совсем другая история из раздела «тернии».
Юбилейный год для Аксая был особенным и принес с собой много перемен. К этому времени на месте маленького операционного отделения построили двухэтажное длинное здание с просторным стационаром и операционной, оснащенной современным медицинским оборудованием. Теперь последствия полиомиелита можно было умалять более действенными методами. Сюда в помощь к хирургу и главному врачу санатория был направлен замечательный доктор и человек - Виктор Филиппович Жданов, о котором нужно рассказывать отдельно.
Во втором отделении под лестницей, ведущей к бассейну, к этому времени уже работала мальчишечья мастерская. Там пацаны выпиливали из фанеры разные узорчатые поделки и дарили их мамам и воспитательницам к 8 Марта. Там же они учились плотницкому мастерству. Для девочек только в начале юбилейного года открыли сразу два кружка, швейного дела и художественной машинной вышивки. Это была отрада для души и для рук, а больше - подготовка к реальной жизни. Первая профессия, как путеводная звезда, была нам просто необходима. Года через два были организованы курсы картонажного дела, машинописи, стенографии и делопроизводства. Школа тоже перестала быть только начальной. Мы выросли, и администрация больницы старалась сделать все возможное, чтобы нам во взрослой жизни было полегче.
Теперь я все свободное от школы время проводила за вышивкой. Результаты моего кропотливого труда - две картины, изображающие кошек. Одна, в технике аппликации, черная бархатная красавица, другая - песочного цвета выполнена гладью. Еще я с трудом осваивала художественную выбивку, больших высот не достигла, но это умение мне потом очень пригодилось. Наряды я всегда шила себе сама и украшала их вышивкой, ажурными воротничками или манжетами. Так что советский дефицит был всем только на пользу. Помните, в магазинах с продуктами напряг, а холодильники полные и никто не жлобствовал, радушие и хлебосольство никогда в дефиците не были. С одеждой тоже выбор не большой, а одевались все красиво и в меру своих способностей и в соответствии со вкусом.
Кроме школы обязательными для всех считались лечебная физкультура для поддержания тела в тонусе и музыкальные занятия. Это на них мы готовились ко всем праздникам: День Букваря и торжественный Прием в октябрята осенью и в пионеры весной, 8 Марта и 1 Мая, и, конечно же, новогодняя елка, проходили всегда весело и красиво. Большой совместный с медперсоналом юбилейный концерт был незабываемым. У этого торжественного мероприятия был сценарий, который предусматривал демонстрацию достижений детей и работников, поздравления и награждения особо отличившихся, даже критику каких-то недостатков и впервые, внимание прессы.
Несмотря на загруженность, времени свободного было все равно предостаточно, особенно после пяти часов вечера. Мы даже сидя в палатах, рисовали, лепили, вязали крючком, придумывали фасоны нарядов бумажным куклам и пели. Особенно мы увлекались изготовлением из рентгеновских снимков рамочек для фотографий и маленьких лягушек-трещеток. Использованные снимки отмывались от негатива, затем красились тушью в синий, черный, фиолетовый, зеленый или красный цвет, нарезались на полоски шириной до 1см. Полоски складывались в виде скрепочек, из которых плелись рамки и лягушки. Нарядные сувениры получались у особо аккуратных и старательных ребят.
Мой брат тогда служил в армии в Германии, он регулярно писал мне письма и присылал необыкновенно красивые открытки, с наклеенными на них блестками. За три года его службы открыток накопилось довольно много, и мы с девчонками решили оформить праздничный альбом. Классный получился подарок для любимой медсестры. Брат во время положенного отпуска приезжал ко мне в больницу. Я так гордилась отличником боевой и политической подготовки, так хотела, чтобы подружки его увидели, но сильно похвастаться мне не пришлось. Дело было зимой, участились заболевания гриппом, и в отделении был объявлен карантин. В виду исключительного события мне все же разрешили свидание и выпустили на веранду. С братом я разговаривала через парапет. Но тепло встречи почему-то помнится и сейчас.
Открытая большая веранда служила нам не только для послеобеденного сна и свиданий с родителями, но и филиалом игровой комнаты и места для прогулок для плохо ходячих ребятишек. Здесь было много места и воздуха. Расстилался большой ковер, и игры на воздухе были обеспечены всем. Здесь играли и шалили. Одно время мы увлеклись игрой с шариками ртути, которую добывали из градусников. Увлекательнейшее занятие! Очень интересно было разбивать шарик на части, а потом наблюдать, как по твоему желанию шарики вновь постепенно сливаются в один ярко блестящий волшебный комочек. Нас, конечно, ругали и отбирали ртуть, но какого-то глобального страха перед ртутью не испытывали ни дети, ни взрослые. Странно, но никаких особых неприятностей не случалось.
После пяти часов в отделении звучала музыка.
У моря, у синего моря
Со мною ты рядом со мною.
И солнце светит, и для нас с тобой
Целый день шумит прибой. Эта песня как магнитом притягивала народ в одну из палат, где принесенный родителями старшей девочки Полины переносной катушечный магнитофон, соединял нас с остальным миром. Песня в ту пору была супер популярной, на японском языке она звучала необыкновенно красиво. Мы плотно заполняли палату и могли слушать магнитофон часами, нас с трудом удавалось разгонять по своим местам.
В это же время у меня появился первый кавалер, вредный мальчишка, ни имя, ни внешность которого я совершенно не помню. Он все время как-нибудь задевал меня и злил, за косички не дергал, так как у меня их не было, тогда я носила короткую стрижку. Он надоедал, но я старалась с ним не связываться, со словами, типа «сам дурак», я уходила от него подальше, чаще всего на высокое крыльцо второго отделения. Выход на это крыльцо находился рядом с игровой комнатой. Площадка крыльца была большой, по бокам ее огораживали основательные перила, и стоять на ней было замечательно. Сверху все видно далеко на три стороны. Там я успокаивалась, что-нибудь напевала тихонько или начинала мечтать. А он незаметно подходил и начинал разговаривать со мной совершенно нормальным дружеским голосом, как ни в чем не бывало. И темы для разговоров появлялись интересные, мы мирно болтали, но как только кто-то появлялся еще, кавалера моего как подменяли. Снова сыпались колкости. Я тогда, конечно, не понимала, что такое поведение было его защитой, боялся, видно, прослыть влюбленным. Но женихом и невестой нас успели прозвать, потому что каждый день на весь коридор он пел «Овчарова, очарован, очарован я тобой!», перефразировав популярную тогда песню Рашида Бейбутова. Названа была моя фамилия, и все его попытки показать ко мне полное равнодушие оказались напрасными.
Наш детский глупый роман скоро окончился, так и не начавшись. Вскоре кончился учебный год, все разъехались по домам, освободив места на летние каникулы более старшим детям.
Нам с одноклассницей Тоней назначили оперативное лечение и должны были перевести в операционное отделение, но пока освобождались места, мы оказались не у дел. Друзья разъехались, а новенькие, приехавшие подлечиться на лето, еще были незнакомыми и чужими. Мы не скучали, днем мы просиживали в швейной мастерской за любимым занятием или читали, а вечером шли гулять к операционному отделению, где в тот год предстояло нам пробыть еще долгое время.
Туда нас очень тянуло, там были наши давние знакомые - ребята из Чимкентского детского дома. Они были старше нас года на два или на три, и с ними было намного интересней. Но самое главное, там находились в тот период любимцы не только детей, но и взрослых Костя Григорьяди и Вова Мутьев, два красивых парня, веселых и талантливых. Они играли на баяне и гитаре и прекрасно пели. Веселый нрав и отменное чувство юмора снискали им любовь и славу. Прозвали их Греция и Болгария по их национальности. За все мое детство это был единственный случай, когда прозвучала национальность. Вообще-то, у нас там был полный интернационал, как и во всей Республике в целом, но чтобы по этому поводу кто-нибудь заморачивался, такого никогда не было.
Каждый вечер на площадке вдоль отделения или в большой беседке устраивались посиделки. Какие только песни мы там не пели. Песни народов мира - так можно было назвать эти концерты. Народу собиралось много, со всех корпусов и дети, и медперсонал подтягивались сюда на завораживающие звуки музыки. Благоухал цветущий сад, задушевное пение и веселые рассказы превращали эти посиделки в праздник. А мы с Тоней были ближе всех к нашим кумирам, потому что знали все песни и умели петь в два голоса. Так что на этом празднике мы с ней тоже играли не последнюю роль. Расходились с трудом, но с надеждой на завтрашний волшебный вечер.