Время любить - гл. 11

Сестры Ивенс
романа «Опавшие листья».
               
Германия, университетский Дармштадт, 1908…

Пришло время, и Фридрих влюбился.  Луиза Вильгельмина Хабермаз была дочерью аптекаря из Дармштадта. Просвещенная красавица с утонченным лицом, похожая на мифических дев с изысканного саксонского фарфора, она всегда находилась в центре любых студенческих компаний, состоящих по большей части из ее же поклонников.
 
Луиза запала в душу Фридриха с первой случайной встречи. Сердце молодого человека было глубоко уязвлено. Но Фридрих был из тех людей, которые умели обуздывать свои чувства рассудком. Он не пустился во все тяжкие, чтобы привлечь к себе внимание красавицы. Фридрих решил подготовиться к знакомству основательно и всесторонне. Он даже составил жесткий план самоподготовки, чтобы «выстрелить» один раз и - наверняка.

Начал он, прежде всего, со своего внешнего вида. Одевался он и прежде неплохо, благо средства родителей ему это позволяли, был аккуратен и чистоплотен. Теперь же Фридрих стал внимательно следить за модой, избрав себе сдержанный аристократический стиль, сочетавшийся впрочем, с буржуазной прагматичностью. Стал стричься у лучшего парикмахера в Дармштадте и даже пользоваться, правда, в умеренных количествах, французким парфюмом.
Чтобы содержать свое тело в постоянной «боевой готовности», по утрам Фридрих  начал заниматься гимнастическими упражнениями.

Живя с Фридрихом в одной комнате, Якову глупо было бы наблюдать за его упражнениями, лежа в постели. Поэтому Яков  тут же добровольно присоединился к Фридриху и скоро увлекся физической зарядкой, находя ее весьма полезной для здоровья.
Фридрих же привлек Якова и к занятиям теннисом, очень модным в то время у студентов видом спорта. Так что, если бы знакомство с Луизой произошло бы во время спортивных мероприятий, Фридрих предстал бы перед ней в выгодном свете.
 
Но если бы его представили ей на балу? Он и здесь хотел быть  во всеоружии. Поэтому Фридрих начал посещать уроки танцев.
Яков долго не соглашался разделить с другом  его новое  увлечение, считая его излишним и напрасно отнимающим время.

- Это потому,Яков, что  ты ни в кого не влюблен, – уговаривал его Фридрих. – Вокруг столько замечательных девушек! Полюбишь -  танцы весьма пригодятся.
- Бедному студенту некогда бегать за девушками. Сейчас время учиться, - неизменно отвечал Яков.
- Разве нельзя совместить два этих процесса? – недоумевал Фридрих.
- А «смешивать два этих мастерства есть тьма охотников. Я не из их числа», - отшучивался Яков.
- Ну, ладно, ладно… Придет время и тебе влюбиться, а ты как раз будешь готов: и университет окончил, и танцевать умеешь, и молодой пыл, надеюсь, еще не весь растеряешь.
- И я надеюсь, что пыл не растеряю, потому и берегу себя  до времени…  и для Шиповничка моего, - сказал Яков, но конец фразы про Шиповничка вслух не произнес.

Никому, никому Яков не открыл своей тайны. «То, что сказано под розами», откроется только ей, Елене Клаассен, в нужное время. И она его ждет. Он в ней уверен.
 
Но дружба победила и на сей раз, и Яков стал ходить на уроки танцев вместе с Фридрихом. Все  же остальное время Яков истово посвящал учебе. Часто ему приходилось делать чертежи и проекты за себя и за друга, пока тот бегал по модным лавкам. В Рюссельхайм Яков не ездил: ему было некогда.
 
В отсутствие Фридриха долгими ночами Яков размышлял о жизни. О жизни здесь и там, в России… А перед сном каждый день читал главу из Библии.

Озабоченный своим культурным возрастанием, Фридрих как-то обратился к Якову:
- Ты для меня большой авторитет в литературе. Не мог бы ты найти мне пару стихов на любовную тему, чтобы … понимаешь… при случае я мог блеснуть…
Яков улыбнулся и протянул другу томик Гейнриха Гейне.
- Сейчас при мне только стихи Гейне. Но это – лучшая любовная лирика на немецком языке.
- Да? Как кстати! О Гейне я, конечно, слышал. Но наизусть не помню ничего.
- Вот и случай представился, - с легкой иронией заметил Яков.

Однако через несколько дней в расстроенных чувствах Фридрих вернул Якову томик Гейне.
- Какие стихи ты мне, друг,предложил?! Сразу видно, что ты еще ничего о любви не знаешь, - сказал Фридрих.
- А в чем дело? – удивился Яков.
- Ну как же? Вот, пожалуйста, почитай:

Рокочут трубы оркестра,
И барабаны бьют,-
Это мою невесту
Замуж выдают.

Каков результат влюбленности! Или вот еще…  Фридрих нашел нужную страницу:

Почему, объясни, - я и сам не пойму,-
Так печален и сумрачен я?
Дорогая ,скажи мне, скажи, почему,
Почему ты ушла от меня?

Гейне был отвергнут любимой, и всю жизнь от этого страдал. Ты мне такую же участь пророчишь?
Нимало не смутившись, Яков процитировал:

Чудесным светлым майским днем,
Когда весь мир в цветенье,
В душе моей раскрылась
Любовь в одно мгновенье.

Как тебе это? …  Э-э, друг, в любви множество цветов и оттенков…  Я думаю, Гейне познал и счастье любви, и любим был.
Яков задумался и погрузился в себя.
- Его стихи моей душе созвучны, ... особенно гражданская лирика, - снова заговорил он.

Яков как-то преобразился и с глубоким чувством произнес:

В сердце боль, устали ноги,
Ночь кругом, земля чужая.
Вдруг блеснул мне серп двурогий,
Как привет родного края.

И в лучах его сиянья
Все печали растворились,
И растаяли страданья,
И росой глаза покрылись.

Фридрих молчал, заслушавшись.

- В одном только я с ним не согласен, - продолжил Яков. – «Не верю я в господа бога, ни в Ветхий, ни в Новый завет; я в сердце твое лишь верю, иного бога нет»… С первыми утверждениями – категорически «нет»!

- Ах, Яков, ты – о первом, а я сейчас о втором: «в сердце свое лишь верю»… Мне сейчас другие стихи нужны.
- Тогда за стихами  лучше к Марихен  обратись. Она знает литературу лучше меня.
- Ну уж! ей рано еще о любви думать.

А Марихен и не думала о любви: она просто любила. Любила Якова. Всем сердцем, просто и естественно, не сомневаясь, с их первой встречи.
Так любят родной язык,лишь  услышав первые его звуки  в  момент своего рождения.
По мере взросления человека его любовь к языку возрастает. Приходит благодарность за то, что язык способен  удовлетворить  потребности человека в выражении своих мыслей и чувств, а затем – приходит ощущение красоты родного языка в его звуковом и графическом проявлении, то есть естественная, может быть, и не всегда сознаваемая, но неизменная любовь к нему.
Вот так Мария и любила Якова, помня его слова: «Мы таких девушек берем в плен, а потом на них женимся», и терпеливо ожидая момента, когда он скажет ей: «Мария, будь моей женой!»

В далеком Мелитополе любовь к Якову жила и в сердце Елены. Елена не представляла себе жизни без Якова. Она ощущала свое единство с этим мужчиной, словно была создана именно из его ребра. Они никогда не говорили друг другу о своих чувствах, кроме того раза, когда еще почти в детстве «играли в садовника». И когда в зарослях цветущего шиповника Яков сказал ей «Sub rosa dictum», Елена поняла его правильно, никаких пояснений ей не понадобилось. Любовь к Якову зрела в ее сердце, как бутон розы. И должно было лишь наступить время, когда от нежного поцелуя солнца  бутон раскроется прекрасным цветком…

А что же Вилли? «Мы с братом – одно целое». Обучаясь в Санкт-Петербурге в  немецком высшем коммерческом училище, Вилли пользовался у окружающих заслуженной репутацией. Он был умен, пытлив, любознателен, интересовался политикой, имел широкий круг знакомых, был вхож в дома многих достойных и знатных горожан, не только из числа петербургских немцев. Многие девушки пытались привлечь к себе его внимание, прощая ему некоторую амбициозность и даже высокомерие.
 
Вилли знал, что нравится женщинам. Относился к этому спокойно, как говорят, не торопясь «перебирал», но ни одной не выказывал своего предпочтения. Своей избранницей он видел красивую, умную, сильную, достойную женщину, разделяющую его убеждения, не слепо, а как равный партнер, соратник по общему делу. И он знал такую. Это была Елена Клаассен.