Мать понимала, что нужно завершить педагогическое образование, потому что каждый раз в отделе кадров, стоял вопрос о наличии диплома, которого у неё не было, лишь два курса обучения в саратовском пединституте, поэтому поступила на заочное обучение, и вместе со мной приехала на летнюю сессию.
После скучной жизни в селе, в незнакомо городе намного интересней.
Я люблю исследовать новые города, хотя до сих пор у меня и не было такой возможности.
В первый же день, проходя по центральной улице, напротив сквера и театра, зашли в столовую.
Людей мало, столы накрыты белыми скатертями. Возле колонны сели за отдельный стол. Подошла официантка. Мать заказала по тарелке суп-харчо и бутылку пива.
Проперченный и довольно вкусный суп съели весь. А пиво пил впервые. Не понравилось, горькое, неприятное.
Не выпили и половину бутылки. У матери врачи нашли малокровие и посоветовали лучше питаться, а для аппетита пить вино, пиво, пивные дрожжи.
Мать приняла к сведению первую часть пожелания, а вторую, почему бы иногда и не соблюдать.
Получила отпускные. Огромная сумма при нашем безденежье, поэтому и роскошествовали. Пока деньги не кончатся. А потом, как всегда, зубы на полку.
Вино нравилось больше. Охотно допивал за матерью на вечеринках, сидя под столом. На этой же улице, купили буханку свежего серого хлеба, который был необычайно вкусен. Откусил сразу же, выйдя из специализированного магазинчика.
По некоторым улицам катят красные трамваи, от вида которых сладко сжалось сердце — моя давняя детская любовь ещё со времён Саратова. Приятно смотреть, как они плывут по зеленым улицам. Город красивый — нет однотипных зданий.
Рассматриваем афиши местного драматического театра. Мать решила приобщиться к культуре, купила самые дешевые билеты на галерку, на дневное представление.
Билетерша провела нас в ложу. В партере тоже мало людей. До сцены очень далеко, голоса актеров едва слышны. Все декорации нарисованы на холсте, который подрагивает при ходьбе актеров. Даже зеркало нарисовано. Всё условно, примитивно.
Но мне не с чем сравнивать. Впервые в театре, вероятно, так и должно быть. Хотя по кинофильмам видел, что в театре может быть всё, вполне, достоверно, но здесь, можно понять, не хватает денег на аксессуары.
Смотрел во все глаза, стараясь понять смысл спектакля «Смеется тот, кто смеется последним». Конфликт в среде научных работников. Герой строил козни, но последним смеялся не он.
Спектакль завершился, а я не понял, понравилось ли мне в театре? Догадывался, что это был не лучший спектакль. Это, как в кино, есть хорошие фильмы, а есть и скучные, типа: «Мещане», «Варвары» – перенесенные на пленку театральные постановки. Это на любителя, каковыми мы не были.
На пыльной окраине города зашли в церковь. Поставили свечку перед образами, купили крестики, картонные иконы. По краям грунтовых улиц – высокие тенистые деревья. Зашли к верующим, знакомым матери. Причастность к вере помогала матери не чувствовать себя одинокой в любой незнакомой среде. Обращалась к ним за помощью, и находила её.
Надетый мне на шею крестик очень быстро терялся. Я часто купался в реке, снимал с шеи, бросал на одежду, а потом забывал надеть, потому что не привык к нему, да и понимал, сыну учительницы не пристало верить в Бога, и не надо никому знать, что моя мать верующая.
Изредка ходим в баню, за несколько кварталов, в номера. Людей много. Долго и нудно ждем своей очереди на втором этаже.
На первом этаже кондитерский магазин, с богатым выбором дорогих и дешевых конфет, но мать купила то, что я до этого еще не ел: пастилу и зефир разных цветов. Это скрашивает долгое ожидание.
Наконец наступает наша очередь идти в номер. Вдвоем залезаем в большую ванну. Скованность и необходимость, всё время отводить глаза. Впервые мылся в ванне. Потом ополаскивались под душем.
Время пролетало необычайно быстро, не сравнить с ожиданием в очереди. Не успевали одеться, как из-за двери уборщица поторапливала, что наше время закончилось. За лето пришли еще раза два.
Жили в студенческом общежитии, огромных комнатах на полусотню коек. В маленьком, зеленом дворике, стиснутом соседними зданиями, студентки готовят еду, стирают, сидят в беседке, как и я, с книгой в руке.
Все намного моложе моей матери, есть и симпатичные, которых я моментально выделяю, но, в основном, вполне, заурядные. Одна, довольно приятная лицом, подошла и посмотрела, что я читаю.
— Ого! «Жерминаль» в таком возрасте! – удивилась и отошла.
Мне польстило её удивление, и заставило по-другому отнестись, к довольно скучному описанию жизни бедняков, которые часто пьют спитой кофе и лишь два раза в неделю едят мясо. Я кофе и мяса месяцами не видел.
До прихода этой девушки, я собирался забросить эту книгу, которую читал за неимением другой, более подходящей для моего возраста, попалась под руку. Её искреннее удивление подстегнуло к более внимательному прочтению. Дочитав, понял, что в книгах можно найти любопытную информацию, которую умалчивают взрослые, не спешат делиться с детьми. Попросил мать, записать меня в библиотеку.
Мать повела в центральную, чтобы лишний раз, похвастаться, интеллектуально развитым сыном, который много читает. Видимо, сравнивала с собой. Я никогда не видел её с книгой в руке.
Но её восхищение не поддержали, сказали, что детская библиотека находиться неподалеку, за углом. Я этому был рад.
Не очень приятно ходить во взрослую библиотеку, где так трудно подобрать интересную книгу. Мать не понимала, что у каждого возраста – свои книги. Думала, что мне интересно читать взрослые книги.
Но у матери нет городской прописки, и мне разрешили читать только в читальном зале. Спросили, что я хочу почитать? Сама постановка вопроса для ребёнка не корректна. Я не мог знать, о разнообразии книг и авторов. Для того и пришел, чтобы об этом узнать.
Мать сказала, что все сказки я уже прочитал. И мне предложили первую из двух книг «1001 ночь». Стиль изложения не адаптирован для детей, скучно читать. Уже на второй странице остановился и принялся листать. Неудобно так быстро сдавать книгу. Увидел сказку про Синдбада-морехода, и прочитал.
Утомительно мальчику долго сидеть за столом за книгой. В маленьком зале всего три читателя. За всё лето лишь три раза навестил эту библиотеку.
Гуляя по улицам, набрел на краеведческий музей в одноэтажном домишке. Добросовестно осмотрел все экспонаты. Ничто не врезалось в память, кроме последней минуты, где вывешены фотографии на стенах и какие-то документы под стеклом. Это было моё первое посещение настоящего музея, причем, самостоятельное, без подсказки.
Под конец дня мать куда-то исчезала. Я и днем был один. Сам себе находил занятие. Вечером многие студентки уходили на свидания, или ещё куда-то. Остальные возились на улице, кто стирал, кто ужинал.
Мать оставила банку консервированных крабов. Открыл её. Поковырял непривычно белое, почти безвкусное волокнистое мясо, которое не понравилось, не стал есть, и лег спать голодным, хотя на улице еще светло. Мать приказала спать, а не гулять.
Девушки собрались в дальнем углу большой спальни и, довольно громко, разговаривали, смеялись.
— Он еще не спит?
— Спит, — успокоила другая.
Краем глаз видел, как одна девушка встала во весь рост на кровати и начала декламировать хулиганские стихи, типа «Луки Мудищева», о котором узнал позднее.
Тихо удивлялся, что будущие учительницы способны на такие же поступки, как и мы, мальчишки.
Я не был наивным, как другие в моем возрасте, боготворящие учителей.
Мать несколько раз рассказывала разным подругам о своей ученице, удивившейся, когда она пошла в туалет.
Ученица считала учителей небожителями, которым туалет не нужен.
Вспоминала забавный случай с её подругой, которая, будучи студенткой, на танцах познакомилась с деревенским парнем, и он пошел ее провожать домой, а по дороге, внезапно, сказал:
— Ты постий, а я пойду, поссу.
Подруга, как она рассказывала, в ужасе от подобного бескультурья, бежала.
Все смеялись, а я наматывал на ус, как надо себя вести в обществе девушек.
Начинал догадываться, что люди совсем не такие, как они кажутся. Молчание многое скрывает. Им больше нравится быть такими, как сейчас, когда они могут рассказывать похабные анекдоты. Когда ложился, то совсем не хотел спать и думал, что долго проваляюсь без сна, но под неразборчивое шушуканье студенток, быстро уснул.
Лето жаркое. Каждый дождь в радость, не только для растений. Ликовал, когда ливанул теплый дождь, с водосточной трубы полился водопад чистейшей воды.
Выбежал на улицу и, как был, в трусах из-за дневного городского пекла, встал под водопад.
Впрочем, довольно скоро поток стал холодным, и я вернулся в общежитие.
Какое наслаждение в жарком, пыльном городе, где даже в банях не было душа, только в номерах, ополаскивались после ванны. Большинство мылись, таская горячую воду в тазиках. Много не наносишь, особенно, когда возле крана очередь из желающих. Да и в баню ходили редко.
Какой смысл, когда завтра от жары будешь такой же потный и грязный, как и до бани?
В станице Медведовка мы ни разу не ходили в баню. Не было? Изредка мылись в тазу, грея воду в чугунке.
В летний день иду с матерью по улице вдоль кирпичных зданий. Вдруг слышу странный звук, скрипучий, не живой, но можно различить слога и слова. Пожилой мужчина с фистулой в горле разговаривает с женщиной. Прижимает трубочку пальцем и слышится страшный голос. Представил подобный голос в темноте: не зная о его происхождении, можно сильно испугаться. По мне, лучше молчать, чем так разговаривать.
Однажды по улице понесли покойника. Все бросились смотреть. Я же помнил слова матери, что при виде покойника, нельзя что-либо чесать, иначе на этом месте появится зараза.
Мне же, по странной закономерности, именно это и хотелось сделать, то возле глаза засвербит, то возле носа. С трудом сдерживал себя, чтобы не почесать, не дотронуться до лица. Поэтому, чтобы не подвергаться искушению, предпочитал не смотреть на покойников. Что за удовольствие, смотреть на них?!
Через улицу от общежития находился небольшой кинозал, где посмотрел фильм про венгерского врача, открывшего группы крови.
По воскресеньям ходил на детские сеансы. Билеты, как нигде, дешевы, даже для меня – 50 копеек. Оставалось еще на мороженое. Разнообразия фильмов нет. Годами демонстрируют одни и те же фильмы.
В каком-то заводском клубе вижу афишу на детский утренний сеанс фильма «Дума про казака Голоту». Окна плохо занавешены шторами, пробивается свет и в зале почти светло, изображение на экране блеклое, как и сам сюжет фильма.
Вот уж, действительно, забота о детях! Жаль затраченного времени и даже этих 50 копеек.
В какую-то неделю население города забурлило впечатлениями от просмотра двухсерийного трофейного фильма «Индийская гробница» снятого в Германии в 1938 году.
Даже меня мать взяла на вечерний сеанс. Зал забит до отказа. Как же, индийская экзотика!
После окончания сеанса я переполнен впечатлениями и жалел, что мало таких замечательных фильмов — уж очень пресными были советские ленты.
Долгие годы я считал этот фильм лучшим после «Тарзана», который у мальчишек был вне конкуренции, готовы смотреть каждый год.
Но его больше не прокатывали. Потом уже узнал, что были установлены квоты на прокат трофейных фильмов, дабы СССР уж очень сильно не обогащался.
Через 36 лет фильм «Индийская гробница», кое-где, снова показали в кинотеатрах, в память о том, незабываемом впечатлении, вероятно, и по просьбе населения. И многие зрители уходили посреди сеанса.
В пору появления Интернета и я попытался обновить память того, детского, впечатления, и, не выдержал и пяти минут непрофессионализма, наигранности.
Что раньше было ново, сейчас стало примитивным лубком, стыдно признаться, что когда-то приходил в восторг от этого наивного фильма.
продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/17/1395