(Этюд по мотивам одной известной сказки)
Дверь в кабинет с грохотом распахнулась.
Меня всего передернуло от неожиданности, а Дмитрий Арсеньевич, великодержавный шеф мой, даже не вздрогнул. Едва заметно вскинул брови и, как бы между прочим, осведомился:
- Что там?
Не отрывая палец от отчета, я обернулся. Дверь, сдерживаемая пневматическим механизмом, тихо оседала на место. За ней никого не было.
- Сквозняк? – неуверенно предположил я.
- С чего бы? – Дмитрий Арсеньевич поморщился. – Давайте дальше. Про предложение о слиянии с "Кей энд Эм" я все понял. Не вариант. Но меня несколько настораживают эти напористые формулировки, которые они себе позволяют. Удалось выяснить, чем они там теперь занимаются?
- Нет, - покачал я головой. – Мы пытались купить трех сотрудников из числа осведомленных, но они все как на подбор – солдаты совести и чести. А нашего агента они вычислили в течение рабочего дня.
- У вас плохие специалисты, Вячеслав Петрович, - недовольно скривился шеф. – Как можно было провалиться за один день?
- Все дело в технике, Дмитрий Арсеньевич, - ответили за меня.
Шеф не вздрогнул и на этот раз, у меня же колени подкосились и я даже, кажется, вскрикнул.
- Извините великодушно, Вячеслав Петрович, - медово пропел все тот же голос, - не хотел вас напугать.
Я, вконец оробев, обернулся. В кресле, из которого я привстал буквально минуту назад, сидел невесть откуда взявшийся длинный тощий субъект в дорогом темно-бежевом костюме. На орлином носу у него имелись узкие тонированные очки, через которые пробивался пронзительный сканирующий взгляд.
- Простите, Дмитрий Арсеньевич, что без приглашения, - сказал странный человек, обращаясь к шефу, - но обстоятельства заставили меня пренебречь условностями этикета. Позвольте отрекомендоваться: агент по продажам компании "Кей энд Эм" Кашнур Роман Тимурович. Точнее, топ-агент отдела продаж высокотехнологичных гаджетов. Вы только что выразили интерес в отношении интеллектуальных разработок нашей компании, и я, признаться, испытываю искреннее удовольствие от возможности лично презентовать вам вот это устройство.
Агент смолк, продолжая пристально вглядываться в несколько расплывшееся лицо Дмитрия Арсеньевича. Нос у шефа слегка подрагивал.
- Вы, собственно, кто? – спотыкаясь на каждом слове, проговорил Дмитрий Арсеньевич. Непостижимо, но он, кажется, всерьез пребывал в растерянности.
- Ах да, конечно, - агент положил на стол визитку из полупрозрачного пластика с платиновым тиснением. – Впрочем, я уже имел честь представиться. А теперь, с вашего позволения, разрешите еще раз обратить внимание на наше замечательное устройство.
- Что за устройство? – Дмитрий Арсеньевич дернул плечами и медленно отвалился на спинку кресла.
- Вот это, - агент тонкой ладонью описал пригласительную дугу.
Рядом с моим пальцем, который я так и не успел оторвать от отчета, лежала плоская металлическая коробочка размером с пачку дамских сигарет. На монохромной матовой поверхности скромно лоснился парящий феникс – символ "Кей энд Эм".
- И что это? – Дмитрий Арсеньевич недоверчиво прищурился.
- Это уникальное устройство, уважаемый Дмитрий Арсеньевич, носит название "Робатум", - заметно понизив голос, сообщил агент. Он даже подался вперед и, стрельнув глазами по сторонам, пояснил: – Наше последнее достижение в области пространственной трансгрессии сознания.
Я, наконец, отодрал палец от отчета и медленно двинулся вокруг стола, чтобы занять позицию рядом с шефом. Мне все это страшно не нравилось.
Агент молча проводил меня взглядом, а как только я остановился, завелся опять:
- Наша компания, Дмитрий Арсеньевич, имея стратегический интерес в вопросе слияния с вашим концерном, уполномочила меня предложить вам лично протестировать опытный образец "Робатум" версии один-ноль-один Премиум, представляющий собой сертифицированный, стабильно работающий прототип серийного продукта с тем же названием. Его функциональное предназначение – перенос сознания в любую физически актуализируемую точку пространства. Вот здесь, - агент положил на стол флэш-карту, - краткая инструкция и два кода: для вас и для Вячеслава Петровича. Коды тестовые, действительны только в течение трех дней. Пожалуйста, не забудьте об этом. Кроме того, рекомендую помнить, что при трансгрессии сознания максимально допустимое время работы с программой не должно превышать обычной для вас нормы суточного сна.
Мы с шефом переглянулись. Я изобразил на лице что-то вроде настороженности и сомнений.
- А вы не могли бы пояснить... – начал Дмитрий Арсеньевич, но агента в кабинете уже не было. - Куда это он делся? – Дмитрий Арсеньевич потерянно привстал и воззрился на пустое кресло.
- Может, стоит вызвать начальника охраны? – предложил я, пребывая в не меньшей растерянности.
- Не стоит, - Дмитрий Арсеньевич решительно сгреб одним движением и прибор, и флэш-карту. – Сами разберемся, не маленькие.
Он придвинулся ближе к cтолу и всунул карту в слот. На экране тут же развернулось окошко с текстом.
- По-английски, - разочарованно сказал Дмитрий Арсеньевич, блестяще владевший только родным и могучим. – Давай ты, - махнул он мне и отодвинулся немного в сторону.
***
Инструкция была краткой и подозрительно простой. Устройство полагалось подсоединить к компьютеру посредством входящего в комплект кабеля, после чего обещалось возникнуть диалоговое окно, в которое требовалось ввести персональный код каждого из участников сеанса. На возникающую вслед за тем на экране визуально-динамическую заставку следовало смотреть, а приятную и ненавязчивую музыку следовало слушать. Спустя короткое время, вслед за расслаблением и успокоением, полагалось наступить эффекту астрализации сознания...
- Чего? – не понял Дмитрий Арсеньевич.
- Тут так написано, - пожал я плечами. – Mind astralization. Я так понимаю, имеется в виду выход в виртуальную реальность. Так сказать, в астрал.
- Понятно, - кивнул шеф. – Дальше что?
Дальше говорилось, что астрализированное сознание накладывается на орнитоморфный фантом...
- Какой?
- Я так понимаю, птицеподобный.
- Ага, ясно.
... посредством которого осуществляется путешествие вне физического тела. Для выхода из программы нужно ввести индивидуальный код посредством вербального сообщения его орнитоморфному носителю в непосредственной близости от физического тела. Внимание: во время сеанса трансгрессии сознания, физическое тело участника обычно пребывает в состоянии кататонического ступора...
- А это что?
- Полагаю, имеется в виду заторможенность и оцепенение. Как во время гипнотического сна. Поэтому они рекомендуют совершать сеансы под присмотром ситтера...
- Понятно, - подвел итог Дмитрий Арсеньевич. – Сколько цифр в коде?
- Ни одной, - ответил я. – Тут просто слово.
- Какое?
- Робатум, - прочитал я. – Как название устройства.
- Отлично, легко запомнить. А для тебя?
- Здесь для нас обоих один код. Может, ошибка?
- Выясним, - Дмитрий Арсеньевич уже разматывал кабель, уложенный в канавку вдоль корпуса Робатума. – Подключай, - протянул он мне.
***
Вначале ничего особенного не происходило. Мы просто сидели и смотрели на плывущие по экрану переливающиеся кольца. Дмитрий Арсеньевич время от времени выдавал дробь ногтями по столешнице, и как-то так получалось, что все время попадал в такт. Музыка была довольно необычной – переливистой, с заторможенной пульсацией, но это совсем не раздражало. Только очертания предметов от этой музыки почему-то становились расплывчатыми, и от этого делалось удивительно приятно и обволакивающе тепло.
- Какой там должен быть фантом?
Голос шефа был странным, как если бы он наглотался гелия.
- Что? – сквозь полупрозрачный сон отозвался я.
- Аиста видишь? – Дмитрий Арсеньевич вдруг заклацал, словно ему вставили полный комплект золотых зубов.
Я нехотя оторвал взгляд от экрана и повернулся к шефу. Шефа в кресле больше не было – только клубилось что-то похожее на свинцовую тучу. Зато на подлокотнике сидел, нахохлившись, довольно откормленный белый аист.
- Орнитоморфный... - клацнул я озадачено.
- Взаимно, - Дмитрий Арсеньевич встал на тонких красных ногах и расправил крылья. – Страус был бы менее уместен, - отметил он, играя перьями. – Согласен?
Я не возражал.
- Красота! – Дмитрий Арсеньевич вытянул шею и сделан несколько неуверенных шагов.
Я тоже поднялся и прислушался к своему птичьему телу. Иллюзия перевоплощения была полной: я даже почувствовал знакомый запах перьев, как на чердаке в нашей старой многоэтажке.
- Ну, что, Славик, - задорно защелкал клювом Дмитрий Арсеньевич, - вспомним учебку? Погода нынче благоволит полетам. Дернули?
И мы дернули. Через широко распахнутое окно - в манящее безбрежье московского неба. Сначала побарахтались в теплом воздухе, пробуя крыло, потом стали хвост в хвост, нырнули на бреющем под Большой Каменный и понеслись к Ивану Великому. Мелькнули самоварными отражениями в золоченых куполах, заложили налево к Манежу и понеслись за ветром – кажется, в сторону Филей. Дмитрий Арсеньевич совсем разошелся, и все время клацал и клацал клювом, прямо на лету запрокидывая голову и раздувая зоб. Кажется, он кричал и смеялся одновременно, особенно после очередной фигуры. Он даже попробовал сделать кобру – вот ведь старый выпендрежник! - но, естественно, сорвался в колокол и чуть не вывихнул крыло.
- Ладно, проехали! – захлебываясь ветром и истерическим счастьем, крикнул он мне на развороте. – Давай обратно. Как думаешь, а перенастроить на стрижа там можно? Чтобы скорости и маневренности, как на наших "сухих", помнишь?
***
На подлете нас ждала неприятная неожиданность: окно в офис было плотно закрыто. Мы едва не врезались в него, бездарно сели на широченный карниз, упершись хвостами в пилястры, и вмазались клювастыми профилями в стекло.
В кабинете происходило что-то нехорошее. Там было полно народу, большей частью люди в униформе - полиция, спасатели и медики; была секретарша Томочка, бледная как лилия; был начальник отдела охраны, напротив, красный, как рак и с выпученными же глазами; был начальник IT отдела – зеленый и перекошенный.
А еще там был агент отдела продаж "Кей энд Эм". Он стоял иссушенной твердой жердью в углу кабинета и улыбался. Улыбался, глядя поверх суетящихся медиков, укладывающих наши безвольные телеса на носилки, - улыбался нам, двум оцепеневшим от ужаса аистам по ту сторону офисного окна с видом на сердце столицы.
А мы так и стояли – всю ночь, до следующего утра, пока двери в опустевший кабинет не открылись и не вошел с хозяйским видом Павел Анатольевич Мицура, советник по стратегическим вопросам и автор проекта о слиянии с "Кей энд Эм".
- Чисто сработал, гад, - хрипло выдохнул Дмитрий Арсеньевич и клацнул так, что я попятился. – Ты понял, как они нас?
Я, конечно, все понял, но счел уместным промолчать.
- Вот что, Славик, - продолжил Дмитрий Арсеньевич. – Кончаем пялиться и летим отсюда. Нужно действовать, и у меня на этот счет есть идея.
- Какая? – запинаясь, осведомился я. На меня уже накатила беспросветная тоска, и веры в чудо не было и не предвиделось.
- Не раскисай, - Дмитрий Арсеньевич клюнул меня в шею. – Раз мы в астрале, значит, не все потеряно. Эти гады кое-что не додумали. Лохи, что тут скажешь?
***
Мы сделали перелет в Куркино и угнездились на крыше дорогой новостройки. Дмитрии Арсеньевич сказал, что нужно ждать до вечера, сунул клюв подмышку и, кажется, уснул. Мне же не спалось, и я все думал, как же так получилось, что мы, все эти годы нюхом чувствовавшие любую подставу, на корню подрезавшие комбинации всяких шваликов, вдруг умудрились вляпаться в такую детскую, шитую белым шелком комбинацию? Что, нам раньше не присылали коллекционные вина с богатым букетом ботулизма? Не подсовывали девочек в нежном возрасте, но видом подобных аспиранткам филфака? Не дарили именное оружие с гирляндами глухарей? Не предлагали кредитов от Сбергбанка России, да и сам банк в придачу? А мы повелись на какой-то гаджет! Гадость какая-то!
- Во! – клацнул над ухом Дмитрий Арсеньевич. – Полезло. Иди глянь.
Он стоял на самом краю крыши и смотрел вниз. Я подошел и пристроился рядом.
Из окна в районе геометрического центра здания струился радужный дым, завивающийся и ветвящийся кельтской вязью. Кроме того, из окна лез полупрозрачный и толстый, как удав, бамбук, точнее, целый бамбуковый лес. Он тянулся и загибался к небу.
- Что это? – безголосо спросил я, заворожено наблюдая, как по колосящемуся бамбуку деловито взбираются мелкие, размером с кошку, сиренево-желтые с разводами панды.
- Это, - с гордостью в голосе пояснил Дмитрий Арсеньевич, - называется "повидаться с папочкой". Ежевечерняя процедура.
- Не понял? – озадаченно курлыкнул я, но шеф ничего не ответил.
Тем временем, действие разворачивалось по нарастающей. Вслед за пандами из окна высунулся ядовито-салатовый заяц с глазами навыкат и перископными ушами. Он хищно осмотрелся и, неожиданно широко раззявив пасть, слизнул ближайшего беззащитного зверька как карамельку. Панды словно по команде съежились и заметно убавили в скорости, а несколько даже сорвались в пропасть - видимо, от безысходности. Заяц сплюнул кроваво-красным, и, раскорячившись, пополз по бамбуковым стволам, орудуя безжалостным языком.
- Помнишь Лизу Лузанову? – сказал шеф, наблюдая за зайцем. - Она три года уже на игле. Точнее, на колесиках. Ну, и на моем обеспечении, к слову. Ее лечить пробовали, только бесполезно – как из клиники выпишут, так опять. Я решил, пусть лучше чем чистым травится, может, дольше протянет. Знаешь, она мне когда про свои глюки рассказывала, я не верил. А теперь пригодилось. Смотри, вот и она.
Из окна медленно вывалилась большущая белая сова и, расправив крылья, потянула за зайцем.
- Лиза! – окрикнул ее Дмитрий Арсеньевич.
Сова испуганно дернулась, помотала головой из стороны в сторону.
- Ли-за! – Дмитрий Арсеньевич сиганул с крыши.
Я остался. Мало ли что. Я предпочитаю в личные дела шефа не соваться.
Лед двадцать назад Лиза вилась за Димой поросячьим хвостиком, приручала, окучивала, терпела измены, травилась чем-то с упорной регулярностью, писала цветистые цветаевские прощания, мило улыбалась, принимая цветы в палате для буйных, обещалась впредь больше никогда и ни за что, но у Димы шла своя жизнь, материальная и вещественная, и Лиза Лузанова в нее не вписывалась – со всеми ее порывами, душевными экзальтациями и творческим экстазом, в котором она рождала очередные стихи для расставания навечно. В конце концов, у них все окончательно разошлось, и они вроде как разбежались. А теперь вот снова сошлись - в астрале.
- Ну, а этот петух – Славик. Узнаешь?
Я не заметил, как они подлетели.
Сова посмотрела на меня внимательно и ухнула:
- Дятел он, а не петух. Ты что - маленький? – пошла она на меня, переваливаясь. – Тебя зачем к Димке приставили? Чтобы ты думал! А ты? Мозг есть, дятел?
Я попятился, не зная, что делать, но Дмитрий Арсеньевич прикрикнул:
- Не приставай к нему! Оба мы долбогрёбы. Ты давай лучше слушай сюда, - Дмитрий Арсеньевич одним взмахом перепрыгнул ко мне, и сова Лиза, не затормозив, ткнулась ему в колени. – Только внимательно слушай, хорошо, Лиза? Очень тебя прошу.
Сова вздыбила перья и легла на живот, как пингвин.
- Говори.
- Всего три небольших поручения, - заклацал Дмитрий Афанасьевич. – Как только придешь в себя, сразу ищи Степу-хакера – это раз. Потом вызываешь Полковника с его ребятами и говоришь, чтобы забрали наши со Славиком тушки из больницы – это два. Потом звонишь Профессору, даже если он совсем далеко, – это три. Все должны быть здесь максимум к десяти. Ну, и приятное: даешь внеплановую дозу и транслируешь мои инструкции. Ясно?
Сова, как мне показалось, улыбнулась.
- Конечно, Димочка, я все сделаю. Только... – многозначительно захлопала она глазищами.
- Что – только? – недовольно проскрипел Дмитрий Арсеньевич. Хотя мог бы и не уточнять.
- Женишься? – склонила сова голову к левому плечу.
Дмитрий Арсеньевич хотел в сердцах сплюнуть, но с клювом это оказалось затруднительно.
- Женюсь, - буркнул он. – Времени нет тебя уговаривать. Свинья неблагодарная.
- Ой, ну что ты, Димочка, обиделся? - расплылась в улыбке сова. – Я бы сделала все и за просто так, но это было бы слишком демонстративно, правда? А я, знаешь ли, давно разлюбила театральные жесты. Условности меня напрягают. Все, ждите здесь, мальчики. Мамочка скоро вернется, - и она вразвалку двинулась к краю крыши.
***
Вот, собственно, и все. Уже к полночи Степа умудрился влезть в закрома "Кей энд Эм" и скачать всю документацию на их грёбанный Робатум. К утру Профессор со Степиком сочинили эмулятор и запустили программу перед двумя коматозными корнеплодами в серых больничных робах. Мы с Дмитрием Арсеньевичем встали - крыло к крылу – и хором клацнули: "Робатум!" – и тут же две небритых физиономии дернулись и скривились, то ли от боли, то ли от радости.
Дмитрий Арсеньевич сдержался, а я разрыдался в голос. Совсем как маленький. Еще никогда мне не было так хорошо в моем не молодом уже, но таком родном и физическом теле!
И чтоб уж совсем завершить эту поучительную историю, упомяну, что от "Кей энд Эм" мы не оставили камня на камне, а с Павликом Мицурой поступили, признаться, и вовсе дурно. Дмитрий Арсеньевич говорит, что когда они с Лизонькой ходят "навестить папочку", за ними по безлюдным московским улицам бегает унылый страус и кричит, что осознал, что больше никогда и ни при каких, и что готов на все, лишь бы искупить. Но Дмитрий Арсеньевич, судя по всему, не спешит со всепрощением. Говорит, что такому петуху, как Павлик, пару лет в коме пойдут только на пользу.
Не знаю, не знаю. Мне Пашу чисто по-человечески жалко.
Хотя с другой стороны, он ведь всего лишь страус, правильно?
М., Февраль, 2012.