Миг

Антон Митько
Он шел в парк, дрожа мелкими спазмами страсти. В бумажном пакете позвякивала бутылка крепленного «красного» о жестяную банку «Бри». Он знал, что время еще есть, но все равно спешил. И вот – оно открылось – их дерево – толстый, необъятный тополь, двумя корнями уходящий в воду неторопливого пруда. В своем нутре парк не нес ту романтическую скорлупу, что обычно свойственна в описании подобных ситуаций, не был кристально чист и был населен вовсе не эльфами, но именно это место под тополем у пруда было священно. Он лег и в полудреме закрыл глаза.
Он услышал ее, точнее, учуял, ветер донес сначала ее аромат, а через секунду появилась она. Сыграв в привычную и негласную игру – кто быстрее заулыбается, и, как обычно проиграв, он подтянул ее к себе и поцеловал в шею. Она игриво распищалась что-то о «колючести», схватила виноградину и посетовала, что вино не открыто и не подышало как следует. Было душно и томно, обволакивающее светло-розовое марево застилало глаза, терялось меж просветов деревьев. Патока природы, их ласк обездвижило все вокруг, и даже жирные холеные дрозды как бы нехотя и лениво снисходили до редких водомерок на глади воды, тяжело унося их в своих клювах ввысь. Все шептало о вечерней грозе. Они долго целовались под тенью тополя, открывая глаза, лишь чтобы пополнить пластиковые стаканчики вином. Ее окончательно разморило и, захлебываясь в заражающем смехе, она что-то нечленораздельно негромко ворковала. Устав, и окончательно захмелев, она уткнулась в его колени и, медленно задышав, провалилась в не отодвигаемый сон. До самого заката он гладил ее волосы, что-то нашептывая сам себе или ей, как заклинания, мантры этого странного, редкого и такого непостоянного чувства.
Небо налилось фиолетовой гуашью, а в воздухе запахло сырой пылью. Собирался и наступал дождь. Поняв, что она сейчас не вполне оценит прелесть летнего дождя, он собрал ее в охапку и понес сквозь парк, наперерез выходу, промеж тонких берез и карликовых крепышей-елок. Она проснулась, освободилась от его объятий и отбежала присесть за дерево, прикрикивая оттуда, чтобы никто ни за что не смотрел.
Добравшись до дома, с вечно облупленным подъездом, подтеками на лестничной площадке и криминально-порнографическими надписями на стенах в пролетах этажей, они рухнули на кровать и долго гладили друг друга, в унисон шелестя свои мечты, желания, тайны в самые уши, пока за окном не загудел дождь и она, с кошачьей улыбкой, снова задремала, успев пробормотать, чтобы ее раздели, а потом и вовсе провалилась в кроличью нору глубоких сновидений. Он, не включая свет, вышел на кухню, открыл окно, с улицы приятно обдало свежестью и прохладой. Мятая пачка на подоконнике сиротливо, но так своевременно предоставила ему одну сигарету, он закурил. «Так странно» - подумал он - «еще полгода назад я восстал из мертвых, а она выпрыгнула из чужой постели, и вот – мы вместе». Он затянулся и выпустил струю дыма в наступающую темноту за окном. «Так странно» - еще подумал он - «я счастлив именно теперь, не час назад – тогда мне было очень хорошо, и не завтра с утра – тогда мне будет приятно, а именно сейчас, и этот момент, момент счастья, когда ты его чувствуешь, он не неуловим и не непонятен, как часто его описывают, он очень тяжеловесен, он практически осязаем, кристально ясен. Только скоротечен. Поэтому надо сделать его оттиск в памяти и душе, не забыть, не растворить». Прочувствовав этот момент и ухмыльнувшись своим мыслям, он долго давил бычок в хрустальной пепельнице, потом упорно почистил зубы и тихо лег рядом с ней, сразу попав в ее нечаянные и спонтанные объятия.
Остаточные капли дождя еще долго слетали с хвоинок елей и сосен за окном и глухо разбивались о землю. Проезжающие где-то очень далеко дальнобойные машины эхом доносили одинаковые судьбы своих водителей. Он еще долго не мог уснуть, разглядывая черты ее лица в свете уютного фонаря с улицы, улыбаясь сам себе. Он не знал, что принесет следующий день, год, кто они будут друг другу, что будет с ней, такой красивой и необычной, он был счастлив сейчас. Полную тишину и медитативный вакуум нарушало лишь мяуканье со двора. Где-то в подвале еще всю ночь кричала рожающая кошка. К утру стихла и она.