Перевод: Дан Берг
Глава 11
Азрикам раскошеливается
Утром следующего дня Зимри повстречал Азрикама на одной из улиц Иерусалима. Им было по пути. Они миновали Овечьи и Рыбные ворота и с северной стороны Восточных ворот подошли к Старым воротам. Город полон народу, шумит, гудит.
- Кого только нет в этой толпе: продавцы и покупатели, ловкачи и простаки, - размышляет вслух Зимри, - все в одном котле кипят. Что руками людей сделано, и, что потом из рук в руки переходит – всему цена имеется, мера денежная. Задумался ли кто: человек сколько стоит? В нем одном есть все, за что люди платить готовы. Лишь струны сердца его настроишь на нужный лад и получишь вещь по вкусу – и новое сотворить и старое разрушить, и от беды уберечь и врага сокрушить – на все человек сгодится. А чтобы к струнам этим подобраться, деньги требуются. Человек не дорог и не дешев, и нет ему точной цены. Главное – в товаре не ошибиться.
- Чую, приятель, у тебя полон короб новостей. Пойдем-ка ко мне домой, и все выложишь, - сказал Азрикам.
- В твоем доме говорить опасно: как бы камни в стенах не возопили. Разговоры наши секретные и годятся для двоих, и третий – лишний. А здесь, на улице, и того хуже – отовсюду семь пар глаз смотрят, семь пар ушей слушают, каждое слово на лету хватают.
- Есть у меня отличное место на примете. Пойдем в винодельню Карми. Человек он умный, неболтливый, надежный, - сказал Азрикам.
- Жизнь учит хранить секреты от друзей, и вернее будет, если спустимся в долину, где в прежние времена детей сжигали в жертву идолам. Нынче в царствование Хизкияу там след человеческий простыл.
- Будь по твоему. Однако, запомни, если случится дело срочное ко мне, да еще и на ночь выпадет, приходи в винодельню к Карми, а он пошлет за мной. Я доверяю ему. Но разговор наш он не услышит. Дело будет меж нами. Это – на будущее.
Зимри и Азрикам пришли в безлюдную долину и расположились под тутовыми деревьями.
- Вчера Тейман, Амнон и Тамар задержались на Масличной горе до позднего вечера. Я вышел позвать их в дом и заметил, что кольцо Хананеля надето на руку Амнона, - сказал Зимри.
Как ужаленный вскочил со своего места Азрикам и обрушился на Зимри с упреками.
- Худая новость! Кольцо Хананеля на руке Амнона-пастуха – это сон старика! Зимри, разве не просил я тебя придумать такое, чтобы уронить Амнона в глазах Тамар? А ты, упрямец, делаешь наоборот – хвалишь этого пустобреха. Ищещь обходной путь к цели? Промедление гибельно в решительный час. Отрава действует, пока свежая. Укоренится болезнь, и не спасет врач. Вот, упустили время, и пастух прижился, как сильное деревце в доброй земле. Теперь заставь-ка его голову склонить!
- Взялся смешить меня, Азрикам? Да ведь если я стану порочить Амнона, девица тотчас разглядит злонамерение. Всякому видно, как прелестен пастух. И не мне людей разуверять. Кто несет прошлого пятно, тот навек останется рыбой без чешуи и плавников – мерзость, иначе говоря. Худое слово в моих устах – похвала в чужих ушах.
- Ты прав, Зимри. Не внушить Тамар дурного об Амноне. А почему к Иядидье не пробовал подступиться?
- Многовато на мою бедную голову – одному хозяину советы давать, а другому лгать!
- Так присоветуй дельное или каверзу изобрети. Амнон на беду и позор нам послан. Словно кость в горле – ни проглотить, ни выплюнуть. Неужто ты, хитрец, ничего не придумаешь? Если боишься оступиться, речи свои в чужие уста вложи. Вот, не ты мне, а я тебе совет даю!
- Повторяю: путь к сердцу деньгами прокладывается. Амнону, пастуху и герою, сообщу кое-что, и Маху подучу. Твоими деньгами расплачусь. Открывай мошну, и не будем терять время.
- Я от прежних слов не отступаю: никаких денег не пожалею, лишь верни мне Тамар. А твоя награда – до половины моего богатства!
- Большое дело – своевременное дело. Твоя это мысль, не так ли? Придет день, и о моей награде поговорим. Сейчас главное – Амнона остановить.
Достигнув согласия, сообщники направили свои стопы обратно в город. Азрикам отвесил Зимри серебра полной мерой – Амнона и Маху подкупать.
Раскаяние и безумие
Иядидья с семейством перебрался в свой летний дом на Масличной горе. За покровителем своим последовал и Амнон. Освободившаяся комната его предназначается Ситри, что приезжает в Иерусалим по делам.
Поздно вечером явился к Иядидье мальчик-посыльный, слуга судьи Матана, и сообщил, что судья просит Иядидью срочно пожаловать к нему.
- Случилось ли что? Отчего спешка? – спросил Иядидья.
- Хозяин болен, страх смерти витает в доме, - ответил посыльный.
Иядидья без промедления оседлал мула и верхом поспешил к судье. Прибыв, уселся у постели больного.
- Что с тобой, Матан?
Судья уставился на гостя и не в силах слова вымолвить.
- Ум его помутился, ничего понять не может, - плача сказала жена Матана.
- Да и я заметил перемену в нем. Уж месяц, как Матан сам не свой, угрюмый и злобный. “Что стряслось с тобой?” – спрашивал его, а он едва выдавит два слова: “Заболел, поправлюсь”.
- Он всем так отвечал. Днями мрачен, а ночами от страха дрожит. Боюсь за него. А нынче в полночь давай руками размахивать, ногами топать. Что есть голоса вопит, словно проклятия выкрикивает, а слова непонятные. Жутко мне, волосы дыбом встают. Сегодня не вытерпела, послала за тобой, Иядидья.
Тут Матан нарушил молчание, и голос его бешенный, и речь бессвязна.
- О, Хагит!.. Дети ее!.. Львица с детенышами!.. Горе мне! Не исцелить души моей растерзанной! Нутро мое грязное, гнусное ... Дьяволица вероломная, на части рвешь меня ... Отчего дом Наамы не сгорел?.. Хагит, зла порождение, куда заманила меня?.. Преступлением своим раздавлен. Горе мне! Огонь вокруг, огонь внутри!..
Обессилил, затих Матан. Достал из-под подушки ключ и молча протянул его Иядидье. Увидав ключ, зарыдала жена судьи.
- Этот ключ от подземной кладовой. Никто, кроме него этот ключ в руках не держал, и коли отдает его – значит умирает! Бросаешь меня, Матан! - голосит жена.
- Да неужто бальзама целебного нет в Гиладе, и лекаря не найти? – вскричал Иядидья, - не падай духом, женщина, всегда есть надежда. Из святилища Господа помощь придет, Сион честного сына своего спасет. А речей его безумных не слушай, Бог даст, исцелится больной, и беда минует тебя. Я тем временем отправлюсь домой, а утром вновь вернусь сюда.
Медленно едет Иядидья. Перебирает в мыслях слова больного, и душа его смущена. “Помешанные говорят правду. Безумен ли Матан?” – спрашивает себя. Верхом на муле миновал он улицу, другую, третью. И видит, черное небо озарилось красными всполохами, и дымом запахло. Иядидья услыхал крики о помощи и повернул назад. “Помогите, спасите, люди добрые! Дом Матана горит!” Возле пожарища почувствовал Иядидья запах серы. “Пламя это – человеческих рук дело” – подумал.
Вокруг толпа собралась, и ни один не гасит огонь. “Спаслись ли жители дома?” – подъехав, спросил Иядидья зевак, а те отвечают: “Вот, поспешили мы сюда и видим, дом с четырех углов пылает, и никто не захотел жизнью играть ради судьи этого и чужие души спасать никто не стал”. Иядидья заметил: “Ни чужие ни свои души не спасет равнодушие, а мир погубит и даст дорогу злу.” К рассвету дом Матана правратился в кучу тлеющих угольев.
Иядидья призвал городских стражников и матановым ключом открыл при них ворота в подземную кладовую. Вошел вовнутрь и взволновался, и изумился, и прозрел: сокровища из казны друга его Иорама лежат перед ним. “Истина вышла на свет Божий. Когда помутился разум у судьи? Вчера или много лет тому назад? Верить ли его сумасшествию? Где есть корысть, там нет места безумию” – с горечью подумал он. Иядидья приказал стражникам собрать воедино сокровища и представить сию неправедную добычу Матана старейшинам, чтобы мудро разобрали дело и открыли бы подноготную судьи и беззаконные его деяния.
Проницательный Ситри
Бедная Тирца всю ночь напролет не сомкнула глаз. “Зачем Иядидья поехал к Матану? Отчего так поспешно? Темной ночью, не дожидаясь утра. Рассветает, а муж до сих пор не вернулся!” – с тревогой думает Тирца. Страх ее безмерно увеличился, когда услыхала от людей, что этой ночью пожар бушевал в городе. Она ходит в тревоге по саду. “Пошлю слугу в город, мужа искать” – решила она.
Вдруг видит Тирца, человек держит путь из Иерусалима. “Что случилось в городе?” – кричит ему Тирца. “Дом судьи Матана сгорел!” – прозвучал ответ. Тирца лишь всплеснула руками. Сердце сжалось от ужаса: “Неужели несчастье с мужем?”
Но тут показался Иядидья. Тирца бросилась к нему, обняла крепко и плачет и слова не может вымолвить. Наконец, успокоилась.
- Как испугал меня, милый! От страха за тебя душа едва не отлетела. Зачем ездил к судье?
- И на мою долю выпала боль. Великого зла пришлось быть свидетелем. Лишь с тобой, голубка моя чистая, сердцу светло.
- Ты мастер ласковые слова говорить, а я слушаю и таю! Скажи теперь, и вправду дом Матана сгорел?
- Верно говорят. В гору пепла обратился его дом, и никто из домашних не спасся, и хозяина лютая смерть настигла.
С великой печалью Иядидья поведал жене события этой ночи.
- Где верность? Где дружба? Гнусно предал изменник Матан честного Иорама, а ведь был у него в безраздельном доверии! – закончил рассказ Иядидья.
- Ах, Наама! Подруга моя! Безгрешна, непорочна и невиновна перед Иорамом, а как наказана! Подлым Матаном осуждена!
- А что делать со свидетельством Хэфера и Букьи? Ведь люди они проверенные и беспорочные в общем мнении! Кто возразит им? Мысли мои в смятении, Тирца. Поспешу в Храм Господа – сердце усмирить.
Принеся, как положено, утреннюю жертву, Иядидья собрался уходить. Осмотрелся по сторонам и увидел знакомое лицо – Ситри тоже был в Храме. Мужи обрадовались встрече. По дороге домой Иядидья поделился с Ситри печальными новостями и, казалось, мало удивил его. В доме на Масличной горе Тирца накрыла стол.
- Не стало веры человеку! Поди разбери, кто сердцем чист, а у кого камень за пазухой, - вздохнув, сказала хозяйка.
- Каков он был на самом деле, Матан этот? Кто горячей его молился, и кто щедрее его жертвы всесожжения приносил? – подал голос юный Тейман.
- Тейман, не раз уж просил тебя, дружок, не вставляй слово в беседу превосходящих тебя годами. Лучше слушай и на ус мотай, - упрекнул отец сына. Грех одного не очернит мир, а преступивший закон по закону и заплатит, - закончил Иядидья, обращаясь на сей раз к Тирце.
- Вера, – сказал Ситри, - такая вещь, что на языке у каждого, а на уме у немногих. Печать праведности десятки тысяч благородных лиц украшает. Один из десятка иной раз добро сотворит. А из десятины этой только тысячный в сердце истую веру несет. Таков веры печальный подсчет. По пальцам перечесть искренних среди искренних и честных среди честных. Почет и богатсво манят людей. Маска праведности в Храме к месту, а в доме ее снимают, никчемную.
- Признаюсь, Иядидья, я и прежде Матана видел насквозь, и открытие твое для меня не диво. Вдов и сирот он не щадил и к мольбам несчастных был глух. “Суд мне кнута не вручил, и Господь плетку не дал! Как обидчиков ваших покараю?” – так просителям отвечал. Утеснителей слабых, что не с пустыми руками к нему шли – едва журил. На язык был остер, но говорил все Богу неугодное. Добро делал с задней мыслью. От отца своего Иозавада унаследовал алчность и ловкость обирать до нитки простаков.
- Умно говоришь, Ситри, - заметил Иядидья, - а теперь скажи, есть ли средство разглядеть нутро человека? Окно, что есть в сердце, не открыто. Я безыскусно смотрел на Матана и криводушия не приметил. Всегдашнее подозрение взять правилом? Так, пожалуй, утренний ангел вечером чертом покажется. Любящих меня растеряю, и друзья отвернутся. Зато врагов и ненавистников наживу вдоволь. Одинок буду в многолюдном Сионе, как куст можжевельника в пустыне!
- Иядидья, дорогой! Позволь указать на тех, чьи дела и речи помогут прямое от кривого отличить. Слава Господу, Иудея не оставлена на злую волю врагов, и чистосердечные не перевелись у нас. Царь наш – краса и мудрость, скромность и благородство, справедливость и честность – все в нем – прямодушным открывает дорогу, а злонамеренных карает. А взгляни на сына Амоца и других пророков! Их святость проникает в сердца и просвещает умы. Разве таковы грешники, рядящиеся в праведников? Не светят и не греют они, лишь беды несчетные несут. Вот так, примечая лучших и худших и дела их, не заблудишься в лесу добрых и злых страстей.
- Урок хорош. Но как он поможет нам? Теперь мы знаем, по вине Матана на Иорама свалилась беда. А кто поджег дом судьи? И дом Иорама? Виновна ли Наама? Хэфер и Букья свидетельствовали перед старейшинами, и те порешили, что виновна. Но Матан в лихорадочных речах своих этого не говорил. И безумен ли он? Смешалось все. И судьба Наамы и детей ее не известна.
- Если подлинный суд свершится, то свет истины вырвет из тьмы порока злодеев, Нааму погубивших. Ах, Иядидья, чего только в городе ни случается! Я благодарен Господу за то, что дал мне обитель на Кармеле, среди леса, неба и трав. Чужд мне шум городской, и боюсь я друзей, друзей предающих. Пристально осмотрись вокруг, Иядидья, и поймешь простую вещь: вера в Господа – надежная вера, а вера в людей – шатка и легкомысленна. И храни Бог тебя и семейство твое!
Ситри окончил трапезу и отправился в Иерусалим, где поселился в верхней комнате Амнона, и прожил там, пока были у него дела.
Пересуд
Вечером накануне пожара Азрикам принимал гостей в винодельне Карми – совещался с Хэфером и Букьей. “Будь уверен, Азрикам, - говорили гости, - вот-вот языки пламени остановят длинный язык Матана, и тот замолкнет навеки, и забудешь страх. И жена его, и дети его, и домочадцые его – все сгорят, и некому будет рот открыть, и слово вымолвить. А сейчас поторопись-ка домой, да вызволи Ахана из ямы, в которую посадил его. Любой ценой примирись с ним, покуда не прозрели старейшины у ворот и не переломили судьбу твою.”
Послушный Азрикам поспешил домой и освободил пленника. И чтоб усмирить гнев и ненависть Ахана, одарил его полем и виноградником. Говорил с ним ласково, и вполне помирились хозяин и домоуправитель. Порой мир лучше победы, а порой ведет к худшей войне.
Старейшины вновь разобрали старую историю, что приключилась с домом Иорама и его семьей. Вновь призвали к ответу Хэфера, Букью, Ахана и Хэлу. И те слово в слово повторили то, что говорили много лет назад, ни на волос не отступили. И судьи сказали: “Все ясно нам. Матан и Наама задумали злодейство, чтобы отомстить ненавистной им Хагит.” Постановили судьи вернуть Азрикаму имущество его отца Иорама, которое прятал у себя Матан. А имя Матана повелели сделать проклятием. И если кто проклинает кого, то пусть говорит: “Да постигнет тебя участь Матана!”
Полный перевод:
См. Ссылки на другие ресурсы