Митя, несмотря на свою удивительно нежную юношескую влюблённость, всегда мечтал свалить из родной деревни: на первый расклад - в армию, а там на любую стройку, чтоб паспорт "серпастый молоткастый" получить. И то срам - двадцатый век на дворе, а деревенские бедолаги, как крепостные, ей богу, - без пачпартов, чтоб сидели тихо в своих колхозах, типа - "Красное вымя" или "Стальные грабли" и поднимали советское сельское хозяйство на недосягаемую высоту, в смысле, чтоб народ не голодал, хотя бы - указ партии и правительства, тваю мать, заботящихся, как всегда, о благе трудящихся.
Удивительно, конечно, но всё вышло так, как он по-детски розово-мечтательно и предполагал, и даже место в обшарпанной рабочей общаге сразу получил, когда определился в доблестные метростроевцы.
Надо сказать, что Митя с раннего детства любил рисовать, а посему был единодушно определён в редколегию школы.
Дальше - больше: стал стишки незатейливые пописывать, да статейки разные в стенгазету тискать, а в пятом классе его жизненный рассказ "Весёлый субботник с душой и огоньком" и вовсе в "Пионерской правде" напечатали. Ну?
И тут же получил отменную кликуху от приятелей закадычных, при единодушной поддержке всех деревенских, разумеется, - писатель! Шутка ли - статья в центральной газете, хоть и детской, а самое главное - его имя и фамилия внизу, как автора и, соответственно, известной теперь на всю страну личности.
Может с этого всё и началось?
Позже, отправлял рассказы и в "Комсомолку" для поддержания статуса "знаменитого писателя", да так ни с чем и остался, кроме, конечно, наглого упорства и голубых, питающих вьюношу надежд.
В армии выпускал "Боевой листок" - хвалили, как говорится, и поощряли свободным временем - талант, ишь ты!
Стал пописывать всяка-разные рассказики и на "гражданке", главным образом про деревню, обивая неприступные пороги редакций небольших газетёнок рабочего разлива.
В газете "Красный сучильщик" предложили даже стать внештатным корреспондентом, предложили бы и штатным - настолько он ко двору пришёлся со своей наивной деревенской темой, да кандидат на столь ви-исокий пост без образования оказался.
И вот, обременённый столь "весомым" направлением от такой "уважаемой" всеми редакции, как "Красный сучильщик", службой в доблестной советской армии - тоже льгота, Митя, с надрывистым скрыпом проползает на факультет невест - филологический. Три парня на поток - лепота и кружка пива сверху!
Чего скрывать, тогда на студенческую степуху, худо-бедно, прожить можно было, не говоря уж про вполне сносные пенсии, а разгружая халтурные вагоны на товарных станциях по ночам и на модные шмотки заработать, что, собственно, Митя и проделывал с успехом в ущерб учёбе. Правда, он быстро смекнул, что выгоднее за пару часов злободневную статейку про комсомольцев и их очередную полезную инициативу написать , чем всю ночь вкалывать, за те же деньги и его выбор, разумеется, пал на благородный труд внештатного корреспондента.
Было приятно, когда Митя на тавтологической лекции склонялся над очередным номером "Красного сучильщика" или какого-нибудь "Пролетарского зубила" над своей статьёй, разумеется, а кто-нибудь любопытный заглядывал через плечо и увидев его фамилию, вырывал газету, которая проходила через все руки, с последующим восхищением в девических взглядах - писатель!
Окружённый всеобщим женским вниманием, заботами об учёбе, о жилье - его выперли из рабочей общаги, о куске хлеба насущном, наконец, он, как то стал забывать Настю, вернее отодвинул свою нежную влюблённость к ней куда то далеко-далеко, в самые потаённые уголки души. Ему даже казалось, иногда, что это было давно и не с ним, хотя в родную деревню всё-таки тянуло по-прежнему.
Как то на третьем курсе, его и ещё человек пять девчонок из их дружной группы, пригласила к себе домой Оля - такая серенькая, ничем неприметная девчушка, запросто так, в гости, мол, родители хотят посмотреть с кем я учусь.
Это потом выяснилось, что она ему смотрины устраивала по просьбе папы.
Папе Митя понравился сразу и своей молодцеватостью, и самостоятельностью, да и целеустремлённостью, чего греха таить. Он так и сказал Оле - Далеко пойдёт, если подтолкнуть вовремя!
А подтолкнуть папа мог, ещё как - его фамилия уже при жизни была занесена в Большую Советскую Энциклопедию, как профессора каких то упразднённых за ненадобностью ныне наук, писателя, выдающегося публициста и идеолога современного мирового коммунистического движения. Мама Оли, будущая Митина тёща, была на 25 лет моложе выдающегося публициста и идеолога, и тоже была радушной хозяйкой.
Митя и не заметил, как стал чаще бывать у них за обедом - вкусно и сытно поесть для студента тоже не последнее дело, а потом важный папа "заинтересовался" его статейками - лишний повод для задушевного разговора, в общем, пошло и поехало. Короче, Митя и не заметил, как женился на последнем курсе.
Или не сопротивлялся открывающимся перед ним возможностям, московской прописке, наконец?
Папа, прежде чем явиться на суд божий, в смысле - дать дуба от второго инсульта или, как высокопарно сказали на похоронах его идейные сотоварищи - Преждевременно и трагически покинул передовой пост идеологической борьбы, сгорел на работе дотла... - всё-таки успел подтолкнуть Митю - устроить на хорошую должность в редакцию центральной газеты, познакомить с кем надо и даже выпустить семь тонких сборников его рассказов, которые он самолично правил, как строгая училка по русскому правит сочинение незадачливого двоечника, правда, в мягкой обложке, зато большими тиражами - молодым деньги нужны, а уже после этого поспособствовать принятию его в партию и в члены Союза Писателей СССР, как молодого и подающего ба-альшие надежды автора.
Митя, как впрочем и все, радостно воспринял перестройку - что не делается, всё к лучшему и даже хорошо подзаработал на обмене денег, отпуске цен в свободное плавание - его предупредили за неделю, а потом, чего греха таить, и на бешеной инфляции.
Перестройка оказалась фикцией - просто под громкими лозунгами всё развалили, что так натужно и долго строили, как обычно, впрочем, "замутили водичку" и разворовали, пользуясь случаем. Делили социалистическую собственность, как в лучшие времена "дикого запада" с жесточайшей стрельбой и огромным количеством трупов, а когда воровать государственное добро, то есть приватизировать было уже нечего, то сначала узаконили награбленное, наняв лояльных депутатов, правосудие и силовые структуры для охраны этого демократического закона: что украл - моё, а потом стали восстанавливать то, что было раньше, правда, в несравнимо худшем варианте - надо и о народе подумать, а то, не дай бог, взбрыкнёт от жисти такой паскудной.
Тут появилась новая руководящая партия - Единая Россия, в которую, впрочем, как и все молодые предприимчивые коммунисты - теперь бизнесмены, видные политики или просто руководящие работники, а в большинстве своём чиновники, вступил и Митя, предварительно публично открестившись от своего сомнительного коммунистическо-нежелательного теперь прошлого и стал, что называется, функционером от писательства - большим и важным человеком в этой среде за хорошие деньги.
Ах-ха... сколько нуворишей захотело вдруг стать известными писателями за свои деньги и ни-сыс-чи-тать!
А что, разве плохо? Приходят к тебе гости важные, чем их удивить? У каждого наворовано не меньше, чем у тебя, одних взяток на миллионы долларов! Ну?
Гы!!!
А ты им книгу толстенную в нос в золотом переплёте, да с брульянтовым напылением - "Классика современной российской прозы", ниже название, типа - "Как я ковырял в носу в седьмом классе!", а автор ты - Иванов Седьмой-Захребетный! Ну??? БУ-ГА-ГА!!!
Продолжение следует.