Но это случилось еще очень и очень нескоро. А пока мы усердно лечились и сильно хотели поправиться. Кто-то из старших детей сочинил песню, которая, не смотря на жалобный мотив, стала чуть ли не гимном санатория, правда, не официальным. Песня была о том, как вылечился ребенок от тяжкого недуга и уезжал из больницы. Такие прецеденты случались, но это были единичные случаи с менее пораженными вирусом детьми. Мы пели нашу песенку и мечтали, что тоже будем здоровыми. Мне кажется, я уже тогда понимала, что эта песня, увы, не про меня, поэтому не любила ее не то что петь, но даже слушать. Она наводила на меня тоску, от которой я, будучи от природы веселой, быстро избавлялась.
Текст этой песенки мы все с той же подругой Татьяной вспомнили с трудом. Мне хочется воспроизвести его здесь. Вдруг кто-нибудь прочтет эти записки и вспомнит то далекое не простое, но все же счастливое детство. А еще эта песенка, такая примитивная и наивная, может правдиво передать весь ужас эпидемии и горе наших родителей.
Прощай, родимый санаторий!
Прощайте, все мои друзья!
Прощайте, няни и сестрички
И дорогие доктора.
Не буду больше я лечиться,
В кроватке гипсовой лежать.
Я буду бегать и резвиться,
А вечерами отдыхать.
Вы отдыхайте, мои ножки
От деревянных костылей,
Я буду бегать по дорожке
Теперь уже без костылей.
Автобус к городу подходит,
Сигнал водитель подает.
Родная мамочка встречает
И Оле (Вале, Пете, Рае…) руку подает.
Вот такая грустная песенка о веселом. Чтобы ее как-то сделать более радостной, мы сознательно искажали слова и пели, например, «Прощай, родная санатория», пели ее в быстром темпе, выбивая ритм костяшками пальцев по столу.
В общем, мы - дети, и в основной массе уныние нам не свойственно. Мы шалили как все дети, и нас наказывали. Шалости были очень разнообразны. Например, одно время почти все и мальчишки и девчонки увлеклись изготовлением маленьких рогаток из резинки, пульки изготовлялись из скрученной в жгутик бумаги. Сколько было подпорчено казенного белья, из которого добывалась резиновая тесьма, а уж из нее вытаскивалась тонкая резинка, сколько было мусора от пулек. Нас, конечно, ругали, отбирали рогатки - все напрасно. Тогда нянечки придумали хитрый ход, они положили в шкафы трусы и бриджи без резинок, пришлось нам целый месяц подвязываться веревками. Потом резинки вернулись, а мы были строго предупреждены - как только появится еще хоть одна рогатка, акция повторится.
Потом в моду вошло глотание длинных ниток. Их держали за кончик и соревновались, кто длиннее нитку проглотит, результат проверялся, когда нитка вытаскивалась за кончик обратно. Были случаи, когда нитки проглатывались полностью. Однажды кто-то разбил стекло в медицинском шкафу, добычей оказалась вкуснейшая аскорбиновая кислота. Наелись мы ее от души, потом на теле высыпала сыпь, а пятая точка горела неимоверно. Какого терпения стоило нашим нянечкам и сестричкам бороться с нашими шалостями и, при этом, не обижать. У нас даже имелся угол для наказаний, в него ставился стул, и наказанный там сидел какое-то время. Нас жалели и любили, таких разных. Были ведь и капризные, и вредные, и драчуны.
Все та же Татьяна в детстве не только хорошо пела, но слыла задиристой драчуньей и любила кусаться. Ее отсаживали отдельно в кроватку, когда все дети играли на ковре. На горшок тоже садили отдельно, а это было тяжкое наказание, одной было скучно сидеть, я уже говорила, что наши вечерние посиделки были вроде клуба, а еще это была возможность дольше не ложиться спать. Помните, как в детстве не хочется рано ложиться?
В Аксай съезжались дети со всей республики, с разными способностями, со знанием разнообразных игр, присущих их региону. И мы, быстро усвоив новое, с энтузиазмом включались в новую игру. Во что только мы не играли: одних только «классиков» знали четыре вида, разных игр с мячом было с десяток, подвижные «гуси – гуси» и «гигантские шаги», а еще всем известные пряталки и салочки. Кроме того, мальчишки с упоением играли в ассыки и лянгу. Девчонки - в камешки и куклы. Ну и, конечно, скакалка. В нее играли даже дети, не умевшие ходить толком, не то что прыгать. Они с упоением крутили концы скакалки. Всем было весело, никто не чувствовал себя обделенным.
Местом для игры в куклы служил естественный шалаш, образованный кустарником дикой вишни. Ее тонкие стволы частоколом окружали маленькую полянку, нижние ветви, переплетаясь друг с другом, образовывали стену, густая крона служила крышей. Девчонки по двое, или даже по трое заходили вовнутрь, из картона или дощечек на ветках прикрепляли полочки и рассаживали своих кукол.
Рядом с этим шалашом находилась волейбольная площадка, там тренировались спортсменки-медсестры, проводились соревнования. Соперницами нашего медперсонала были команды волейболистов двух соседних поселков. Так что, у нас и летом была возможность "поболеть" за своих.
Для детей спортивной ареной служила большая асфальтированная площадка, образованная двумя крылами второго отделения. Украшали площадку большая гипсовая скульптура футболистов с одной стороны, с другой - две красивые лепные вазы-цветники, тоже гипсовые.
В плохую погоду и зимой местом сборов являлась игровая комната. Обилие игрушек и настольных игр здесь поражало воображение. Далеко не у всех детей дома имелись такие игрушки. Кубики, пирамидки, деревянные, пластмассовые и металлические конструкторы с ключами и крепежными деталями, разнообразные волчки, резиновые и плюшевые зверята. Различные настольные игры: шашки, шахматы, домино, лото имелись в нашем арсенале. Особенно интересной была настольная интеллектуальная игра-викторина с батарейкой и палочками-контактами, при правильном замыкании их загоралась лампочка, указывающая на верный ответ. Из игр с шашками особой популярностью пользовались «уголки» и «Чапаев».
Но самая главная достопримечательность игровой комнаты - приличный телевизор «Рекорд». Мультфильмы, детские передачи и фильмы-сказки скрашивали нам ожидание родителей по воскресениям. То и дело открывалась дверь, очередной ребенок вызывался на свидание.
Нас отменно кормили четыре раза в день, причем некоторые блюда запомнились на всю жизнь. Мы, иногда встречаясь уже взрослыми и вспоминая о нашей беззаботной больничной жизни в «Аксае», наряду с другими интересными эпизодами вспоминали чудесные пончики с повидлом, белоснежный куб манного пудинга с клубничным вареньем, виноград и круглогодичные яблоки. Даже манную кашу нам готовили по-особенному, из крупы крупнозернистого помола. Она получалась необыкновенно вкусная и рассыпчатая. Еще была замечательная гороховая каша с мясным подливом и макароны по-флотски с сыром. Даже домашние пельмени нам несколько раз делали по особым праздникам.
Интересной была и специальная диета. Николай в детстве кроме истории с примерзанием языка прославился и своей толщиной. Ему на заказ шили одежду и держали на диете. Один разгрузочный день в неделю состоял из потребления отварного говяжьего мяса без хлеба и соли, в другой день не разрешалось ничего есть, кроме малины. С тех пор Николай на дух не переносит малину, а мясо ест только жаренным или печеным.
Конечно, были и ошибки в нашем лечении, только они происходили совсем не из халатности и недобросовестности врачей, как сейчас, а от невозможности оперативно помочь всем сразу. Ну, например: по рекомендации Московского института ортопедии почти всем нам изготовили аппараты и корсеты, в которых мы ходили днем, а ночью мы спали в гипсовых лангетах на ногах, а под спиной лежала такая же гипсовая лодочка, называемая «кроваткой». За соблюдением этого режима строго следили сестры и няни. При выписке детей на отдых родители получали подробный инструктаж, как делать массаж и лечебную физкультуру, как прибинтовывать лангеты. Врачи объясняли мамам, что это просто необходимо для правильного развития наших конечностей и позвоночника. И это было, действительно, необходимо, так как у нас в разной степени были поражены мышцы, какие-то больше, какие-то меньше, какие-то совсем атрофированы.
Таким способом врачи пытались избежать искривления позвоночника и конечностей, которые при движении и росте детей образовывались из-за разной работы пораженных мышц. Но этот метод, помогая в одном, не давал свободного развития не парализованным мышцам, так что искривления все равно имели место быть.
Мы по-своему боролись с этим насилием. Ночью тихонько скидывали оковы. Днем старались разбить ненавистные лангеты о железные спинки кроватей. Приходилось изготавливать новые, и трехдневный отдых был обеспечен
Проблема эта решилась с открытием операционного отделения. Детям оперативно исправляли искривление стоп, подтягивали или рассекали ахиллово сухожилие, устраняли контрактуры, закрепляли суставы и пересаживали мышцы, заставляя их потом с помощью физиотерапии и тренировок работать. Это дало возможность многим снять аппараты, быть более подвижными и самостоятельными.
* * *
Оказывается, какие мы уже древние, прямо как динозавры. В начальной школе мы застали деревянные перьевые ручки и чернильницы-непроливашки. Готовясь к первому классу, мы шили для этих чернильниц маленькие мешочки с тесемочкой и привязывали мешочек с чернильницей к портфелю, прямо как сейчас всякие новомодные аксессуары.
Моя первая учительница, Печёрина Зинаида Семеновна, брала мою руку с ручкой в свою и помогала выводить в тетрадке палочки и крючочки. За урок она успевала подойти к каждому ученику, благо классы были небольшие, человек по десять - двенадцать. Но учились мы в две смены, так много детей было в санатории, когда мы подросли и достигли школьного возраста.
Школу открыли в небольшом финском домике недалеко от второго отделения, куда из малышкового первого в течение четырех лет переводили детей поближе к школе. Но с нашими способностями преодолевать эти четыреста метров было трудновато, особенно зимой. Нянечкам приходилось носить плохо ходячих детей туда и обратно.
На следующий учебный сезон, вернее на его зимний период, был нанят возница с лошадью и санями. Радости детей не было предела. Путешествие на санях в школу и обратно превращалось в сказку. Да и облегчение для медицинского персонала тоже было существенным. Возница, тихий мужичок пенсионного возраста, жил недалеко от больницы и имел возможность несколько раз в день приезжать к нам. Он помогал нянечкам усаживать нас в сани, потом по нашей просьбе с ветерком доставлял к школе, разгружал. Все это он делал тихо и спокойно, но детских восторгов не разделял, был не особенно ласков. Как всех мужчин, необходимость видеть так много больных детей сразу, навевала на него меланхолию, если не сказать больше. Лошадка его казалась более приветливой. Она не шарахалась от нас, давала себя погладить и принимала угощения.
А красивое центральное здание постепенно превращалось в административное: с кабинетами врачей, регистратурой и приемным покоем. Разрастался и архив - летопись возникновения эпидемии полиомиелита и борьбы с ним. Здесь хранились все наши истории болезни, свидетели нашей детской жизни и совсем недетской стойкости.
Школа состояла всего из четырех просторных комнат и двух небольших коридоров, зато с двумя входами. Над дверью одного красовалась официальная вывеска государственного образца «Средняя школа Республиканской Клинической больницы Аксай». Небольшое крылечко другого входа украшали две тонкие стройные березки по обеим сторонам. К открытию первого учебного сезона перпендикулярно фасаду был разбит большой прямоугольный цветник. По-осеннему нарядный и красочный, он усиливал праздничное настроение всех собравшихся здесь на первую школьную линейку.
Начались наши учебные будни, но они были настолько насыщенные и интересные, что скорее напоминали ежедневные праздники после таких же ежедневных лечебных процедур. Мы усердно занимались чистописанием, в этом нам помогали промокашки и перочистки, о которых хочется сказать отдельно, так как сейчас даже мои ровесники вряд ли помнят такие мелкие детали истории прошлого века. Вдруг кому-то это интересно?
Мягкая промокательная бумага вкладывалась в каждую тетрадку, была в основном белого цвета, но иногда голубой или розовой, что считалось особым шиком. Она служила нам не только по назначению, но и помогала выражать свои увлечения. Кто-то на ней рисовал, кто-то гадал, поставив маленькую кляксу и наблюдая, как по волокнам растекаются чернила. Потом по растекшимся рисункам, как по кофейной гуще, предсказывал себе или соседке судьбу насколько позволяла фантазия.
Перочистка представляла собой небольшую многослойную открытую со всех сторон подушечку, между слоями которой вставлялось перо ручки и, таким образом, оно очищалось от налипших ворсинок. Такие перочистки продавались в магазинах, но мы на уроках труда делали их сами, соревновались в умении, изобретательности и аккуратности. Внутренние слои нарезались из мягкой фланели или все той же промокашки, верхняя и нижняя пластинки делались из чего-нибудь покрепче, например, из картона или кусочков кожи. Скреплялась вся конструкция пуговицей или бусинкой. Форма перочистки тоже зависела от фантазии изготовителя. Вскоре перьевые деревянные ручки были вытеснены авторучками, сначала с пипеточным способом набора чернил, а потом уж набор чернил в них осуществлялся по принципу шприца. Но промокашки и перочистки еще долго служили нам верой и правдой.
Мы учились считать с помощью наборов разноцветных палочек и на маленьких счетах, помещающихся в портфель. Учительница помимо учебника задавала нам забавные задачки, и мы их весело решали. А чтение, вообще, было любимым предметом. Мы уже хорошо научились читать, но предпочитали слушать, как читает Зинаида Семеновна. Она и нас заставляла читать вслух для всего класса. Рассказы с большими диалогами мы читали по ролям, кто-то обязательно читал от автора. Читать необходимо было, соблюдая интонации, подходящие к случаю, за это ставились оценки.
Боря с детства обладал более низким, чем у нас голосом и так бубнил, читая сказку о ледяной лисьей избушке, что его тут же передразнили: - «Бу-бу-бу, бу-бу-бу, была, так была». И вот это бу-бу-бу стало оценкой любого неправильного чтения. В третьем классе мы умели разгадывать и даже составлять кроссворды. К ним нас пристрастила все та же Зинаида Семеновна. Приходя в класс, мы обнаруживали прикрепленный на доске тематический кроссворд, составленный учительницей, отгадывали его, тем самым повторяя пройденную тему.
В четвертом классе мы изучали компас. Это было незабываемое событие. Уроки были совмещены в одно большое путешествие, класс отправился к отделению в обход обычной дороги по границе больничной территории изучать ориентирование на местности. С западной стороны санаторий от соседнего поселка отделяла живописная балка. И вот мы по краю этой балки по неширокой тропе вышли на простор. Зрелище было чудесное. Внизу поселок сверкал крышами еще чистыми, умытыми недавним дождиком. Трава отливала серебром. Аксай в переводе с казахского языка означает белое ущелье. Действительно, белое. Балка заросла особым сортом полыни, который является особенностью растительности нашего края. У этой полыни не темные листья, а слегка припыленные даже с лицевой стороны. С тыльной стороны листики светло серого цвета слегка серебристые.
Здесь же в овраге то тут, то там виднелись кустики джигиды. Это небольшое деревце с узкими светлыми листиками, будто присыпанными мукой. Одно деревце росло прямо около нашей тропинки. Здесь мы остановились на привал, скорее на урок, который был не только о компасе, но и о растениях, о бабочках и стрекозах, о цикадах, хор которых звучал необыкновенной мелодией. В общем, урок оказался больше о Родине. Джигиду рассмотрели очень подробно. Я в первый и в последний раз видела на дереве эти спелые ярко оранжевые продолговатые ягоды, сладкие и вязкие на вкус и пушистые на ощупь. Они яркими капельками красиво смотрелись средь белой листвы. Потом я видела либо деревца без ягод, либо ягоды на базаре. Вместе увидеть это чудо как-то больше не довелось.
Еще белой достопримечательностью санатория были серебристые тополя, высокие стройные исполины - гордость юга Казахстана, очень хорошо приспособленные к резко-континентальному климату. Деревья стройными рядами обрамляли главную аллею, идущую от ворот до знаменитой центральной клумбы. Тополя эти имеют светло-серые, почти белые стволы и серебристые листья. Параллельно аллее тянулся тротуар, обрамленный рядами белоснежных березок. В общем, белого хватало, и Аксай гордо оправдывал свое название. Необыкновенно красивая природа была нам наградой или компенсацией за детскую боль.
Мы любили уроки рисования, на которых учительница щедро делилась с нами и умением лепить из пластилина сказочных персонажей. Иногда она приводила на эти уроки своего маленького сынишку Сережу. Тогда урок превращался в коллективную игру - сказку. Сережка такой общительный и хорошенький был всеобщим любимцем.
На уроках труда мы с удовольствием составляли гербарии, материала для их изготовления в нашей роще было предостаточно. Еще мы раскрашивали парафиновые макеты овощей и фруктов, вязали крючком кружева, шили платья куклам. Все это делалось по правилам и воспитывало в нас аккуратность, усидчивость, вкус.
Однажды, Зинаида Семеновна приготовила сюрприз, она задумала провести урок домоводства, что в условиях больницы было не очень легко. Алма-Атинские дети, к которым родители приезжали регулярно, получили задание организовать в тайне друг от друга и конкретно каждому доставку лука; вареных свеклы, моркови, картофеля; соленых капусты и огурцов. И вот в понедельник после родительского дня на уроке труда мы учились готовить винегрет. Сама учительница принесла только растительное масло. Распределила задание между детей она специально, чтобы наше приготовление было наиболее самостоятельным. Блюдо получилось отменным. На пиршество мы пригласили дежурную работницу кухни, снабдившую нас хлебом и посудой, а также медсестер. Праздник живота получился на славу. Кстати, мы научились закусывать ненавистный рыбий жир, и он уже не казался нам таким противным.
Еще раз такой же праздник мы устроили уже самостоятельно и в отделении по окончании начальной школы, но теперь это был праздник грибов. Грибы росли в роще под березами и карагачами, и тот год выдался для них особенно урожайным. Гуляя в роще мы набрали целое ведерко грибов. Собирать их было трудно, но не выбрасывать же такое добро. Медсестра разрешила нам, вопреки строгим больничным правилам, после пяти часов, когда уже врачей не было, заняться грибами. Она же выделила нам электрическую плитку, на которой в биксе кипятили шприцы, и какую-то медицинскую посудину, напоминающую кастрюлю. Девчонки принялись чистить, мыть и варить грибы, а нас с Валеркой отправили на кухню за луковицей и маслом. С нашими способностями к ходьбе это предприятие оказалось долгосрочным. Мы с добычей вернулись, когда грибы были уже сварены. В той же посудине мы их обжарили, и к ужину необычный для больницы деликатес был готов. Две соседних палаты старших мальчишек и девчонок пировали! Секрет заговорщиков так и остался тайной, нашу любимую сестричку мы не подвели. Ей бы сильно попало за нарушение дисциплины.