Выпускной

Михаил Ливанов
 
Ничего даже отдалённо похожего на всё это Брюс в Царстве мёртвых не обнаружил...

М.Успенский, А.Лазарчук, И.Андронати «Марш экклезиастов»

   ...Вода в роднике была холодная и удивительно вкусная. Родничок был аккуратно отделан камнями и позеленевшими кирпичами. Спускаться, правда, к нему пришлось на самое дно глубокого оврага, где было тихо, и царил полумрак.
   - С нашего выводка никого не видела?
   - Не-а. Разошлись пути-дорожки. И долгов неоплаченных нет. А, ты?
   - «Я чист, я чист, я чист!»
   - Я не о том, чудо. Сам встретил кого?
   - Ну... много кого... сначала налетел на Хоху с Пушистой. Картина маслом... в полшага от Сальвадора Дали: на песчаном пустыре между рестораном и рынком... не перебивай – нет там магазина, снова желтый песок по щиколотку и чахленькие ивы... под лёгким ветерком стоит ярко-синий «форд»-«капрюха» с багажником нараспашку. Хоха дербанит вяленую горбушу и скармливает Пушинке лучшие куски. А в багажнике торчит трёхлитровая банка с чем-то вроде «жигулевского». Уже ополовиненная. Всё это – под «Сувенир из Рио». Поросята...
   - Угостили?
   - А, то... я как раз после «правежа» отходил.
   - Понятно... а, у них как настроение?
   - Боевое.
   - Хм! Ещё бы! Сдается мне, что скоро им шуршать и шуршать. Как медному чайнику.
   - А, мне сдается, что они вполне довольны и особо не торопятся. Пошли наверх?
   - Дай руку… кавалер. Куда ещё погуляем?
   - Куда ты хочешь? Можно подняться на этот холм, с него реку было видно…
   - Нет, не хочу… там…  ну, не хочу, одним словом! Пойдем назад?
   - Хорошо, только пройдём здесь. Мимо стадиона. Так длиннее. Хорошо?
   - Хорошо…
   Свет здесь падал равномерно и как-то сразу со всех сторон, потому, хотя и создавалась иллюзия августовского вечера, закатного солнца справа не было. В остальном – «здесь» всё было, как «там». Даже провода ЛЭП над головой присутствовали, и, как положено –  ровно гудели. Всё - «на высоте», короче говоря. Как и в сосновом бору, где они долго гуляли, любуясь залитыми светом деревьями. Поднимаясь на холмы, спускаясь в прогалины и находя знакомые места. Сейчас они стояли, взявшись за руки на обочине дороги, которую там, в покинутом ими мире, когда-то называли «объездной». Красивая девушка с чуть волнистыми и черными, как смоль волосами. В ослепительно белой блузке. И голубых джинсах - в них удобнее было бродить по траве и гулять по извилистым, усыпанным сосновыми иголками тропинкам. И парень – её ровесник. Тоже – в вытертых джинсах, кроссовках и ковбойской клетчатой рубахе поверх майки, украшенной орлом на груди. Теперь призрачные дома небольшого города, куда они возвращались, были у них за спиной, а прямо перед ними возвышался длинный дощатый забор, окружавший стадион. Кроме ворот, забор был украшен несколькими проломами. Никчемный спор по поводу его цвета они затеяли, наверное, чтобы ещё раз услышать голоса друг друга.
   - Кажется, так и было…
   - Нет, - возразила девушка. - Он был синий… и вот этой лужи, вернее – маленького болота, здесь не было.
   - Как так «не было»? Я же точно помню, как по этим камням люди прыгали. Эта лужа здесь после каждого дождя появлялась и сохла потом неделями.
   - Не надо ля-ля! Мой дом – через дорогу, я здесь все кочки и тропинки знаю.
   - Вот именно, что «не надо»: я сюда тоже почти каждый день мотался. Футбол, хоккей, бассейн, потом  качалка…  Ёлки-палки! Ты когда сюда переехала? Вот она в чём, загогулина!
   Забор посинел, справа появилось его продолжение - вкопанные в землю бетонные столбы с натянутой металлической сеткой. Лужа исчезла. Среди сочной травы побежала утоптанная тропинка, ведущая  к «калитке» в виде разрыва между старым и новым заборами.
   - Как-то вот так!
   - В точку, - в голосе девушки была лёгкая грусть. - Пойдём дальше?
   - Минуту!
На дороге за их спинами негромко лязгнуло.
   - Это что ещё за чучело? – девушка искренне рассмеялась.
   - Немного сюрреализма, а то всё слишком естественно получается.
   В голосе парня звучала гордость: когда они повернулись,  на обочине с другой стороны самой обычной «совковой» дороги (немного потрескавшийся, никогда не знавший разметки асфальт), на фоне небольшого пригорка, на котором стояли кирпичные пятиэтажки с двухскатными крышами (на одной была вывеска «Молоко», на другой – «Прокат»), притулился полугусеничный бронетранспортер времён войны. С гробоподобным, открытым сверху кузовом. Они подошли. От машины пахло бензином, железом и дорожной пылью. На крыле примостилась пара бадминтонных ракеток и воланчик. Игру они затеяли прямо на дороге – вероятность появления здесь бешеного грузовика была заметно «ниже ноля». Воланчик гоняли долго и азартно, пока не запулили его внутрь транспортёра. На мгновение оба замерли, точно ожидая, что сейчас оттуда высунется кто-то рассерженный. Возможно – в каске. И расхохотались, и снова вернулись к машине, рассматривая её уже внимательно. Аккуратнейшие заводские швы сварки и строгая уставная окраска. Дорожная пыль, шлепки масла, вмятины и ссадины. Двери на граненом заду были приоткрыты, и прямо над ними, на вертлюге торчал пулемёт с задранным вверх дырчатым кожухом ствола. Впереди  виделся второй, прикрытый щитком. А на полу у самых дверей  стоял деревянный ящик, заполненный пол-литровыми бутылками с засургученными пробками и зеленовато-водочными наклейками. На ящике лежала фуражка с лихо задранной тульей. Парень ловко скользнул внутрь и вытащил из зажимов на борту карабин с шикарным, ещё ореховым ложем. С гордым видом продемонстрировал его своей спутнице.
   - Плюс пять… ой «пять с плюсом»! – оценила девушка и снова засмеялась. Взяла фуражку и положила вместо неё ракетку.
   - «Плюс сорок» - он кивнул в сторону ящика с бутылками и тоже пристроил на него ракетку. Потом вздохнул и примостил карабин на место.
   - Пойдём уже, затейник…  - она повертела в руках «фургон», примерила парню на голову, оценила и положила назад. - Мало тебя в школе за антисоветчину и неуставные стрижки гоняли... никогда уже не повзрослеешь. Теперь ещё и от дедов за творчество влетит…
   Они поднялись по немного пожухлой траве склона к домам и ступили на тротуар. Парень снял рубаху, оставшись в майке, и небрежно бросил снятую одежду на спинку стула, который был примерно в километре от них в родительской квартире. В  многоэтажке, стоящей за школой. Школу, кстати, уже было видно – в неё упиралась дорога, на которую они вышли. Он посмотрел на свою спутницу и кивнул в сторону прогала между домами – там был её двор. Хотел спросить – не желает ли она там прогуляться, и замялся, не зная каким именем её назвать. «Тогда» её звали… впрочем, какая разница? Имена были «величиной» раз от разу совершенно непостоянной, могла меняться и внешность – но не настолько, чтобы быть неузнанным. Могла меняться и суть – точно в комедии с бесконечными, одна под другой - масками. И мог ли кто-то поручиться, кто и что именно окажется под последней?
    В том дворе она прожила почти всю свою не очень долгую жизнь, хотя мечтала уехать. Из городка маленького в город большой. Он облегченно улыбнулся, когда девушка отрицательно качнула головой - и сам туда не хотел заходить:  боялся увидеть у дверей подъезда крышку гроба с фотографией молодой красивой женщины. «Там» он не успел – позвонили поздно, а он-то, как раз и жил в «большом городе», хотя мечтал остаться в этом уютном городке. «Это было страшно?» - хотел было спросить он.
   - Страшно было последние полгода, когда было понятно, что уже ничего нельзя сделать. Остаётся только ждать. Хорошо, что сын уже вырос… - ответила она, угадав его мысли. - Пройдём здесь? Я любила ходить этим переулком.
   - Я, кстати, тоже…
   Встретивший их здесь в сгущающихся сумерках сюрреализм к их «творчеству» и пожеланиям отношения не имел никакого. И не ожидали они увидеть летнюю площадку, где когда-то «крутили фильму» передвижники, или выступали лекторы общества «Знание» - заполненной людьми. Которые - плотненько, как «в лучшие времена», сидели на лавочках и стояли вдоль низеньких палисадников. А на сцене отжигали массовик-затейник с трубой, как у Карабаса-Барабаса, и его ассистент - неуловимо похожий на мультяшного Паспарту. Парень и девушка переглянулись и растерянно пожали плечами. Они хотели было пройти мимо, но их окликнул «массовик»:
    - Стойте-стойте, дорогие мои! Мимо нас просто так ещё никто не проходил. Пожалуйте на сцену, покажитесь людям.
     Поднялись, показались под одобрительные крики и хлопки в ладоши. Среди почтеннейшей публики мелькнуло несколько когда-то знакомых лиц.
   - Изобразите нам кого-нибудь, Рабочего и Колхозницу, например!  - Массовик сунул им в руки серп и молот. Они тут же изобразили, воздев пустые руки. Смех, аплодисменты.
   - Нет, нет! – вмешался Паспарту. - Серп и молот надо вверх… и местами поменяйтесь. Вот так.
   - Может ламбаду? – меняясь местами, они замерли на мгновение, когда к сидящим на скамейках людям была обращена затянутая в джинсы девичья попа.
   - Нет, не надо! – Паспарту перекричал смех, свист и хлопки. - Мы уже и так вас обожаем! Ну, раз-два-три…
   Они снова изобразили. Уже как положено. Похоже, всем понравилось, особенно Массовику:
   - Браво! Поаплодируем им, друзья мои! Стоя, стоя! Поверьте мне, они этого достойны!
    Они шагнули за сцену и оказались сразу на аллее школьного парка, где было уже почти темно, и шел дождь. Это было странное ощущение: капли «обтекали» их не касаясь, но совершенно естественно падали на листья и асфальт под ногами. 
   - Куда теперь? – на девушке уже было её любимое летнее платье.
   - Посидим у меня? Ты ведь так ни разу там и не была.
   - Уломал, речистый. Как думаешь, к чему был этот показ?
   - Кто же его знает? Но, просто так здесь редко что делается...
   В подъезде дома тоже пахло дождем. Они вошли в квартиру, где был полумрак, и, не включая свет, сидели на стареньком диване, молча глядя друг на друга. Что их объединяло? В общем-то… ничего. Два года его любви к ней. Еще школьной. Первой. Искренней. Так и неразделенной. Он не держал обиды: она была честна и ничего никогда не обещала. А потом у него началась совсем другая жизнь. И у неё. Они и виделись-то после школы пару раз. Почему он сидел сейчас с ней? А, почему бы, и нет? Она «подарила» тогда ему школьный выпускной вечер, он просто отдавал ей долг. Была и ещё причина…
   Им казалось, что они сидели так очень долго. Секунду? Вечность? Время здесь тоже вело себя как-то по-другому. Потом она захотела побыть одна. Он  встал, дал девушке плед, помахал ей рукой из двери и вышел в другую комнату. Поправил на спинке стула небрежно брошенную рубашку. Сел за письменный стол, включил лампу и открыл выдвижной ящик: ручки, карандаши, тетради, упаковка польской жевательной резинки  –  школьные мелочи, среди которых пряталась початая пачка «стюардессы». Наверное – пропавшая ещё в классе девятом, когда он, отдавая дань общему поветрию, тоже выкуривал сигаретку-другую после школы. На самом дне нашлась цепочка с медальоном, на котором была выбита руна – и это слегка отвлёкло его от дальнейших поисков. Он сидел, глядя на руну, что-то вспоминая, потом решительно положил цепочку на стол. В следующем ящике нашлось искомое: пачка листов и тетрадей, несколько файлов, потертый планшет. Письма, дневники, документы и просто бумаги - потерянные, сожженные и просто выброшенные за ненадобностью. То, что ему нужно было ещё раз перечитать. Начать можно, скажем, с этого вот свитка – кстати, ровесника медальончика. Или, вот ещё  документик интересный: «Требуем и призываем вас - сообщать нам в указанные здесь сроки о лицах, живущих или умерших, о которых вы знаете или слышали, что они сделали или сказали что-либо против...». 
   Разбирать такие архивы - всегда интересно. Что-то стало смешным, за что-то по-прежнему стыдно. Что-то переоценивается. А что-то можно и снова переписать и трижды подписаться. Закончив, он встал, подбросил и поймал амулет. «Здесь» у него оставалось ещё одно дело, вернее – встреча. «Поговорить» она хотела... Он и сам хотел с ней «поговорить» - было о чём. Но такие встречи обычно откладывают на «последний момент». Он снова подбросил амулет и хитро усмехнулся. Потом сел в старенькое кресло и опять погрузился в воспоминания, прикрыв глаза...
    После того, как «стыдобищща» закончилась, и дали понять, что на этот раз больше «убивать» и «вправлять мозги» не будут - он ещё долго бродил потеряшкой по каким-то закоулкам, шарахаясь от встречных, пока не очутился в хорошо знакомом ему месте –  в том самом лесочке, где они недавно были. Здесь он сел на землю и прислонился к теплому и шершавому стволу сосны. «Безрассудными руками я сыпал за голенища песок…» Песок был вперемешку с иголками – получалось здорово. Потом... потом набрёл на Хоху и Пушистую, на многих других близких ему людей, и выяснилось, что не всё уж так и плохо...
   Затем  он снова забрёл в кварталы «канцелярии», что поблизости от Врат и что-то там неосознанно искал. Он так и не понял – что. Просто бродил. Но был очень рад, когда увидел открытую дверь  в какое-то помещение, отдаленно напоминающее смесь каптерки и оружейной комнаты, и сидящую там за столом знакомую «морду», которая восторженно поднялась навстречу. Весельчак, выпивоха, человек слова и верный товарищ. Они обнялись.
   - Ну? Я смотрю, ты и здесь опять «сержант»?
   - Я пока здесь «непонятно-кто».
   - Игрушек-то у тебя сколько!- он обвёл восхищенным взглядом оружейные шкафы и пирамиды с самым разнообразным содержимым: - Дай чего-нибудь поиграться.
   - Поиграться? В руках-то удержишь, а? Тогда держи! – Сержант хитро прищурился и протянул ему «калашников» с налётом ржавчины.
   - Это ты «нанотехнологу» отдай -  калибр здесь как-раз «нано». И цвет примерно одинаковый...
   - Не получится - к нему  ещё долго будет не протолкнуться. Аншлаг собран величайший. Снискал «народную любовь». Каждому есть, что сказать, и не всегда словами...
   - Неужто «справедливость восторжествовала»?
   - Ну… в общем – да. Только с другой стороны. Я слышал, что по оценкам «жюри» - испрошенная с такими амбициями роль мегазлодея сыграна была в рамках прохиндея средней руки, которому посчастливилось «украсть генеральские сапоги», - сержант посмотрел на свои начищенные до блеска берцы, в которые были заправлены камуфляжные штаны. - Мелковато получилось супротив заявленного. Вот и сдали его, рыжего,чтоб другим неповадно было замахиваться на кусище шире варежки. Заодно с остальными балбесами, возомнившими себя «демонами», «великими реформаторами» и «величайшими авантюристами», но так и не избавившимися от местечково-колхозной психологии.
   - О, как ты заговорил-то… возьму-ка  я вот это! – он взял в руки АКМ. Играючи выполнил неполную сборку-разборку. - Уложился?
   - Зачёт! – в руке сержанта уже был секундомер. – Мастерство не пропьёшь, как говориться…
   В дверях показались две фигуры смазанных очертаний. Сержант прищурился и положил руку ему на плечо:
   - Слушай, ты погуляй тут неподалёку, а? Пришли ко мне… Игрушку пока с собой возьми…
   Парень вышел в коридор с «игрушкой» в руке… и вдруг понял, что снова хочет увидеть Ворота. Врата. Они же почти рядом. Вот этим коридором до поворота, улицей, тоннелем и снова улицей, ещё поворот и переулок. Ему оставалось свернуть за угол и увидеть их в конце широкого коридора, но сделать это оказалось невозможным: коридор был густо заполнен людьми, и прикрыт завесой - чтобы не тратить потом время в облаве на очередного гонимого там умника, решившего разыграть фарс вместо трагедии и шмыгнувшего за угол. Прозрачная и неодолимая стена, обозначенная мерцающими искорками. А за ней… за ней, по широкому коридору шли люди. Много людей – массовый случился «приход». В основном шли люди «служивые»: пехтура, танкисты и матросы разного цвета и разнокалиберного достоинства – от сопливых кадетов и латинос, пытавшихся выслужить гражданство - до многозвёздных генералов-адмиралов. Пилоты в навороченных, но посечённых осколками и побитых шлёмах. Операторы беспилотников и прочие мастера бесконтактной войны – «ботаники» со сплющенными от сидения в мягких креслах задницами, не державшие в руках винтовки и видевшие войну на экранах мониторов, но получившие таки «game over» наяву. Хватало и штатских с остатками высокомерия и властности на лицах, в  дорогих костюмах. Правда, многие выглядели так, точно их долго таскали за ноги по тротуарам и валяли по помойкам. Пачками мелькали юнцы в новеньких камуфляжках старого образца, извлеченных из каких-то заначек и не успевших толком разгладиться после долгого хранения на складах, и краткого пребывания на своих хозяевах. Пёстрая словом, была компания. Похоже было, что за океаном приключился очередной лютый разгром или природный армагеддец. Или – волна «демократизации» раскочегарилась и вернулась назад, нахлобучив своих создателей десятком Пёрл-Харбор или сотней 9/11. Когда в толпе по ту сторону завесы мелькнуло несколько удивленных лиц, очевидно не понимавших, что тут-то делает человек с АКМ в руках, да ещё в драном, прожженном колете и ботфортах (думал, что снова закатают на перевоспитание в «Бран» или «Бастилию» и решил соответствовать, а потом – так и ходил). Он ухмыльнулся и пошёл назад: действительно – не стоит пялиться на людей, которым и так уже кисло…
   Что касается Ворот, то здесь все пути вели к ним. Вернее к разным их отражениям. А, вообще – это было странное место, где бесконечные канцелярские коридоры удивительным образом переплетались с улицами и переулками древних, и не очень древних, городов. Пройдя очередной короткий коридор, он вышел на небольшую площадь, от которой спускалась широкая лестница, за которой виднелись знакомые створки – наполнявшие души страхом предстоящей расплаты и надеждой на возвращение. Неподалёку от лестницы расположились несколько пёстро одетых молодых людей. Один был в черной с серебром форме, напоминающей стилем штирлице-белогвардейскую, другой – в шикарном клетчатом пиджаке с кожаными заплатами на локтях, остальные – в  кафтанах непривычного покроя, да ещё с кучей нашивок. Некоторые были при шпагах.
   - Уж полночь близится, а Германа всё нет... – задумчиво протянул здоровяк в кафтане. – Неужто заперли с концами?
   - Ну, настолько-то он не накуролесил... – успокоил его кто-то.
   - Ваши ставки, уважаемые!  – обратился к остальным тот, что в пиджаке, отряхивая руки от уголька, которым, видимо, только, что написал на стене «Кот Шредингера мёртв/жив».
   - Прекрати, академик! Он там и за нас отдувается,- осадил его один из парней, сидящий на ступенях.
   - Не надо столько трагизма, – ответил «академик». - Я верю, что всё обойдётся. Просто в любом караване последнему верблюду – всегда тяжелее. Паровозом надо было идти, затейнику...
   Надпись, тем не менее, исчезла. Пронёсся порыв жаркого ветра.
   - Наспоритесь ещё. Дадут возможность,- примирил их бело-Штирлиц. - Девушка вышла... Сама... Молодчага ...
   Действительно – вышла. И держалась весьма уверенно, хоть и выглядела – точно после хорошёй попойки во время тяжелой продолжительной болезни. Впечатление было, что идет она – ничегошеньки перед собой не видя. Знакомое дело. Она уже прошла мимо него этакой заводной игрушкой, когда из-за угла вылетел расхристанный человек, весь в слезах-соплях, и нечленораздельно заорал ей вслед что-то вроде «постой-прости-давай поговорим». Парень оглянулся – девушка застыла вполоборота, глядя на кричавшего. И в глазах её мелькнуло столько боли и отвращения, что руки сами взмыли, сдергивая «калаш» с плеча, и он аккуратно залепил прикладом в лоб набегавшему дурачку. Тот отлетел и уселся  в уголке. «Спасибо...» - прошелестело за спиной, но когда он обернулся – никого уже не было. А он вспомнил, что видел однажды этого перца ещё при жизни: случилось ехать на автобусе, и он как раз на остановке заскочил – поддатый, хорошо одетый, с телефоном возле уха. И кричал напоказ на весь салон, что-то вроде: «Всё у меня теперь есть - и деньги и друзья и бабы, а ты пошла куда подальше. И алименты тебе – только с копеечной официалки, а «уродину свою» – как хочешь, так и поднимай». Тогда ещё по морде надо было двинуть… Запоздало раскаявшийся муж поднялся с пола и сразу очутился в объятиях непонятно откуда появившихся добрых молодцев в форме и фуражках НКВД. Только вот вместо лиц и рук у них была черная клубящаяся пустота. Шустро заломив жертве руки, они поволокли его к Воротам. Лязгнули и заскрежетали створки, горячий ветер погнал по улице пепел и обгоревшие клочья бумаги. Подконвойный окончательно сломался и покорно засеменил ногами, стараясь поспеть за молодцами, тащившими его навстречу скорой расправе и раскинувшейся за Воротами картине завораживающего кошмара.
   Парень с автоматом замер, глядя на ландшафт за Воротами. Что творилось вдалеке – для большинства было неведомо, так как  оттуда мало кто возвращался, а побывавшие там были крайне скупы на слова. Но и видимая через приоткрывшиеся ворота картина «ближнего круга» впечатляла. Не её ли «видел» Вагнер, когда творил своих «Валькирий». Чёрно-багровое «небо», реки раскалённой лавы, вспыхивающие фонтаны огня, которые - то вырастали до угольно-чёрных туч, то кружили над самой «землёй». На его глазах выросший внезапно огненный вихрь выхватил незнамо откуда чей-то персональный, судя по окраске «боинг» и швырнул его на раскаленныё камни – отсюда ещё никто не ушёл «обиженным», но мало кто удостаивался сомнительной чести угодить прямо с корабля на бал, минуя предварительное следствие. Бизнес-класс грохнулся рядом с обожжёнными огнем и нестерпимо жаркими ветрами руинами города, над которыми возвышались остатки оплавленной телебашни. Полыхнул керосин. Кроваво-красные отсветы заиграли на видимых прямо отсюда башнях здешней копии Тауэра и черепичных крышах Брана - легендарного замка Дракулы.  И стёклах здешнего новодела - ГАЗПРОМовской высотки, построенной, якобы специально для нужд топ-манагеров от нефтегазовой и прочих сырьевых отраслей. В Бране ему самому в прошлый раз довелось побывать – хоть и ненадолго заглянул (по касательной, так сказать прилетело), а хватило, чтобы сделать некоторые выводы на будущее.  В первую очередь – что не стоит тащить в подвалы всех подряд под девизом «по ходу разберёмся», «лучше переперчить, чем недосолить» и «Господь отличит своих», на ходу обувая клиентов в испанские сапоги. «Весело» было в здешнем Бране. Куда веселее, чем в его конторе во время оно. Однако, в высотке, наверное, было ещё фееричнее. Иначе, с чего бы это (по рассказам побывавших в окрестностях) опоясывать  здание на уровне третьего этажа  «периметром безопасности»,  который принимал бросающихся с крыши и верхних этажей пациентов. Нет, те, что решили сигануть - убивались качественно, а назначением периметра было не мешать работающим непосредственно под стенами,  заодно - собирать ошмётки прыгунов и отправлять их назад к месту дислокации.
   Парень точно «Коммандо» закинул АКМ за голову, глаза его хищно сузились, а ноги сделали непроизвольный шаг вперёд…
   - Беда с этими новопреставленными!
   Он вздрогнул и обернулся – стоявший рядом сержант устало и грустно глядел вслед удаляющейся процессии.
   - Накосячат всласть, а как отвечать – истерика начинается. Да ещё пытаются дисциплину хулиганить...
   - Почему... НКВДшники? Очередная дань моде? – его отпустило, а Ворота с  тяжким грохотом закрылись.
   - Всё в мире изменил прогресс. Как быть? Меняется и бес. Тут до смешного иногда дело доходит. Уже на моей памяти нацик бузотёрить попробовал: разорался, рубаху на себе рванул, так его ребята из «Grossdeutschland» к порядку призвали. Он им «зиг», типа - привет братва, а они его снесли, как кеглю и давай сапоги полировать об тушку. А знакомый рассказывал, как сюда один за другим грохнулись два финансиста из богоизбранных и начали на пару права качать. Одного усмиряли жлобы в косоворотках – топоры только за поясами не торчали, а второй угодил в объятия здоровяков в кипах и с пейсами до пупа, и так они им красиво ворота в другую сторону открыли, что косяки затрещали. Сколько было возмущения и непонимания... Говорят, Петр Ионыч сам на них рявкнул сначала. Дескать, может у вас ещё и пальто принять? А потом, когда их метелить начали - чуть ключи со смеху не растерял...
   - Весело тут у вас...
   - Не соскучишься! Самоубийца недавно мелькнул... душераздирающее зрелище. - лицо его передернулось. Какое-то время они просто стояли и молчали, думая о своём.
   - Наигрался? – сержант кивнул на АКМ.
   - Да, держи. Спасибо…
   - Ты, это… заходи если, что…
   - Лучше уж вы к нам…
   - Это, смотря куда...
    Они поняли друг друга, и рассмеялись. Расстались, хлопнув по плечам, но уже в паре шагов ожидала следующая встреча – посереди коридора, расставив ноги, обутые в мягкие сапоги, и положив руки за широкий клёпаный пояс со скрамасаксом в ножнах, стоял Наставник. Делать вид, что ты тут мимокрокодил - было всё равно, что спорить с ГАИшником, свернув через две сплошные у него на виду.
   - Ну-с, батенька, и что мы тут забыли? Ничего? Ну-ну…
   «Батенька» замялся, думая какую из правд сказать, но тут на выручку ему пришёл ожидаемый всеми «Герман»: снова  дохнуло жаром, из распахнувшихся ворот хлынул поток горячих камней, и по ним на подламывающихся ногах, спотыкаясь и падая на четвереньки, выехала измочаленная фигура в дымящемся отрепье. Под одобрительный гул комитета по встрече - человек  собрался силами и поднялся по лестнице, обвел присутствующих задорным взглядом (насколько это было возможно в таком состоянии) и хрипло откашлялся.
   - Не всё ещё потеряно, коршуны мои! – выдал он и примерился плашмя грохнуться носом  в брусчатку, что и сделал бы, не подхвати его под руки встречавшие. Академик расхохотался, и ласково обозвал укладываемого на широкий парапет человека «мордой»  и «неугомонным», и добавил, что тот всех их «ещё непременно доведёт  до цугундера».
   - Красиво вышел... Замрите ангелы, смотрите - я играю... - протянул Наставник уважительно, и направился в их сторону. – С интересом поглядим, до чего ты доиграешься...
   Парень повернулся и свернул за угол, улыбнувшись - «наказания без вины не бывает». В прошлый раз, его самого  - то ли вынесли, то ли просто выбросили.  А в этот…  ну по большому счёту – вышло так, что не убивал и не приказывал убивать, не крал, и с «прелюбой» – тоже обошлось. «Давить на гирю» и «плутовать с отвесом» он считал ниже своего достоинства. Не говоря уж о том, чтобы отнимать «молоко от уст детей» и разнообразно мародёрствовать. И на «хозяйство» Богов  - в этот раз тоже не покушался. Получилась тяжкая и монотонная работа с мизером соблазнов, сродни прополке бескрайнего поля или разгрузке бесконечного вагона с чугунными заготовками.
   От воспоминаний его отвлекло тактичное покашливание на кухне. Он улыбнулся – не иначе, как  снова хочет пообщаться тет-а-тет один хорошо знакомый. Встав, молодой человек открыл дверь платяного шкафа, и снял с вешалки обильно шитый серебром камзол, который небрежно  одел прямо поверх майки.  Высокие сапоги неплохо подошли к потёртым «техасам», а тяжёлый клинок на шикарной перевязи мог украсить и совершенно голого человека. Задумавшись на мгновение, он  опустил в карман камзола цепочку с медальоном, и вышел из комнаты в крохотную прихожую. Через открытую дверь на кухню было видно человека, сидящего за столом. Одобрительно оглядевшего его с головы до ног, когда он вошёл в маленькую кухню.
    - Что будет угодно благородному дону? Травку? Понюшку? Девочку?  - Наставник, ухмыльнувшись, извлек из воздуха пару серебряных стаканчиков, поставил их на стол. Рядом появилась покрытая пылью и паутиной бутылка. Наставник взял её и чуть наклонил - пробка вылетела и укатилась в угол.
   - По-моему, сами звали?
   Наставник, развалившийся на стуле, доброжелательно улыбнулся. Был он сейчас в мундире гауптмана кайзеровской армии. В глазу торчал монокль. Китель, правда, был нараспашку, и напоказ светилась майка с надписью «Онотоле».
   - Prosit! – он поднял свой стаканчик. Выпили. Плохого вина здесь не водилось. - Тема есть... Таки скажите мне что-то за тех двух алкоголиков с пустыря. Ну, или хотя бы соврите что-нибудь, во что не стыдно поверить.
   - Ну... Славные ребята...
   - Короче!
   - Кратко своё восхищение могу выразить лишь в грязной, матерной форме.
   - Понятно... То-то за них так упёрлись, точно за сторожку лесника в том анекдоте. Хорошо, я вас понял! – уловив ироничный взгляд, направленный на «Онотоле», наставник выпрямился и застегнул все пуговицы. Бутылка и посуда исчезли.
   - Also! Вернёмся к нашим играм. Я вами недоволен, - в голосе зазвучал металл, на скулах заиграли желваки, и переход на «вы» тоже не сулил ничего хорошего. – Никаких возражений! Сами понимаете, что я не располагаю такими возможностями, запасами терпения и времени, чтобы до бесконечности переливать из пустого в порожнее. Отчитаться, огрести по делам своим, и снова начинать «на колу мочало». Тогда как кое-кто уже начинает двигать тему в направлении, что вы держите в кармане здоровенную фигу. Я сам знаю, что «не прокатит»! И не собираюсь ставить вас на одну доску с хитрожопыми фраерами, что поклонялись святыням по спецпропускам, и колотили лбами элитный паркет в спецхрамах... Не собираюсь… ни в этот раз, ни - в предыдущие. Сами знаете - фарисейство было изобретено задолго до того как его разоблачили, и даже раньше, чем были придуманы способы сдать зачет по Молитве отрицания.
Но, вы добровольно впряглись в другие игры, и претендуете на нечто большее, чем роль безвольного статиста с возможностью «немного пошалить» и ему за это ничего особо не будет; или «гульнуть» на зависть остальным, и в раз спустить все активы, в надежде, что потом отмажут. Короче - вам нужно проявить решительность. И определитесь, наконец... Это ваше шатание... и шатание по определённым коридорам, с завороженным любованием ландшафтами по ту сторону известных Ворот. Если уж желаете начать карьеру там, то  должность младшего истопника при семнадцатой сковородке сто второй геенны огненной для начала, думаю, гарантирована уже сейчас.  Там тоже недостаток кадров, но ещё и при переизбытке клиентов. Ещё и потому, что подавляющее большинство этих, иху мать, соискателей отправляется навечно в дальние круги - всякий умник, обобравший беспомощных стариков в масштабе губернии, или конченный дебил, расстрелявший детский сад уже считает себя достойным «рогов и копыт»… Что ведёт к дальнейшей нехватке персонала и так далее. Замкнутый круг какой-то... (по лицу Наставника скользнула ухмылка) Иногда мне кажется, что конкурирующая фирма сама себя загнала в хорошую ловушку: собирают такой урожай, что уже не хватает мощностей для хранения и обслуживания. И выбраться из неё можно лишь получив «добро» на масштабную утилизацию. Впрочем, и у нас искренне обижаются, получая вместо арфы – арфой по башке. Мда… не понимают люди, чего от них хотят. Но, мы отвлеклись… Так вот! «Там» не легче, мягко говоря. А лиц, от которых вас будет воротить - больше, чем достаточно. Не приживётесь вы там, дорогой мой, попомните мои слова... Итак... ещё раз внимательно всё обдумать и сформулировать. И больше никаких «ни Богу свечка, ни черту кочерга». Ещё на заход нас просто может не хватить... Понятно?
   «Понятней» было некуда. Воротник был расстегнут, а на столе снова появились стаканчики.
   - Я одобряю твой выбор, - Наставник окинул взглядом шпагу в ножнах. - И тот, что будет ждать тебя в квартале отсюда – тоже.  И «выше» - одобрили, но это был твой выбор. Доверие, ё… цени! Смотрите, не облажайтесь. Ну… на посошок!
   Когда встали, Наставник улыбнулся и хлопнул его по спине: «Ну же… нажми на клавиши, продай талант!»
    Они расстались. Наставник вышел в пахнувший сыростью подъезд, а он вернулся в комнату. За окном по-прежнему шумел дождь, и было почти темно. На другой стороне неосвещенной улицы можно было различить контуры  трёхэтажки напротив и пристроенного к ней ателье. Пора было собираться. Аккуратно сложив назад всё, что было извлечено из ящиков стола, он заглянул в полутёмную комнату, где оставил девушку. Та лежала, укрывшись пледом. Прикрыв глаза и сложив губы в улыбку, которую можно часто увидеть у спящих детей. «Это – правильно. Только на этом свете и отоспишься!» - у него самого это пока так и не получалось. Что она, интересно, видела? Прошлое? Будущее? Он поправил плед и посмотрел ещё раз, прощаясь. Он уже знал, что больше её не увидит. Никогда. Не только, вернее - вовсе даже не потому, что «мне нравилась девушка в белом, но теперь я люблю в голубом». Просто дальше дороги их окончательно расходятся. И ему уже пора, а она ещё останется здесь…
   Он подошёл к двери квартиры, оглянулся, стоя в проёме  – это была уже не его квартира. Всё неуловимо изменилось. За входной дверью, вместо ожидаемой лестничной площадки, оказался асфальт тротуара, ведущего в большой уютный двор, который окружали двухэтажные желтые и розовые дома. За спиной щелкнул замок, он обернулся – там уже была улица, вдоль которой стояли такие же дома, и росли деревья. И был погожий день. Проехал «икарус» - «гармошка». Даже не привычного оранжевого цвета, а совсем уж «из детства»  – белый, с красными полосами.  Во дворе непременно найдутся  арка или ворота, через которые можно будет «выйти». И лавочка, где обязательно надо посидеть на дорожку. Тем более, что его там уже ждут, чтобы, как и обещали, поговорить. Он улыбнулся, и подбросил в ладони цепочку с медальоном  -  простенькая уловка: нужно отдать ей, чтобы потом, когда встретит, не испытывать никаких сомнений и вписать свою строку в легенды о той, что «с первого взгляда». Ну, и поговорить. О  прошлом. О будущем  – нет смысла: оно, как обычно, не предопределено…