Три часа лёта без посадки. Один раз не очень сытно покормили: кусочек хлеба и куриное крылышко. Я был рад и этому, не рассчитывал на халяву, чуть заморил червячка.
В иллюминатор бесполезно смотреть, из-за ночной темноты внизу почти ничего не видно, а серые облака надоедает рассматривать.
Сна ни в одном глазу. С лёгкой тревогой ждал встречи с уральской зимой. Никогда в жизни не приходилось сталкиваться с большими морозами. При посадке самолета объявили:
— В аэропорту –30.
Позже мне сказали:
— Тебе ещё повезло, до этого стояли морозы в – 43.
Но и тридцати градусов вполне хватило, пока шли двести метров от самолета к старому одноэтажному вокзалу, чувствительно продрог, но, в тёплом и тесном помещении, быстро согрелся.
Прилетели поздно ночью, и я не решился, в темноте, разыскивать дом Яши. Прождал до утра, сдав тяжёлый чемодан в камеру хранения.
В зале ожидания свободных мест нет, всё занято безликими лицами, никто не запомнился, то ли мне недосуг присматриваться к кому-либо.
На переполненном автобусе доехал до шоссе Металлургов и сошел, потому что никто не знал, где мне выходить. На самом деле, надо было сделать большую петлю по городу на этом автобусе, и выйти на этой же улице, почти в конце маршрута.
Поэтому мне сейчас пришлось идти очень долго, около трёх километров, вглядываясь в чётную нумерацию домов, стоящих на значительном расстоянии друг от друга.
Больше опасался за свои войлочные ботинки. Но ничего, терпеть можно, хотя в драповом пальто холодновато. Здесь их носят, как демисезонные, а у меня превратилось в зимнее, каким оно и было в Батуми.
Вся семья Дильшнайдеров дома. Родители и пятеро детей в трёхкомнатной квартире в 33 квадратных метра, а тут ещё меня угораздило заявиться. Понравилась сестра Яши, рослая, розовощекая, кровь с молоком, прелестна в свои 14 лет, долго ждать совершеннолетия.
В зале с полуметровым заснеженным балконом и телевизором с белёсым, засвеченным экраном, меня угостили манной кашей, почти не насытившей, и я поехал за чемоданом на вокзал.
На этот раз не пришлось идти так долго, автобус привёз почти к самому дому, который стоял во дворе, а в примыкающем доме на первом этаже находился пункт проката, которых я никогда не видел.
Власти в Батуми не видели в них необходимости. Да и здесь, в помещении, никто не толкался, я, лишь поглазел, любопытствуя. Приёмщик скучал в безделии, да и выбор товаров ограниченный: резиновые надувные лодки, палатки, спиннинги, большие чёрно-белые телевизоры за четыре рубля в месяц.
Все мандарины и пучки редиски отдал матери Яши, зная, что всё это у них в дефиците, и на рынке не купишь. Возможно, оно и было на рынке, но мне это было неизвестно.
На маленькой кухне газовая плита. Газ жгли, не жалея, плата почти символическая, фиксированная, три рубля в месяц, счётчика нет.
Вечером меня отправили в ванную, тесно заставленную вещами, что не удивительно при таком скоплении живущих.
Шторки на ванне не было, и я старался мыться под душем осторожно, не плескать воду на пол.
Пожалуй, я впервые в жизни мылся в ванной, горячую воду не жалел. Показали на узкую односпальную койку, видимо, одному из братьев пришлось спать у друзей, я лёг, и моментально заснул, без сновидений.
На следующий день пошли с Яшей по цехам металлургического завода, расположенного на колоссальной территории.
Корпуса цехов причудливо разбросаны, казалось, бессистемно. Без Яши я бы заблудился и долго искал, куда нужно идти, и спросить некого, людей на улице не видно. Даже потерял ориентировку: откуда пришли, и куда нужно возвращаться, что со мной редко происходит.
Долго ходили по тёмным корпусам. Лишь в металлопрокатном цехе начальник согласился взять меня стропальщиком с зарплатой в 170 рублей.
Я таких денег никогда не получал, и согласился. Огромные, мрачные цеха подавляли, чувствовал себя букашкой, неуютно. Но выбирать не приходилось.
Плохо, что послушался совета матери, не выписался, и теперь не мог сразу же устроиться на работу. Пришлось, послать паспорт на выписку, и ждать, когда он вернется.
В тот же день мне дали место в общежитии без всяких медицинских комиссий, хотя симпатичная начальница, лет тридцати, имела полное право отказать в месте, потому что у меня не было паспорта.
Я, лишь две ночи, переночевал у Яши. У них старый телевизор с изрядно подсевшим кинескопом, проработал более десяти лет, и сейчас всё, как в белёсом тумане, нет контрастности.
Понравился новогодний концерт, особенно номер с большим матерчатым тигром, управляемым двумя парнями, под песню Луи Армстронга «Хэлло, Долли!» Позже этот номер часто повторяли на телевидении, и я вспоминал Челябинск 67 года.
Под вечер пошли к другу Яши, в квартал однотипных кирпичных хрущевок, и такими же, малогабаритными квартирами — стране, хронически, не хватало жилых метров, вот, их и экономили, заставляя людей тесниться.
Пока друзья разговаривали, я подошел к радиоле и поставил пластинку с песней из плохенького фильма «Зайчик», сюжет которого быстро забылся. Нехитрая мелодия почему-то очень нравилась, западала в душу.
Паспорт всё не приходил. Свободного времени много. И я решил, что можно попробовать подыскать работу и получше.
Во всяком случае, надо попытаться, хотя бы, по своей новой специальности, холодильщика.
Из объявлений узнал, что на городских складах есть холодильные установки, но заведующий складами не проявил энтузиазма при встрече, да и заработок в 110 рублей меня не прельщал.
На третий день Яша сказал:
— Если нужны деньги, возьми сколько надо. Лежат в чулане. Заходи и бери.
Мать осталась без денег, а тут ещё, вынужденный простой. Почему бы и не взять деньги, потом расплачусь.
Странно, почему он сам не дает, а предлагает взять? Зашел в чулан. Деньги лежали стопочкой на полочке, все красные червонцы. Взял пять штук. Вышел, показал. Доверие доверием, но, как бы оно боком не вышло, лучше перестраховаться.
Яша работает крановщиком в горячем литейном цехе, сменяясь с напарником, каждые два часа. Получал в месяц 350 рублей. Огромная для меня сумма. Неудивительно, что у него деньги лежат стопочкой. Родители брали у него только на питание. Мог бы хранить деньги в сберкассе.
В этот же день выслал матери деньги, и одной заботой, что мать без денег, стало меньше. Но, теперь я в долгах. Страшно не люблю занимать. Ощущение долга грузом лежит на плечах. Жаль, две недели ушли впустую.
Днем ходил по улицам, привыкал к городу. Заметив парикмахерскую, вошёл, давно не постригался. Два зала. На стульях, в ожидании, сидят люди, но мастеров много, занял очередь, авось, не долго прожду.
Рядом мужчины, лет сорока, разговаривают между собой, то ли знакомы, то ли сейчас познакомились. Один говорит:
— Я только к своему мастеру хожу, поэтому иногда пропускаю свою очередь.
Для меня это новость, что можно ходить к своему мастеру. Мне всё равно, кто будет меня стричь. Цены во всех городах Союза одинаковы, не разорюсь на стрижке.
Через полчаса ожидания меня пригласили к мастеру. Тем более мне спешить некуда, и без того, стараюсь убить свободное время, да так, чтобы не тратить деньги.
Всё же, дождался паспорта, и за один день всех обежал, собрал нужные подписи. На следующий день вышел на работу в бригаду стропальщиков.
Все молодые ребята, работа физическая — сортировать тяжёлые металлические листы вручную, перекидывая из стопки в другую стопку, попадались неликвидные листы, упаковывали металлической лентой.
Закончив, махали крановщице, которая под потолком ездила по направляющим балкам, следила за нами, и, в ту же минуту подъезжала к нам и опускала стропы.
Мы, споро, делали обхват, и отправляли пакет на склад. За смену каждый из нас перекидывал несколько тонн. Для молодых не трудно. Полезно, тренажёрного зала не надо.
Почти каждое воскресенье приходил к Яше, и мы куда-нибудь отправлялись гулять. Рассказывал о местных достопримечательностях, что на озере Карачае хорошая рыбалка, но там запретная зона.
Вообще, здесь много запретных зон и даже закрытых городов, вроде «Челябинск-40».
Яша, то ли не знал, то ли не говорил, чтобы не пугать меня, что 29 сентября 1957 года произошла крупная ядерная авария на производственном объединении "Маяк", находившемся в засекреченном городе Челябинск-40, ныне носящем имя Озёрск. По количеству выбросов и тяжести последствий, она занимает второе место после Чернобыля. Эта авария также имеет тривиальное название — Кыштымская катастрофа. Дело в том, что город Озёрск (Челябинск-40) был засекречен вплоть до 1990 года, а Кыштым — ближайший к ПО населенный пункт.
ПО "Маяк" занималось переработкой и хранением отработанного ядерного топлива, однако существует неофициальная информация о том, что на ПО занимались разработкой атомного оружия. Но в любом случае, количество высокорадиоактивных материалов, хранящихся на территории ПО, было огромным.
29 сентября 1957 года, в 16:22 по местному времени, произошёл взрыв банки № 14 комплекса С-3, в емкости из стали и бетона находилось 300 кубометров материала, 80 из которых были высокорадиоактивны. В результате взрыва бетонное перекрытие толщиной более метра и весом около 160 тонн было отброшено на 25 метров, а около 20 млн кюри попало в атмосферу.
Часть этих веществ поднялись на высоту в 1-2 километров и образовало ядовитое облако, выпавшее в окрестностях и создавшее так называемый Восточно-Уральский Радиоактивный След, оказались загрязненными 217 населенных пунктов с общей численностью населения 272 тыс. человек. От радиационного облучения только в течение первых 10 дней погибли около 200 человек, общее число пострадавших оценивается в 250 тысяч человек, авария была оценена в 6 баллов по международной семибалльной шкале».
Радиоактивных отходы сбрасывались в реку Теча и озеро Карачай. Накопилось до 120 миллионов радионуклидов. Люди жили рядом, пили воду из реки и не знали, отчего быстро умирают.
Шпионы США брали пробу из этих водоемов, настолько загрязненной радиацией, что у руководителей ЦРУ не укладывалось в голове, сочли провокацией КГБ, мол, специально подсунули, дабы дезинформировать. Они не могли поверить, что наше правительство, столь наплевательски и преступно, относится к своему народу. Они перестали доверять своим шпионам и, лишь спустя много лет поняли, что доставленные пробы не врали.
Власти ставили эксперимент над своими людьми, как долго проживут после заражения? Как будет протекать болезнь? За знание нужно платить деньги, а тут, бесплатные подопытные кролики.
Всё это мы не знали, и радовались, что у нас много секретов от врагов. Уж, коли мы, ничего не знаем, то шпионы и подавно, ничего не узнают.
Морозы упали до –20. Я переносил морозы довольно сносно, хотя в моем пальто довольно прохладно на улице, но для меня главное, чтобы не мерзли ноги в войлочных ботинках.
Комната в общежитии на три койки. Старожилом — грузноватый Витёк, немного выше меня. От частых перепоев похож на бугая с красной мордой, да и выражение глаз не очень осмысленное, не интеллигентное. Ходит, прихрамывая, экзема поразила ноги, чуть ли не до колен.
Сильно запущенный дерматит, долгое время не лечил. При такой болезни пить водку, категорически, нельзя, а для него водка — единственный смысл в жизни.
Работает на станке обдирщиком металлических слитков. Хорошо оплачиваемая работа. Хватало на водку, еду, и ещё откладывал на сберегательную книжку, что для меня являлось верхом состоятельности.
Ко мне относился дружески, даже, несмотря на то, что я отказался с ним пить водку, сказав, что, вообще, не пью. И долго выдерживал эту тактику, понимая, что раз, дав потачку, потом придется пить, чуть ли не каждый день, прилипнет, а мой бюджет не выдержит лишних расходов.
И, все равно, он каждый раз стремился меня пригласить, раздавить с ним бутылку. Подразумевалось, что в следующий раз я буду обязан выставить ему, и так, без конца.
Третий парень скоро уволился, и долгое время мы жили вдвоем, пока не подселили паренька, который ничем нам не досаждал, вёл себя скромно.
С первой же получки отдал за два месяца проживания в общежитии, выслал матери, которая так и не работала, да и не собиралась устраиваться, её такое положение, вполне, устраивало. Пусть у сына болит голова.
Я же, себе оставил только на питание, и на вещи первой необходимости, купил пару маек, пару сатиновых трусов в просторном магазине напротив общежития — немного удивило отсутствие покупателей, в батумских магазинах всегда толкотня.
Продолжение следует: http://proza.ru/2012/07/15/310